- Хитрое ли дело - яму выкопать. Это каждый зверь может себе норку нарыть. А нам не нора нужна, девоньки. Как нам эту ямку обустроить, вот в чем вопрос.
- Ты посмотри, как стенки обтекают, песок прямо ручьями бежит, ругалась крестная.
Занялись стенами землянки - подпирали жердинками, обкладывали досками и наконец послали Витьку за дедом Устином: пора. Дед уже несколько маленьких печурок слепил в землянках и с каждым новым своим изделием приобретал опыт. Но появились у них в деревнях разумные бабы, от которых никто и не ждал такой прыти: они взялись сами печки класть. Нужда заставила - и они научились.
Притащили из лесу подходящую лесинку на столбики для печки, прежде распилив ее на четыре части. Утрамбовали дно ямы, и дед Устин степенно приступил к работе. Вокруг него суетилась мамка, терпеливо толкуя упрямому деду, что и как делать. Потом бежала помогать Насте разбирать обгорелые печи. Тряслись над каждым кирпичом. Анюта с Витькой обтачивали их, чуть ли не рукавом обтирали. А если случалось какой треснет и расколется - Настя принималась причитать. Каждый кирпич считали и прикидывали, сколько их понадобится весной - на фундамент и печь для нового дома, а сколько пойдет на печку в землянке.
Вот начала она вырисовываться. На четырех столбах, а под нею - из жердей и досок сбитые полати. Сбоку лежанка, на ней только посидеть погреться, а лечь нельзя.
- Дед, делай мне трубу длинную-длинную, выше моего росту, - приказала мамка.
- Сашка, ты в своем уме? - дивились бабы.
- Погодите, и вы еще так себе сделаете, - пророчила мамка и, не выдержав, бросалась помогать деду класть кирпичи.
Каждый день они таскали с крестной из леса жерди и бревна потолще. А однажды вечером, как стемнело, мать намотала на руку веревку, и отправились они к старой зоринской конюшне на краю деревни. Простояла она лет сто, и даже пожары ее обошли.
И Анюта потихоньку пошла за ними следом, потому что было недалеко. Как тати ночные пробрались они мимо школы. Зловеще и таинственно блеснули ее окна. А рядом свежая могила, и лежат в ней наши солдатики.
- Во, закопали как нехристей, в чистом поле, а не на кладбище, - не удержалась Настя.
Но мать на нее зашикала:
- Тише, тише!
Анюта, не дыша, прошла мимо могилы. Дед Хромыленок крест поставил деревянный, но начальство велело убрать: никаких крестов, скоро здесь будет сооружен, говорят, памятник настоящий, советский.
- Видали? Хорошо, что вовремя собрались, - кивнула мать на развалюху-конюшню, нахохлившуюся в темноте.
Одной половинки ворот уже не было. Ладно, что поспели, и другой бы не было. Витька держал фонарь, а мать с крестной снимали ворота. И сколько они помучились! И все руки ободрали, и сто потов сошло. Обвязали веревками, веревки через плечо - потащили. Как громко зашуршали ворота по траве, кочкам и колдобинам. Анюта семенила следом и вздрагивала от любого звука, долетавшего из темноты...
На другой день мать уговорила баб разнести остатки конюшни по бревнышку. Бревна были еще хорошие и всем сгодились - кому на дрова, кому на стройку. Так и осталось навсегда в Анютиных воспоминаниях: вот идут мать с крестной, не идут, а плывут враскачку, на плечах у них бревно. Иногда Домна помогала. Сколько они этих бревен от конюшни и из леса переносили...
Быстро из ямы вознеслась длинная-предлинная печная труба. Соседи со смеху помирали. Потом сделали накат, не из досок или жердей, как сначала хотели, а из прочных бревен. Тут Настя догадалась, или мамка ей сама сказала.
- Ну, Сашка, ты прямо готовый инженер. Дед, ты понял? Она хочет корову у нас над головой поставить. Мне все ж таки сомнительно.
- Хм... - отозвался на это дед скорее с одобрением, чем с недоверием.
По левую сторону от трубы, где наметили поставить корову, настелили бревна потолще. Подумали - и еще положили несколько лесинок поперек. Потому что Витька все время ныл:
- Мам, а не свалится она нам на голову?
Потом поставили четыре столба, стали набивать на них жерди и доски стены и крышу для Суббонькиной временной пуньки. Про Настину корову не поминали даже. Ясно было, что двух коров им не прокормить. Да и корова была неудачная - норовистая и без молока. Ей и суждено было пойти на мясо.
Деревни сначала посмеялись над затеей Сашки Колобченковой. Потом подумали - и стали себе делать так. Да еще и нахваливали изобретательницу. А Анюта видела, как гордилась ее мать этими похвалами. И самой ей было гордо, что у нее такая талантливая и придумливая маманя.
А с тех пор как заработала почта и стали одно за другим приходить письма, мать словно закипела от радости. Вместе с надеждой снова хлынула в нее жизнь. Она набрасывалась на любую работу как на врага и переделывала ее с яростью, с сурово сдвинутыми бровями и решимостью довести до конца. Поэтому никакая работа не могла против нее устоять.
Мыслимая ли это задача для слабой женщины - построить почти что из ничего - жердей, бревнышек и досок - теплое жилье на зиму и пуньку для коровы? Первые холода не застали их врасплох. Они уже сидели на теплой лежанке, над головами у них уютно дышала Суббоня. И в первый же день житья в землянке мать пообещала им:
- Через год, в это же время, влезем в свою хатку! Весной начнем строиться, вернутся к весне наши или нет - без них начнем. Лес выпишем...
Настя недоверчиво покачала головой, а Витька с Анютой очень обрадовались: если мамка сказала - так и будет! И они начали молиться еще и за новый дом. Даже едва живая от усталости, мать перед сном становилась на колени. И детей заставляла, потому что детская молитва быстрее доходит до Божьих ушей. Крестная часто падала в изнеможении на солому и обещала, что лежа обязательно помолится.
Сначала они просили у Бога, чтобы все остались целы и вернулись. Анюта прислушивалась к тому, что шепчет мать, и искала свои слова, чтобы ее моленье приплелось к ее просьбам и удвоило силу. Да еще Витькино в придачу. Потом мать переходила к их сегодняшним заботам и нуждам:
- Господи! Пресвятая владычица Богородица! Вы наша единая надёжа. Мы никому в целом свете не нада, и никто нас не порятует. Не оставьте нас, помогите пережить-перебедовать эту зиму! Сама я смерти не боюсь, хоть завтра помирать, только и бьюсь ради детей...
Порой Анюте казалось, что мать хочет разжалобить Бога, и было чуть неловко за нее. Не такие уж они заброшенные и разнесчастные. Есть у них и помощь, и защита, вот-вот батя с Ваней вернутся. Любка устроилась в городе и обещает им помогать. Вот Танюшке с матерью и малышней вправду не на кого надеяться, кроме как на Бога. Поэтому Анюта старалась просить поменьше для своих нужд:
- Боженька, смилуйся, подай нам еще две-три недели сухих, теплых деньков!
И каждое утро их встречало ясное небо. В этой ясности чудился Анюте благосклонный ответ. Каждый погожий денек принимали как Божий дар. И сам Бог в облике отца Василия, старого мокровского батюшки, который крестил Анюту, обходил Дубровку и Прилепы, все огороды и пожарища и говорил им: дам вам еще несколько недель, торопитесь, работайте и все успеете!
И солнечные ясные дни перевалили за октябрь, простояли до самого Покрова.
- Что я наделала, дура безголовая! Обездолила своих детей! - тихо горевала мать.
А Настя ее ругала:
- Караул, она меня оклумила со своей ярицей. Не было дня, чтобы не помянула. давно пора забыть.
В тот год хорошая уродилась ярица. Перед тем как отступать на хутор, мать ее сжала, сложила в копну и перенесла поближе к дому. А потом в сарай сложила. Вот Настя, как будто ей кто на ухо шепнул, оставила свою копну с ярицей в поле, на нивке. И ее хлебушек остался цел!
Крестная с матерью быстро смололи эту ярицу вальками, и осторожно дотянули они с хлебом до весны. Добавляли в тесто картошку, а потом и мякину. Настя считала, что им еще повезло. С первыми холодами дед Устин зарезал ее норовистую корову, и были они не только с хлебом, но и с мясом. И погреб в доме не выгорел, загибала пальцы крестная. В погреб они ссыпали картошку. И погреб был такой глубокий, что даже два кубла уцелели в углу, и на донышке два куска сала. Ну разве не счастье?
- А бутыль с маслом лопнула, - напомнила Анюта.
- Какая бутыль! - застонала мамка. - Десятилитровая! Бабушка Аринушка на эту бутыль не дыхала.
- Кума, как ты похожа на свою бабушку Аринушку, прямо копия. У тебя хата сгорела, а ты по бутыли горюешь, - посмеивалась крестная.
Настя по-своему молилась Богу и крестницу с Витькой учила. Сначала она долго благодарила за все милости. благодарить - это главное. И только потом начинала осторожненько просить, чтобы Он хлеб насущный дал им и на другой день, и на третий. А что хаты сгорели и все добро - так это за то, чтобы мужья и дети вернулись с войны живыми.
И в первый свой вечер в землянке они усердно благодарили - за то, что успели вселиться до холодов. Настя поставила свою иконку на столик из ящиков, зажгла лучинку. В единственном маленьком оконце в двери еще светился угасающий день, а у них в землянке всегда царила полночь. Не нравилась Анюте эта нора, но она все равно благодарила.
