Онъ искалъ руками жену, но не находить ее въ купэ.
Вскорѣ, однако, показался просвѣтъ и поѣздъ выѣхалъ изъ тунеля. Глафиры Семеновны не было въ купэ. Дверь въ корридоръ вагона была отворена. Онъ бросился въ корридоръ и увидалъ жену сидѣвшую въ среднемъ купэ между двумя нѣмцами въ дорожныхъ мягкихъ шапочкахъ. На груди она держала свой шагреневый баульчикъ съ деньгами и брилліантами и говорила мужу:
— Убѣжала вотъ съ нимъ. Я боюсь въ потьмахъ. Отчего ты спичекъ не зажигалъ? Вотъ эти мосье сейчасъ-же зажгли спички. Но я споткнулась на нихъ и упала. Они ужъ подняли меня, прибавила она, вставая. — Надо извиниться. — Пардоне, мосье, Ее же вузе деранже… произнесла она по французски.
Николай Ивановичъ пожималъ плечами.
Зачѣмъ ты къ чужимъ-то убѣжала? съ неудовольствіемъ сказалъ женѣ Никодай Ивановичъ. — Ступай, ступай въ свое купэ…
— Испугалась. Что-жъ подѣлаешь, если испугалась… Когда стемнѣло, я подумала не вѣдь что. Кричу тебѣ: огня! Зажигай спички! А ты ни съ мѣста… отвѣчала Глафира Семеновна войдя въ свое купэ. — Эти тунели ужасно какъ пугаютъ.
— Я и искалъ спички, но найти не могъ. Къ чужимъ бѣжать, когда я былъ при тебѣ!
— Тамъ все-таки двое, а ты одинъ. Прибѣжала я — они и зажгли спички.
— Блажишь ты, матушка, — вотъ что я тебѣ скажу.
— Самъ-же ты меня напугалъ цыганами: «занимаются конокрадствомъ, воровствомъ». Я и боялась, что они въ потьмахъ къ намъ влѣзутъ въ купэ.
А въ отворенной двери купэ супруговъ уже стоялъ одинъ изъ мужчинъ сосѣдняго купэ, среднихъ лѣтъ жгучій брюнетъ въ золотыхъ очкахъ, съ густой бородой, прибранной волосокъ къ волоску, въ клѣтчатой шелковой дорожной шапочкѣ и съ улыбкой, показывая бѣлые зубы, говорилъ:
— Мадамъ есте русска? Господине русскій?
— Да, да, мы изъ Россіи, отвѣчала Глафира Семеновна, оживляясь.
— Самые настоящіе русскіе, прибавилъ Николай Ивановичъ. — Изъ Петербурга мы, но по происхожденію съ береговъ Волги, изъ Ярославской губерніи. А вы? спросилъ онъ.
— Србъ… отвѣчалъ брюнетъ, пропустивъ въ словѣ «сербъ» по сербски букву «е», и ткнулъ себя въ грудь указательнымъ пальцемъ съ надѣтымъ на немъ золотымъ перстнемъ. — Србъ изъ Београдъ, прибавилъ онъ.
— А мы ѣдемъ въ Бѣлградъ, сообщила ему Глафира Семеновна.
— О! показалъ опять зубы брюнетъ. — Молимъ, мадамъ, заходить въ Београдъ на мой апотекрски ладунгъ. Косметически гешефтъ тоже има.
— Какъ это пріятно, что вы говорите по русски. Прошу покорно садиться, предложилъ ему Николай Ивановичъ.
— Я учился по русски… Я учился на Нови Садъ въ ортодоксальне гимназіумъ. Потомъ на Вѣна, въ универзитетъ. Тамъ есть катедръ русскій языкъ, отвѣчалъ брюнетъ и сѣлъ.
— А мы всю дорогу васъ считали за нѣмца, сказала Глафира Семеновна.
— О, я говорю по нѣмецки, какъ… эхтеръ нѣмецъ. Многи србы говорятъ добре по нѣмецки. Отъ нѣмцы наша цивилизація. Вы будете глядѣть нашъ Београдъ — совсѣмъ маленьки Вѣна.
— Да неужели онъ такъ хорошъ? удивилась Глафира Семеновна.
— О, вы будете видѣть, мадамъ, махнулъ ей рукой брюнетъ съ увѣренностью, не требующей возраженія. — Мы имѣемъ универзитетъ на два факультетъ: юристише и философише… (Брюнетъ мѣшалъ сербскую, русскую и нѣмецкую рѣчи). Мы имѣемъ музеумъ, мы имѣемъ театръ, національ-библіотекъ. Нови королевски конакъ…
— Стало быть есть тамъ и хорошія гостинницы? спросилъ Николай Ивановичъ.
— О, какъ на Винъ! Какъ на Вѣна.
— Скажите, гдѣ-бы намъ остановиться?
— Гранъ-Готель, готель де Пари. Кронпринцъ готель. Гостильница Престолонаслѣдника, — перевелъ брюнетъ и прибавилъ:- Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра ѣда. Добро ясти будете.
— А по русски въ гостинницахъ говорятъ? поинтересовалась Глафира Семеновна.
— Швабы… Швабски келнеры, собарицы — србви… Но вы, мадамъ, будете все понимать. Вино чермно, вино бѣло, кафа, овечье мясо… чаша пива. По србски и по русски, — все одно, разсказывалъ брюнетъ.
— Ну, такъ вотъ, мы завтра, какъ пріѣдемъ, такъ значитъ, въ гостинницѣ Престолонаслѣдника остановимся, сказалъ женѣ Николай Ивановичъ. — Что намъ разные готель де-Пари! Французскія-то гостинницы мы ужъ знаемъ, а лучше намъ остановиться въ настоящей славянской гостинницѣ. — Въ которомъ часу завтра мы въ Бѣлградѣ будемъ? спросилъ онъ брюнета.
— Какъ завтра? Мы пріѣдемъ въ Београдъ сей день у вечера на десять съ половина часы, отвѣчалъ брюнетъ.
— Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечеромъ? радостно воскликнула Глафира Семеновна. — А же намъ сказали, что завтра поутру? Николай Иванычъ! что-жъ ты мнѣ навралъ?
— Не знаю, матушка, не знаю, смѣшался супругъ. — Я въ трехъ разныхъ мѣстахъ трехъ желѣзнодорожныхъ чертей спрашивалъ, и всѣ мнѣ отвѣчали, что «моргенъ», то есть завтра.
— Можетъ быть они тебѣ «гутъ моргенъ» говорили, то есть здоровались съ тобой, а ты понялъ въ превратномъ смыслѣ.
— Да вѣдь одинъ разъ я даже при тебѣ спрашивалъ того самаго кондуктора, который отъ насъ съ гульденомъ сбѣжалъ. Ты сама слышала.
— Ну, такъ это онъ насъ нарочно надулъ, чтобъ испугать ночлегомъ въ вагонѣ и взять гульденъ за невпусканіе къ намъ въ купэ постороннихъ. Вы, монсье, навѣрное знаете, что мы сегодня вечеромъ въ Бѣлградъ пріѣдемъ, а не завтра? спросила Глафира Семеновна брюнета.
— Господи! Азъ до дому ѣду и телеграфилъ.
— Боже мой, какъ я рада, что мы сегодня пріѣдемъ въ Бѣлградъ и намъ не придется ночевать въ вагонѣ, проѣзжая по здѣшней мѣстности! радовалась Глафира Семеновна. — Ужасно страшный народъ здѣшніе венгерскіе цыгане. Знаете, мосье, мы съ мужемъ въ итальянскихъ горахъ проѣзжали, видали даже настоящихъ тамошнихъ бандитовъ, но эти цыгане еще страшнѣе тѣхъ.
Брюнетъ слушалъ Глафиру Семеновну, кивалъ ей даже въ знакъ своего согласія, но изъ рѣчи ея ничего не понялъ.
— На Везувій въ Неаполѣ взбирались мы. Ужъ какія рожи насъ тогда окружали — и все-таки не было такъ страшно, какъ здѣсь! Вѣдь оттого-то я къ вамъ и бросилась спасаться, когда мы въ тунель въѣхали, продолжала Глафира Семеновна. — Мой мужъ хорошій человѣкъ, но въ рѣшительную минуту онъ трусъ и теряется. Вотъ потому-то я къ вамъ подъ защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?
Брюнетъ опять кивнулъ, и хотя все-таки ничего не понялъ, но думая, что рѣчь идетъ все еще о томъ, когда поѣздъ прибудетъ въ Бѣлградъ, заговорилъ:
— Теперь будетъ статіонъ Карловцы и Фрушка гора на Дунай-рѣка… А дальше статіонъ градъ Индія и градъ Земунъ — Землинъ по-русски.
— Всего три станціи? Какъ скоро! удивилась Глафира Семеновна.
— Въ Землинъ будетъ нѣмецка митница [1], а въ Београдъ — србска митница. Пассъ есть у господина? Спросятъ пассъ, — отнесся брюнетъ къ Николаю Ивановичу.
— Вы на счетъ паспорта? Есть, есть… Какъ-же быть русскому безъ паспорта? Насъ и изъ Россіи не выпустили-бы, — отвѣчала за мужа Глафира Семеновна.
Брюнетъ продолжалъ разсказывать:
— Земунъ — семо, потомъ Дунай рѣка и мостъ, овамо — Београдъ србски… Опять паспортъ.
— Стало быть и у васъ насчетъ паспортовъ-то туго? — подмигнулъ Николай Ивановичъ.
— Есть. Мы свободне держава, но у насъ вездѣ паспортъ.
Разговаривая съ брюнетомъ, супруги и не замѣтили, что ужъ давно стемнѣло и въ вагонѣ горѣлъ огонь. Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Было ужъ девять. Брюнетъ предложилъ ему папиросу и сказалъ:
— Србски табакъ. На Србія добръ табакъ.
— А вотъ петербургскую папироску не хотите-ли? — предложилъ ему въ свою очередь Николай Ивановичъ. — Вотъ и сама мастерица тутъ сидитъ. Она сама мнѣ папиросы дѣлаетъ, — кивнулъ онъ на жену.
Оба взяли другъ у друга папиросы, закурили и разстались. Брюнетъ ушелъ въ свой купэ, а супруги стали ждать станціи Карловицъ.
— Карловцы! — возгласилъ кондукторъ, проходя по вагону.
Послѣ станціи Карловицъ Глафира Семеновна стала связывать свои пожитки: подушки, пледы, книги, коробки съ закусками. Ей помогалъ Николай Ивановичъ.
— Скоро ужъ теперь, скоро пріѣдемъ въ Бѣлградъ, — радостно говорила она.
Подъѣзжали съ станціи Землинъ — австрійскому городу съ кореннымъ славянскимъ населеніемъ, находящемуся на сербской границѣ. Вдали виднѣлись городскіе огни, въ трехъ-четырехъ мѣстахъ блестѣлъ голубовато-бѣлый свѣтъ электричества.
Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна стояли у окна и смотрѣли на огни.
— Смотри-ка огни-то какъ разбросаны, сказала она. — Должно быть, большой городъ.
— Да. Это ужъ послѣдній австрійскій городъ. Послѣ него сейчасъ и Бѣлградъ, славянское царство. Прощай нѣмчура! Прощай Гуніади Янусы? проговорилъ онъ.
— Какъ Гуніади Янусы? быстро спросила Глафира Семеновна.
— Да вѣдь это венгерская вода, изъ Венгріи она съ намъ въ Россію идетъ. Ну, я венгерцевъ Гуніади Янусами и называю.
