Я сказал, что строгость-то еще не беда. Но вот он еще и ограничен, и туповат, и всех хочет учить.
- А именно чему он тебя учил? - спросил директор.
Я рассказал ему про разговор.
- Хм, да!.. - сказал директор. - Ну, насчет портрета я ему сам позвоню, он действительно загнул. Зато во всем остальном...
- А что во всем остальном? - спросил я угрюмо.
Было совершенно ясно, что про это остальное он уже успел сговориться с Мирошниковым по телефону.
- А про все остальное так, - сказал директор твердо. - Вот я хочу тебе сказать, а там дело твое: не хочешь - не слушай. С кем ты только ни встретишься - обязательно скандал.
Я молчал и смотрел на него.
- Ну а как же, считай, - он стал загибать пальцы, - в библиотеке неприятность, с массовичкой истерика, от Родионова формальная жалоба, с органами - полный скандал, мне уже звонили оттуда, справлялись о тебе. Наверно, твоя благодетельница постаралась. Аюповой ты такое наговорил, что она во все инстанции катает. Хорошо, что мы тебя знаем, а то бы, пожалуй... Ну а что ты у меня в кабинете орал, ты это помнишь?
- И что, зря я орал? - спросил я его. - Я не прав?
- В чем? - крикнул он. - В чем ты прав? В существе дела? Да, безусловно прав. Но именно в существе, а не в форме. Ну ты представляешь, что было бы, если бы тогда подошла Зоя Михайловна и встала за дверью? Тебе что, туда, к нашему завхозу захотелось?
Я молчал.
- Ну вот то-то, дорогой товарищ. Когда говоришь, надо отдавать себе отчет - что ты такое говоришь, когда ты это говоришь и кому говоришь. А ты сплошь да рядом... - Он махнул рукой и замолчал.
Молчал и я.
Он посмотрел на меня и вдруг улыбнулся.
- Ну, хорошо, что хоть не споришь. И потом - зла в тебе, дорогой товарищ, много, то есть не зла, а какой-то глупой предубежденности. Необъективный ты человек, хранитель, вот что. Ну вот хотя бы взять опять эту историю с Родионовым. А ведь он еще что-то обещает принести.
- Товарищ директор, - сказал я официально. - Ну вы поймите, я археолог, "хранитель древностей", как вы меня называете, я занимаюсь тем, что умею, клею горшки и пишу карточки. В политпросвете вашем - я ни в зуб ногой. Что же касается Родионова, его планов... - И я нарочно замолчал.
- Ну а что его планы, - вцепился в меня директор, - что, что? Ведь копаемся же мы именно там, где он нам указал, зарываем, так сказать, казенные деньги в землю по его указанию.
- Да и не там зарываем, - ответил я. - Вы посмотрите карту. Я отобрал ее у Корнилова и привез сюда. "Копать тут". А где копать, когда там одни яблони и змеи...
- Да, - спохватился директор, - ведь тебе из редакции звонили, все насчет этого чертова змея. Ну что, есть он там или нет, ты проверил? И вообще, что ты про него знаешь?
Я развел руками.
- Да, что-то не того, - согласился директор. - Я ведь звонил в горсовет и ничего не узнал. И знаешь, говорят, что ниоткуда удав не сбегал и нигде не появлялся, а тут совсем иная история.
- Какая же?
- А вот какая, - он подумал. - Ездила по клубам такая гопкомпания: директор - грузин; рыжий - штаны в крупную клетку - гипнотизер То Рама; какая-то старуха в кисее - "умирающий лебедь". А гвоздь-то программы "борьба с удавом". Понимаешь, сгружают с фургона гроб с запорами и дырками, и шесть человек его еле-еле несут в сарай - это удав. А на крышке плакат: удав давит быка - "смертельная схватка человека с гигантской рептилией". Ну, конечно, народ валом валит - у кассы давка, будку опрокидывают. А когда программа уже кончается, выходит директор и объявляет:
"Борьба состояться не может, потому что удав заболел". Ну и все. Сбор-то в кассе!
- Ловко! - воскликнул я.
- А как же не ловко, - нам дай бог такое придумать. Но в одном колхозе стали просить, чтоб хоть показали этого удава. Обступили ящик - открывай, да и все. "Ладно, - говорит директор, - вечером покажем." А вечером после конца программы объявил:
"Тому, кто сообщит, где находится гигантский удав, сбежавший из труппы эстрадного объединения, выплачивается награда в десять тысяч. Приметы: двадцать пять метров длины, глотает людей, валит деревья, душит домашний скот". Прыгает, скачет, давит, ползает, плавает, ну только-только что не пышет огнем. Будьте осторожны, берегитесь! Следите за детьми! И началась, понимаешь, паника: бабы из дома не выходят, то одного удав задушил, то другого, работы срываются, в результате доходит до органов - и те высылают уполномоченного. Тот приехал, расположился в правлении и начал вызывать по одному. Труппа тикать. Так рассыпалась, что и следов не найдешь. Вот какая история, говорят, вышла. Я засмеялся.
- Совершенно великолепная история. Так вот этот самый удав и появился в "Горном гиганте"?
Директор улыбнулся.
- А пес его знает какой, скорее всего, и никакого нет. Но вот это мне рассказали в горсовете. А в общем-то, дело по нашим временам совсем не смешное, раз органы заинтересовались... Это ты запомни.
Это я запомнил.
А между тем в музее шло полным ходом разрушение старой экспозиции, и этим опять командовала массовичка. Клара ей уже не помогала. Но все равно за день с помощью двух подсобных рабочих Зоя Михайловна успевала опустошить целый отдел и ходила победительницей. С ней разговаривали по телефону, ей давали указания, ее вызывали для собеседования. С моим отделом она уж и не связывалась - не до того было. Внезапно врагами оказались многие знаменитости казахской литературы: один был разоблачен как шпион, другой признался в том, что он агент немецкой разведки, третий же, как выяснило следствие, вообще замышлял отторгнуть Казахстан от Советского Союза в пользу Японии. Об этом третьем хочется сказать особо. Гром над его головой грянул совершенно неожиданно. Только-только по республике прошел его юбилей, окончились банкеты и приемы, отзвучали речи, отсверкали адреса, еще не были распроданы в киосках все его фотографии и брошюры с биографией, средние школы еще не успели оплатить его портреты художественным мастерским, - а он уже оказался врагом народа. А ведь был не только крупнейшим писателем, но еще и революционером, и членом правительства, и основоположником Советской власти в Казахстане: целые разделы самых разных экспозиций были посвящены у нас ему. И вот позвонили откуда-то и приказали снять все, где только есть его имя. И все сняли и куда-то спешно отправили, а затем последовали еще звонки - и полетели другие портреты.
Прошли быстрые, закрытые процессы, и мы собрались после конца занятий, чтобы требовать расстрела. Выступал директор и говорил страстно, правдиво и убежденно, а в чем дело - тоже сказать не мог. Как почти все, и я верил в очень многое, даже в эти процессы, но все чаще и чаще меня стала посещать юркая и трусливая мыслишка: "А что, если... А вдруг все-таки?.."
...Однажды, когда я сидел в столярке за верстаком, зазвонил внутренний телефон. Я поднял трубку и услышал голос директора.
- Как титан, кипит? - спросил он.
- Так точно, - ответил я голосом деда. - Титан кипит вовсю!
- Ну хорошо, я приду за кипятком, - сказал директор.
Когда я через минуту с кипящим мельхиоровым чайником вошел в кабинет директора, за столом сидели трое: директор, старик кладоискатель Родионов и Клара. Они рассматривали что-то маленькое, круглое, переходящее из рук в руки, какие-то монетки, что ли.
- А вот и он! - радостно воскликнул директор. - О, даже чайник принес. Вот это молодец! Так вот, Кларочка, сейчас я вам покажу, что у нас в Каракумах называлось пограничной заваркой: берется крутой кипяток (директор пощупал чайник: "Ничего, сойдет!"), сыплется в него пригоршня черного, как он раньше звался, фамильного, чая (он достал цветастую жестянку - всю в пальмах, китайцах и цаплях, открыл, отсыпал в ладонь добрую половину ее, потом посмотрел и прибавил еще щепотку), ставится все это минут на пять на горячие угли. Он подошел к тумбочке в углу, включил электрическую плитку и поставил на нее чайник. В это время Клара и сунула мне в руки то, что они рассматривали. Это были кружочки желтого металла величиною с пятак.
- Что же это такое? - спросил я.
- Это ты нам должен объяснить, что это такое, - жизнерадостно крикнул директор из угла. - Вот мы, например, думаем все, что это золото, а ты как?
- Это вы принесли? - спросил я Родионова.
- Так точно-с, - поклонился он. - Рабочие с кирпичного дали. Нашли-с где-то...
- Где?
Он пожал плечами.
- Где-то на охоте были, там и нашли-с. Донельзя меня взрывала его мягкость и обходительность, эти неожиданные шипящие "с", так и извивающиеся в его голосе. Но я ничего не сказал, только отошел к окну.
Директор вернулся к столу, поставил чайник и сказал:
- ...И маленькую-маленькую щепоточку соды для разварки. Вот такую!
- Ой, - сказала Клара, глядя на него с испугом. - Соды?!
- Крохотную, такую, что даже не заметите, - заверил директор. - Теперь можно пить.
Он вынул из нижнего ящика и поставил на стол две пиалы - одну себе, другую кладоискателю, потом достал непочатую пачку сахара и положил на стол.
