на схеме с лекарствами. Эмиль смотрит на нее.
— Там расписано, какие таблетки я должен давать Люсьену.
— Лекарства ему даешь ты?
— Да.
— Это большая ответственность.
— А вы в этом что-нибудь понимаете?
Эмиль берет папку в руки.
— Уф… — выдает он, внимательно изучая схему. — Вот это для желудка, кажется, — он тыкает пальцем в третью ячейку. — Это, помнится, Луиза принимала.
— А что у нее с желудком?
— Понятия не имею.
— То есть это давать не обязательно?
— Думаю, что все-таки нужно. Лекарства — это обычно вредно для желудка. Наверное, ему они нужны из-за побочных действий от одного из этих четырех.
— А эти? — я тыкаю в таблетки, которые сожрала Рита.
Эмиль качает головой.
— Эти не знаю. Но я не такой уж эксперт в этом.
Когда он отдает мне папку, наши руки соприкасаются.
— Но, э… Плохо будет, если разок с ними переборщить?
— А что, ты дал ему слишком много?
— Да нет.
Эмиль продолжает внимательно на меня смотреть, и я добавляю:
— Да нет, правда. Но что, если па ему с утра уже дал таблетки, тогда Люсьен получит двойную дозу.
— В таком случае я бы дождался твоего отца. А вопрос можешь задать персоналу того заведения, где лежал Люсьен.
Люсьен развернулся в нашу сторону:
— Нга-нга-нга.
— Он что-то хочет этим сказать?
— Что он пить хочет.
— Могу я его?..
Эмиль уже держит кружку у его рта. Но когда я его пою, мы с Люсьеном становимся ближе друг к другу.
— Нет. Ему сначала еще надо принять таблетки. А то он скоро пить не захочет.
— Извини.
Но Люсьен уже присосался к кружке.
— Теперь пусть пьет, а то разозлится. Лекарства тогда попозже ему дам.
— Извини, — еще раз произносит Эмиль, гладит Люсьена по предплечью и замечает синяки от стяжек у него на запястьях. Прежде чем он успевает спросить об этом, я подсовываю руку Люсьену под колени.
— Возьмете его там?
— Конечно.
Все получается легче, чем в прошлый раз. Я заранее убрал с дороги все, за что он мог бы ухватиться.
— Не в кровать, — говорю я, — сначала надо походить.
Люсьену надо немного привыкнуть к яркому солнцу.
Пока я надеваю ему ботинки на липучках, Эмиль вдруг спрашивает:
— Ты позавчера Люсьена надолго одного не оставлял?
— Вы о чем?
— Я слышал, как ты уехал на мопеде. А больше тут никого не было. Поэтому я заходил посмотреть.
Оттого что он смотрит на меня так дружелюбно, я не решаюсь ему соврать.
— Мне надо было уехать.
— А отец твой об этом знает?
— Нет! И не должен!
— Ты к девушке своей, что ли, ездил?
— В смысле?
Эмиль засмеялся.
— Тебя глаза выдают.
Я отвел взгляд, боясь, что по мне еще что-нибудь может быть заметно.
— У вас все серьезно?
Я пожал плечами и ответил:
— Мы целовались с языком.
— Ну, звучит серьезно.
Знает ли он, что нужно делать после того, как уже целовались с языком?
— А сколько ей лет?
— Девятнадцать.
— Ух ты, — говорит он, — девятнадцать. У вас… эм… большая разница в возрасте.
Он оглядывается вокруг, подыскивая другую тему для разговора.
— И когда вы снова увидитесь?
— Скоро, наверное.
— Когда поедешь, скажи мне, пожалуйста. Чтобы кто-то все-таки присмотрел за твоим братом. Это, конечно, останется между нами.
— А что, если вам вдруг надо будет уехать?
— Я тебе скажу.
— Вы по магазинам никогда не ходите?
— С тех пор как я сюда переехал, я ем консервы, которые привез с собой.
Он потер лоб и провел рукой по волосам.
— Знаю, звучит смешно… — Он бросает на меня косой взгляд. — Но мне страшно уходить с территории.
— Страшно?
— Ну да.
— Вам же всего-то и надо, что завести машину. Вот тут прямо, потом направо до заправки и потом по знакам до Синт-Арнака.
— Если бы все было так просто.
Рита лежит на своем месте в клетке и зевает. К траве она не прикоснулась, но я особо не переживаю.
Под сдутой шиной тачки шелестит гравий. Вокруг нас зигзагами летают осы. Я посадил Люсьена в тачку, потому что он останавливался через каждые пару шагов и начинал тянуть меня в другом направлении. Чем дальше я толкаю его вверх по дороге, усыпанной песчаной крошкой, тем он кажется мне тяжелее. К счастью, мы уже почти на месте, наверху нам надо будет перейти дорогу и потом пройти еще чуть-чуть, но уже вниз. Оттуда уже слышно журчание ручья. Вдруг Люсьен начинает нервничать.
— Феффе! — кричит он.
— Мы уже почти дошли до верха, — говорю я, — не вылезай.
Но он дергается, и мне едва удается удержать тачку.
— Тебя что, оса укусила?
Я ставлю тачку на подставку, но Люсьен раскачивается так сильно, что опрокидывает ее. Дребезжит металлический кузов, и мой брат уже лежит ничком, уперевшись лицом в землю, без движения. Будто пытается услышать, чем там под землей кроты занимаются.
— Эй, ты как?
Я опускаюсь на колени с ним рядом, пытаясь заглянуть ему в глаза. На мгновение я пугаюсь, что он мог себе что-нибудь сломать, а может, и умереть. Я смахиваю камушки у него со щеки. В ответ Люсьен воодушевленно кричит:
— Феффе!
Я поднимаю его под руки.
— Феффе!
— В тачке надо сидеть смирно. А иначе вот что случается.
— Феффе! Феффе! Феффе!
К счастью, он не поранился. Может, мне надо приделать к тачке что-то типа ремней безопасности или эластичной резинки.
Люсьен раскачивается вперед и назад, сидя на земле, подгузник под ним, как подушечка.
— Феффе! Феффе!
Он хочет, чтобы я прокатил его дальше, до бака со стеклом.
— Ну давай.
Я пытаюсь поднять его на ноги. Другой рукой я поднимаю тележку. Люсьен шаркает куда-то прочь от меня.
— Туда нельзя, — говорю я. — Садись сюда. Вот так…
Я пинаю ногой кузов тележки, чтобы он услышал, куда я его зову.
— Я покажу тебе ручей.
Люсьен продолжает шагать, и, чтобы он не упал, мне приходится пойти с ним по колючей траве.
— Нельзя, она грязная!
Люсьен наклоняется к пустой бутылке, но я отдергиваю его руку. В ответ он, в свою очередь, дергает меня так сильно, что я лечу вниз вперед носом.
— Мать твою.
Теперь мы лежим рядом друг с другом. Одной рукой Люсьен приминает вокруг себя траву, а другой крепко прижимает к себе бутылку.
— Пойдем, — зову я его. — Уложу тебя обратно в кровать.
Зубами он уже впился в голубую крышечку.
— Фу, ну не суй это в рот!
Я пытаюсь отнять у него бутылку. Он сопротивляется и строго смотрит на меня своими темными глазами.
— Ну ладно, ладно, — успокаиваю
