припаркованного «фольксвагена»-жука и уставилась в низкое ночное небо, не только продолжая злиться на этого нью-йоркского умника, но и расстраиваясь из-за того, что брат ввязывается в споры, не владея материалом и не умея отстаивать свои взгляды. Бедный Адам, он так легко подставился. Я-то знала, что при всем том он отнюдь не дурак, но в этой жизни слишком многое решает уверенность, которой брат когда-то был наделен в изобилии, а теперь от нее не осталось и следа.
Через несколько минут Боб и Адам подошли к машине.
— Извини, что не сдержался, сестренка, — неуверенно сказал Адам. — Я просто не в форме, устал с дороги. Отосплюсь и буду как новенький.
Он приобнял меня и поплелся искать свой «бьюик».
На следующее утро на футбольном стадионе Боудина Адам был бодр и излучал оптимизм.
— Отличный денек, правда?
— Да, хороший.
— Для сведения, — сказал Адам, когда мы направлялись к трибуне, — я сегодня утром говорил со стариком. И Ее Королевским Сплетничеством. Обоим было безоговорочно заявлено, что Роберт О’Салливан — хороший вариант, так что они должны за тебя радоваться.
— Как они это восприняли?
— Разумеется, ужасно.
Я от души рассмеялась, радуясь, что впервые за долгое время брат снова демонстрирует свой сарказм и ехидство.
Тем более что он добавил:
— Я велел отцу десять раз прочесть розарий [42], от этого он себя чувствует лучше. Он ответил совершенно так, как подобает ирландскому католику. Сказал, чтобы я отвалил на хер.
Я снова засмеялась и сказала:
— Идем, игра вот-вот начнется.
Мы заняли свои места на трибунах, по дороге я без конца здоровалась с многочисленными приятелями Боба.
— Вижу, ты знакома со многими спортсменами.
— Это друзья Боба, не мои. Ты, возможно, в курсе, что я никогда не переступала порога братства Бета. А сейчас, когда Боб выходит из него, меня, видимо, считают опасной, как чума… заразила и похитила их брата…
— Знаешь, я, пока учился в колледже, тоже был весь из себя братский чувачок.
— Я помню.
— Мы были вот такими же противными, горластыми дебилами. Выходя из этого племени — становясь независимым, — твой парень, по сути, говорит всем остальным: я могу добиться большего. И это видно: он может и будет добиваться большего. Я вот не смог так же, как Боб. Но я и не такой способный, как он.
— Не говори так.
— Почему? Это правда. Он такой же умный, как ты, а это что-нибудь да значит. Питер — тоже талантище. А что я? Лох лохом. Никогда не любил учиться. Никогда не стремился добиться успеха. Всегда ломал голову над тем, как получше устроиться в жизни. И всегда себе отвечал: я недостаточно хорош, чтобы на многое рассчитывать.
— Но в Чили ты, кажется, процветаешь.
— Ага, цвету и пахну! Хотя, знаешь, в пустыне Атакама, вообще-то, очень круто. Она прямо рядом с Андами, так что, считай, высокогорье. Реальное высокогорье. Я научился ездить на лошади. Представь, я верхом на лошади, в пустыне, на высоте шести тысяч футов, в Южной Америке. Просто сказка какая-то. Я там пристрастился ходить в походы с одним из местных, Альберто, почти каждые выходные. Он классный парень. Вроде как наш подручный.
— В каком смысле?
— Ну, он посредник, когда дело касается отношений с шахтерами и их боссами, полицией и бандершами из местных борделей.
— В пустыне Атакама есть бордели?
— Это шахтерский город. Естественно, публичные дома там есть.
— И вы их курируете?
Адам нервно передернул плечами:
— Одно могу сказать: там, наверху, не так уж много незамужних женщин. Одиночество очень ощущается.
— А чем именно ты занимаешься?
Еще одно нервное пожатие плеч.
— Так, разным. Тебе будет неинтересно.
— А ты попробуй.
— Часто мотаюсь в Сантьяго и обратно. Координация денежных поступлений, бюджет… все такое. Честно говоря, если бы я делал ту же работу в штате Нью-Йорк, уже сдох бы от скуки. А там, в Южной Америке… ну, иногда я говорю себе, что живу как в романе каком-нибудь. Тем более что никому не понятно, что дальше будет при Альенде. Началась национализация. Все только и говорят о том, что в течение года максимум государство прихватит и нас. Еще ходят слухи, что Альенде создает собственный КГБ — тайную полицию для устранения всех противников его режима.
— Он же победил на выборах, так?
— С минимальным перевесом.
— Потому что участвовали еще две партии, кажется? Выборы ведь не были сфальсифицированы, правда? Это означает, что Альенде был избран демократическим путем. И еще это означает, что ты не можешь называть его правительство режимом.
— Даже если так оно и есть на самом деле, дайте ему два года, и эта страна превратится в Кубу. Никакой свободы… Ограничения на передвижения… Ты либо сторонник партии, либо враг государства.
— Вижу, папа основательно над тобой поработал.
— Не надо меня унижать, у меня могут быть и свои суждения о подобных вещах.
— Извини. Но все-таки о папе… ты его часто видишь?
— Да он постоянно в разъездах, мотается туда-сюда между рудником, Сантьяго и Нью-Йорком. Иногда нам удается выкроить часок, чтобы выпить пару ядреных писко. А так я все время сам по себе.
— И что же у него за «грязная работа»?
— Я уже ответил по телефону.
— Скорее уклонился от ответа.
— Наш рудник собираются национализировать. Чтобы держать руку на пульсе, приходится подкупать людей в правительстве, больших шишек. Социалисты любят взятки, как и все остальные. Я ответил на твой вопрос?
— Ну, наверное, — протянула я.
Адам ни в чем меня не убедил, но я понимала, что нечего и рассчитывать на искренний ответ.
— Значит, тебе там нравится? — спросила я.
— Не с кем словом перекинуться. Даже нет телевизора. Кино тоже нет. Вечерами бывает тоскливо.
— Попробуй читать.
— А вот это не мое.
Началась игра. Тему пребывания Адама в Чили пришлось закрыть. Матч был напряженным и жестким. Футболисты Тринити играли грубо, не гнушались запрещенных захватов и подсечек. Но ребята из Боудина все равно были сильнее, а когда какой-то дефенсив лайнсмен [43] кулаком дал Бобу под дых, это заметил судья и закрыл глаза на то, что Боб в ответ лягнул его по ноге бутсой. Бобу даже удалось сделать тачдаун на тридцать ярдов после того, как после фамбла он овладел мячом и бросился к энд-зоне. Мы все вскочили на ноги и кричали, когда Боб провел этот фантастический прием, дав возможность Боудину одержать победу со счетом 21:17.
Когда после финального свистка мы шли к игрокам, Адам подтолкнул меня в бок:
— Твой парень — молодец! Бесподобно играл. Надо же, ну кто бы
