- И кроме того, насколько мне известно, входите в состав Болгарского революционного центрального комитета?
Ботев обратил внимание, что Игнатьев полностью и правильно выговорил название организации.
- Вам известен состав нашего комитета?
Игнатьев рассмеялся:
- Моя агентура не ограничивается Константинополем. Я неплохо осведомлен о настроениях болгар. Как, впрочем, и вы, вероятно, о моих, иначе вряд ли пришли ко мне.
- Да, нам известно, что вам не безразличны дела славян, - согласился Ботев.
- Так что же вам от меня нужно? - прямо спросил Игнатьев. - Оружие? Деньги? Протекция?
Ботев покачал головой.
- Я пришел, пусть не покажется вам это странным, просто поговорить. Если, конечно, это возможно в наше непростое время и совсем не простых обстоятельствах.
Игнатьев прищурился, поднял со стола колокольчик, коротко звякнул. В дверях тотчас возник "лакей, должно быть", подумал Ботев, - в серой куртке, с серыми бакенбардами, с выжидательным выражением лица.
- Позволите предложить вам кофе? - Игнатьев, даже не взглянув на лакея, обращался к Ботеву.
На круглом столике, как на скатерти-самобранке, появились кофе, сухое печенье, коньяк.
- Что ж, здесь мне не часто доводится просто поговорить, - Игнатьев выделил два последних слова.
Он сам пододвинул гостю чашку, сам разлил в рюмки коньяк.
- Рекомендую. Мой любимый. - Посол желал быть гостеприимным. - За Болгарию?
- За Болгарию.
- За свободную Болгарию.
Ботев улыбнулся.
- Спасибо.
- Я читал вашу статью о революции на Балканах. Не со всем в ней согласен, но обстановку, должен признать, вы оценили верно.
"Вот почему он меня принял", - подумал Ботев, а вслух спросил:
- Вы читаете "Знамя"?
- Я был бы плохим послом, если бы не знал, чем дышат болгарские эмигранты.
- Увы, моя газета больше не будет выходить.
Игнатьев пытливо взглянул на Ботева.
- Разочарование?
- О нет.
- Нуждаетесь в субсидии? - участливо поинтересовался Игнатьев.
- Дело не в этом. На газету не остается времени. Есть... более неотложные задачи.
- Вы зачем в Константинополе? - опять, что называется, в лоб спросил Игнатьев.
- Говорят о вашем большом влиянии...
- На кого?
Игнатьев, конечно, понимал, кого имеет в виду его гость.
- На Абдул-Азиса.
- Абдул-Азис... - Игнатьев усмехнулся. - Мы влияем на него поочередно, английский посол и я, для этого требуется лишь потакать его дурным инстинктам.
Они заговорили о нравах турецкого двора, - султан и его окружение интересовали Ботева. В случае успеха восстания вопрос о будущем Болгарии перейдет в сферу политики, и знать своих противников будет крайне необходимо.
- Абдул-Азис, пишут, просвещенный монарх, любит живопись, покровительствует художникам... - Ботев специально повторял отзывы европейцев, пользовавшихся султанскими подачками: было интересно, как отреагирует на это русский посол.
- Болгары, кажется, уже достаточно вкусили плодов этого просвещения, спокойно ответил Игнатьев. - Дикий двор и дикие нравы. Он действительно послал во Францию нескольких молодых людей учиться живописи, но сам предпочитает любоваться петухами.
- Петухами?
Игнатьев пересек кабинет по диагонали и вновь опустился в кресло.
- Его любимое развлечение - петушиные бои. - Игнатьев презрительно улыбнулся. - Это зрелище приводит его в такое неистовство, что во время боя он собственноручно отсекает саблей ноги петухам.
Усмехнулся и Ботев:
- О петухах забудут, в истории султан останется покровителем искусств...
Собеседники понимали один другого и даже, похоже, начинали друг другу нравиться.
И вновь Игнатьев задал прямой вопрос:
- Что же вы от меня хотите слышать?
- Я скажу, - откровенно ответил Ботев. - Только вы способны дать мне ответ на один вопрос...
Прощупывающий разговор закончился. Возникшее чувство взаимопонимания позволяло одному - открыто спросить, другому - честно ответить.
"Искусство дипломатии - далеко не всегда умение уйти от ответа, делился впечатлениями по возвращении Ботев. - Теперь знаю, что дать вовремя нужный ответ - тоже искусство высокой дипломатии".
Разговор, собственно, только начинался, предстояло главное, то, ради чего он сюда и пришел.
- Вы позволите, Николай Павлович...
Ботев ладонью обхватил подбородок, прижав к шее свою густую бороду. Как бы вторя этому жесту, Игнатьев также поднял руку и, приложив пальцы к губам, задумчиво ими пошевелил.
- Вы позволите, Николай Павлович, спросить вас, как откликнется Россия, если в Болгарии вспыхнет восстание? Я имею в виду широкое народное восстание. Какова будет реакция вашей страны, если восстанию будет сопутствовать успех? И какова будет реакция России, если восстание потерпит поражение?
Напряжение Ботева передалось Игнатьеву.
То, что это не случайный вопрос, Игнатьеву было совершенно очевидно. Но слышалось в нем и нечто большее, чем только забота о судьбе задуманного и, надо полагать, скорого восстания, его собеседник заглядывал в более отдаленное будущее. И тут он, посол великой державы, не должен был, не имел права ошибиться с ответом.
- Смею думать, Россия вступит в войну, - вырвалось вдруг у Игнатьева, если вас интересует ближайшая перспектива. - И он тут же принялся развивать свою мысль. - Русское общественное мнение не простит правительству равнодушия к судьбе болгарского народа. Безусловно, в правительственных сферах сильны немецкие влияния, нельзя пренебрегать влияниями английскими, но в России в некоторых обстоятельствах прямо пренебречь желаниями собственного народа не только невозможно, но и опасно.
- Значит, вы считаете, что в случае успеха восстания, - уточнил Ботев, - братская Россия поддержит нас?
- И даже в случае неуспеха, - подтвердил Игнатьев. - Брат не оставит в беде брата, если в нем бьется христианское сердце.
Ботев с облегчением отвел руку от шеи.
- Благодарю, это все, что мне было нужно.
Могли ли встретиться более противоположные люди? Русский сановный аристократ - и бездомный поэт-революционер. Но в этот миг они мыслили едино.
Игнатьев первым взял себя в руки.
- Еще кофе?
- Благодарю.
- Есть ли ко мне какие-нибудь практические вопросы?
- Пожалуй, нет.
- Вероятно, вы нуждаетесь в оружии, в средствах...
- Разумеется.
- Я могу познакомить вас с одним из своих чиновников, драгоманом нашего посольства Василием Павловичем Вязьмитиновым.
Ботев широко улыбнулся.
- Вряд ли мне здесь понадобится переводчик.
Улыбнулся в свою очередь и Игнатьев.
- Он мог бы связать ваших людей с кое-какими коммерсантами. То, что не положено послу...
- Я признателен вам, но коммерческие связи у нас налажены.
Вязьмитинов был как раз тем неприметным чиновником, через которого осуществлялись связи русского посольства с балканскими княжествами. Но не мог же Ботев признаться Игнатьеву, что имя Вязьмитинова ему небезызвестно и что агентам болгарского комитета не раз уже доводилось пользоваться посредническими услугами этого драгомана.
- Я доволен нашей встречей, - любезно заключил разговор посол. - Всегда приятно познакомиться с поэтом, стихи которого тебе нравятся.
- И я рад, - искренне отозвался Ботев.
Игнатьев проводил посетителя до дверей кабинета.
- Желаю успеха.
На Перу шумела разноголосая толпа, сверкали витрины магазинов, мальчишки предлагали прохожим цветы. Досадно было, что он не может отнести их Венете.
Любен Каравелов.
Заметки историка Олега Балашова,
позволяющие полнее воссоздать события и лица,
представленные в записках Павла Петровича Балашова
Любен Каравелов родился в семье торговца, окончил гимназию, хорошо узнал, сопровождая отца в поездках по торговым делам, жизнь своего народа. Ему исполнилось двадцать три года, когда он уехал в Москву продолжать образование. В Москве провел около десяти лет: учился в Московском университете, сблизился со славянофилами, был завсегдатаем "пятниц" у И.С. Аксакова, печатался в "Московских ведомостях". В Москве сформировался как писатель, свои первые повести написал по-русски. В 1867 году вернулся на Балканы и после двухлетнего пребывания в Сербии переехал в Бухарест.
Здесь он - признанный уже писатель, автор нескольких книг - активно участвует в национально-освободительном движении, пользуется громадным авторитетом, издает газеты - сперва "Свободу", потом "Независимость".
Противоречивая натура! В Москве - вхож к Аксаковым и в то же время сотрудничает с Катковым, хотя, справедливости ради, с редактором "Московских новостей" сближают их не политические взгляды, а сострадание Каткова к Болгарии. В Бухаресте Каравелов то призывает соотечественников к революционному насилию, то проповедует умеренность и просветительство.
Любен Каравелов заслуживает особого внимания историков, я же хочу лишь отметить существование определенной общности между ним и Ботевым в первые годы их знакомства. Каравелов охотно принял молодого Ботева в число своих сотрудников. Ботев много и охотно пишет. Повседневное участие в газете помогает Ботеву шлифовать свое перо. День ото дня он пишет ярче, глубже.
