- Есть! Я нашел! - закричал Старик, едва ребята вползли в круглую комнату с тремя узкими окнами-бойницами наверху. Вдоль стен вилась каменная лестница без перил, которая вела на крышу башни.
- Не похоже на бриллианты, - Горелый взял из рук Старика шляпу, которой тот потрясал.
- Это моя шляпа , моя!
- Ну и что? - хмыкнул Горелый.
- Как вы не понимаете, значит, и бриллианты тоже здесь?
- Что-то не видать, - протянул Иван, оглядывая убогую постель из набитых травой мешков и стол-чурку с жестяной мятой кружкой на нем. Седой молча перевернул банку из-под кофе. Оттуда выпала катушка белых ниток с иголкой, несколько разноцветных пуговиц и две засаленные карты: тройка и туз.
- А это что? - спросил Старик, указывая на несколько забавных фигурок из хлебного мякиша.
- Он из хлеба лепил и продавал, - пояснил Иван. - В тюрьме, наверное, научился.
Горелый проверил карманы видавшего виды клетчатого пальто и сплюнул в золу.
- Фига с маслом... И искать больше негде.
- Негде, - согласился Старик, повертев головой.
- Слушай, дед, - на Горелого словно снизошло озарение, - а ты скажи мне такую вещь... Только по честному скажи...
-Я никогда не лгу, - с достоинством отвечал Старик.
- Вот и отлично! - возликовал Горелый. - Отвечай, дед, как на духу: ты в психушке когда-нибудь был?
- Был, - просто ответил Старик.
Горелый, торжествуя, оглядел ребят.
- А я ему верю, - прошептал Чекушка.
- Потому что сам - идиот несчастный? -отрезал Горелый.
- Ладно, - остановил его Седой. - Чего пылишь зря. - И прошел по комнате, примериваясь. - Нет худа без добра. Теперь здесь будем жить.
- А если Леший вернется? - опасливо спросил Чекушка.
- Ну и что! - подскочил Горелый. - Здесь нас и с пулеметом не достанешь. А старика куда?
- Да пусть живет, не помешает, - Седой посмотрел на Старика.
- Я очень признателен, но боюсь, стану вам обузой... - Старик замялся.
- Дед, оставайся, - подошел к Старику Чекушка.
- Мы тебя приспособим, не переживай! - заржал Горелый.
- Тогда мы за жердями, а вы тут приберитесь. Мусор прямо вниз, -скомандовал Седой.
13.
Леший огорчался недолго. В ближайшем ларьке он купил два зеленых флакона с жидкостью для обезжиривания поверхности и, уложив их в саквояж, поспешил к своей давней знакомой.
Уже заметно стемнело. Леший шел дворами. Вдруг из-за ларька выступила зеленая тень и взялась за ручку саквояжа. Леший тоже вцепился в нее мертвой хваткой, борясь за драгоценные флаконы. Дернув для порядка еще пару раз, отчего лохматая голова Лешего дернулась, как Ванька-встанька, тень подняла небывалый по величине кулак и шваркнула им Лешего по голове. В голове что-то лопнуло, и Леший сполз, словно тесто, на серый асфальт. Изо рта на серое вытекло алое, и Леший отошел в небытие, не дойдя до своего счастья каких-нибудь двух-трех шагов.
Тень, даже не взглянув на него, открыла саквояж и выругалась. Драгоценные флаконы хрястнули об асфальт. Тень удовлетворенно хрюкнула, нащупав в глубине камень, и растворилась в фиолетовых сумерках.
14.
Старик видел себя как бы в дымке и как бы со стороны. Он видел себя уже старым, таким, каким был сейчас, когда спал в новом своем странном жилище, и в то же время как будто бы он снова вернулся в комнату своего детства, когда еще была жива его мать.
... Он, уже старый, сегодняшний, стоял у распахнутого окна своей детской. Было удивительно тихо, как вдруг порыв ветра откуда-то из глубины парка поколебал макушки деревьев, блеснув серебром отливающей в лунном свете листвы. Шевельнулись тяжелые оконные портьеры, заволновались в вольере снегири. Медленно и бесшумно распахнулась дверь детской.
Старик прошел к двери, намереваясь ее закрыть и глянул в глубокую тьму коридора. Ему показалось, что дверь в комнату матери чуть приоткрыта. Более того, ему почудилось, что он слышит внутри комнаты какое-то движение. Почему-то робея, Старик оглянулся на темное окно и, пройдя к комнате, заглянул вовнутрь .
Спиной к нему под круглой зеленой лампой сидела молодая женщина и раскладывала пасьянс на овальном, покрытом сукном столике.
Старик замер, боясь пошевельнуться.
- Не спишь? - женщина чуть повернулась, мягко улыбаясь, и, сняв круглые в металлической оправе очки, потерла тонкими пальцами переносицу.
- Мама... - выдохнул Старик и замолчал, блестя влажными глазами.
- Ну-ну, подойди же... Подойди, - снова улыбнулась женщина, и он подошел к ней.
- Какой ты стал неуклюжий, - мать все так же улыбалась, чуть покачивая головой.
- Мама, как хорошо, что ты здесь... Я хотел тебя просить... Меня это мучит... Мне очень плохо... Я остался совсем один... Я все им отдал... Понимаешь, я хотел помогать больным детям, а ... они объявили меня сумасшедшим, и, самое страшное, моя дочь была с ними... И они добились опеки надо мной... Ты помнишь, мама, ты говорила про Россию? Что я найду там свое счастье? Я приехал туда, мама... Благослови меня! - Старик говорил сбивчиво, торопливо, стараясь побольше рассказать ей о своей жизни без нее и боясь, что она прервет его или исчезнет.
Мать долго вглядывалась в его лицо, глаза, и, перекрестив, молча поцеловала в лоб.
- Я все знаю, сынок, ты поступил правильно. С Богом, родной мой...
15.
Старик проснулся от предощущения счастья. Он открыл глаза и рассмеялся тихонько. Луна заглянула в узкое окно и высветила выскобленную ножом белую столешницу, искупалась в матовой бронзе вновь подвешенной рынды, блеснула на стекле банки, куда кто-то воткнул косматую сосновую ветку с шишечками, прошлась по темным фигуркам из мякиша, оставшимся от бывшего жильца, - и остановилась на новеньких нарах из жердей, на которых спал Чекушка. Чекушки там не было.
Сладко сопел Иван на мешках со свежей травой, бормотал во сне Горелый, мерно дышал Седой с нахмуренным лбом. Чекушки не было.
Старик тихо поднялся, на цыпочках прошел по винтовой лестнице и осторожно выглянул. У полуразвалившихся зубцов почти на самом краю башни стоял Чекушка в матросской фуражке с лентами. Ленты волшебно шуршали, колеблемые легким ночным ветерком - мальчик смотрел из-под ладони вдаль и шепотом отдавал команды невидимым матросам.
- Чекушка... - тихо позвал Старик.
- Взойдите на мостик, сэр, - грозно ответил строгий капитан. Чекушка, не глядя, сделал нетерпеливый жест рукой, словно уже давно поджидал его.
- Есть, капитан! - Старик от волнения отдал честь левой рукой, вывернув ладонь.
- К пустой голове не прикладывают, сэр.
- О, да, я понял вас, капитан, - Старик нацепил очки и наклонился вперед, всматриваясь в темноту.
- Что там? - взволнованно прошептал он.
Чекушка окинул его суровым взглядом.
- Остров.
Старик поправил очки и еще сильнее наклонился вперед.
- Там, ткнул пальчиком капитан. - Смотрите внимательней, сэр.
- Вижу! - вдруг вскричал Старик и сдернул очки. - Вижу!
- Видите? - переспросил уже не капитан, а Чекушка.
- Да, вижу, - искренне отвечал Старик.
- Какой он? - одними губами прошептал Чекушка.
- Чудесный. Он чудесный, капитан.
- Ты, правда, его видишь? - Нотка сомнения еще звучала в его голосе. Но Старик посмотрел ему в глаза и отвечал не колеблясь: "Да!".
И Чекушка поверил. Он оглянулся по сторонам, сделав круглые глаза, и вцепился в руку Старика.
- Поклянись! Поклянись, что никому не расскажешь.
- Клянусь, - отвечал Старик, подняв, как Чингачгук руку.
- Слушай, - взволнованно и торопливо зашептал Чекушка. - Мы едем на остров. - Старик кивнул. - Мы и деньги копим... У нас уже, знаешь, сколько... - Чекушка наморщил лоб, пытаясь сосчитать. - В общем, много уже... Но не хватает. Мы, как только накопим, сразу купим корабль... Ну, маленький... шхуну или яхту... и поплывем...
- А зачем? - робко спросил Старик.
- Как зачем?! Там ничего этого не будет!
- Старик не спросил "чего", он понял. Он понял все и прижал Чекушку к груди.
16.
Под утренний звон колоколов в парк вошла Любка. В туфельках-лодочках на небольших точеных каблуках, юбочке-полоске, едва прикрывающей округлость ягодиц, футболке, нарочито оголяющей одно плечо, и парике, взбитом а ля Мэрилин Монро. Она плюхнулась на скамейку рядом с молодящимся старичком со шкиперской бородкой и розовым галстуком-косынкой, подвязанным под клетчатой ковбойкой. Старичок сухо кашлянул и прикрылся газетой. кося глазом на стройные Любкины ножки,
Любка достала из сумочки зеркальце и, забавляясь, пустила зайчика двум молодым людям, пьющим пиво, перевела лучик на трех собутыльников, прятавшихся в кустах, провела по соломенным шляпкам старушек, сидящих напротив, и, наконец, облагодетельствовала старичка. Старичок отложил газету, просияв новенькими зубами.
- Гуляете? - смущенно кашлянул он.
Любка молча смерила его презрительным взглядом. Старик стушевался.
- Действительно, вопрос глупый...Что еще можно делать в парке в такой чудный день. - Старик хихикнул.
- Многое можно, - многозначительно произнесла Любка и вынула из сумочки сигареты. Старик подвинулся и щелкнул дорогой зажигалкой. - Позволите?
