class="p1">— Не хочу, чтобы она снова через это проходила. Не позволю, чтобы они это делали с ней, Шон.
Доктор уставился на нас:
— Возможно, вы хотите рассмотреть отказ от реанимации. Это распоряжение об отказе, которое будет храниться в медицинской карте. Там говорится, что, если подобное повторится, вы не согласны на реанимацию Уиллоу.
Последние несколько недель беременности я готовилась к худшему, но и подумать не могла, что будет так сложно.
— Это пища для размышления, — сказал врач.
— Возможно, — сказал Шон, — она не должна быть здесь с нами. Возможно, она предназначена Господу.
— А как насчет моих желаний? Я так ждала ее рождения.
Он обиженно посмотрел на меня:
— Думаешь, я не ждал?
За окном во дворе больницы я увидела холм, покрытый искристым снегом. День стоял ослепительно-яркий, как лезвие ножа. С трудом верилось, что всего несколько часов назад здесь свирепствовала снежная буря. Один предприимчивый папочка, пытаясь занять сына, забрал из столовой поднос. Мальчик с визгом несся с горки, оставляя за собой снежный вихрь. Он встал и махнул рукой в сторону больницы, где, должно быть, кто-то смотрел на них так же, как и я. Возможно, здесь мать мальчика, которая ждет еще одного ребенка. Может, даже стоит в соседней палате и смотрит, как катается ее сын.
«А моя дочь, — рассеянно подумала я, — никогда не сможет этого сделать».
Пайпер крепко сжала мою руку, и мы обе взглянули на тебя, все еще находясь в ОИТН. Под твоими покалеченными ребрами торчала трубка, бинты плотно держали ручки и ножки. Я слегка пошатнулась.
— Ты в порядке? — спросила Пайпер.
— Не обо мне надо беспокоиться. — Я подняла взгляд на подругу. — Они спросили, не хочу ли я подписать отказ от реанимации.
— Кто такое спросил? — округлила глаза Пайпер.
— Доктор Роудс…
— Он интерн, — презрительно сказала она, словно бы произнесла «он нацист». — Он даже до столовой не знает дороги, что уж говорить о манере общения с матерью, на глазах которой ребенок перенес полную остановку сердца. Никакой педиатр не станет советовать отказ от реанимации новорожденного до того, как обследование мозга не подтвердит необратимое разрушение…
— Они вскрыли ее прямо на моих глазах, — дрожащим голосом произнесла я. — И я слышала, как ломаются ребра, когда они вновь запустили ее сердце.
— Шарлотта…
— Ты бы подписала?
Пайпер ничего не ответила, и я перешла на другую сторону от кроватки. Ты оказалась спрятанной между нами, словно тайна.
— Неужели такой будет вся моя оставшаяся жизнь?
Долгое время Пайпер молчала. Мы прислушивались к окружавшей тебя симфонии гудения и жужжания. Я заметила, как ты вздрогнула, как поджала крохотные пальчики на ножках, как широко распахнула ручки.
— Не твоя жизнь, — ответила Пайпер, — а жизнь Уиллоу.
Позже тем днем, пока слова Пайпер эхом отдавались в моей голове, я подписала отказ от реанимации. Он представлял собой мольбу о пощаде, черным по белому, если не вчитываться между строчками: впервые я врала и говорила, что лучше бы ты не появлялась на свет.
Большинство вещей бьется, включая сердца.
Уроки жизни исчисляются не мудростью, а шрамами и мозолями.
Уоллис Стегнер. Птица-наблюдатель
Темперирование: медленное и постепенное нагревание.
Когда мы говорим о темпераменте, то чаще всего горячий темперамент означает вспышку гнева. В кулинарии темперирование означает загустение при должном настаивании. Можно темперировать яйца, добавляя горячую жидкость небольшими количествами. Смысл в том, чтобы нагреть их, но не вызвать сворачивания. В результате получаем заварной крем, который можно использовать как соус для десерта или включить в более сложный десерт.
Вот еще что интересно: консистенция конечного продукта никак не зависит от типа жидкости, которую мы используем для нагрева. Чем больше яиц положить, тем более густым и насыщенным получится конечный продукт.
Другими словами, результат зависит от первоначальной субстанции, с которой ты начинаешь.
Ликер-крем
2 чашки цельного молока.
6 яичных желтков комнатной температуры.
5 унций сахара.
1 1/2 унции кукурузного крахмала.
1 чайная ложка ванили.
Доведите молоко до кипения в эмалированной кастрюле. В миске из нержавеющей стали взбейте яичные желтки, сахар и кукурузный крахмал. Темперируйте яичную смесь молоком. Поставьте молоко и яичную смесь обратно на огонь, постоянно помешивая. Когда смесь начнет густеть, перемешивайте быстрее, пока она не закипит, потом снимите с огня. Добавьте ванили и вылейте в миску из нержавеющей стали. Посыпьте сахаром и накройте целлофановой пленкой поверх крема. Положите в холодильник и остужайте до самой подачи. Можно использовать как начинку для фруктовых тартов, наполеона, профитролей, эклеров и т. д.
Февраль 2007 года
Еще никогда в жизни я никуда не выезжала на каникулы. Даже из Нью-Гэмпшира не выезжала, за исключением того раза, когда мы с тобой и мамой отправились в Небраску. Ты призналась, что провести три дня в больничной палате со старыми мультиками «Том и Джерри», пока у тебя берут анализы в детской больнице Шрайнерс, совсем не то, что поехать на пляж или в Большой Каньон. Можешь представить мою радость, когда я узнала, что наша семья собирается в «Дисней уорлд». Мы поедем во время февральских школьных каникул. Остановимся в отеле, сквозь который идет монорельсовый поезд.
Мама принялась составлять список аттракционов, на которые мы пойдем. «Маленький мир», «Летающий слон Дамбо», «Полет Питера Пэна».
— Это для малышей, — пожаловалась я.
— Они самые безопасные.
— «Космическая гора», — предложила я.
— «Пираты Карибского моря».
— Отлично! Я в первый раз еду на каникулы и даже не могу повеселиться.
Я вылетела из комнаты, направляясь в нашу общую спальню и представляя, что говорили родители: «Вот, опять Амелия так ужасно себя ведет».
Забавно, но когда случается нечто подобное, а случается оно постоянно, мама не пытается сгладить острые углы. Она слишком занята заботой о тебе, и разрешение конфликтов ложится на папины плечи. В этом я тебе тоже завидую: это твой родной отец, а мой — отчим. Я не знаю своего отца, они с мамой разошлись еще до моего рождения, и она клянется, что его отсутствие — лучший подарок. Шон удочерил меня и всячески старается показать свою любовь, не меньше, чем к тебе, но в моей голове все равно сидит эта отвратительная черная заноза, которая напоминает, что это не может быть правдой.
— Мели, — позвал он, заходя ко мне в спальню (он единственный на всем белом свете, кому я разрешаю так называть себя; мне это напоминает червячков, которые заводятся в муке и
