Над ним роем кружили мухи и, залетая в квартиру, приклеивались к свежевыкрашенным дверным проемам и рамам. Так что новые благоустроенные квартиры мгновенно превратились в братскую могилу для несчастных насекомых. Крайне неприятное и неэстетичное зрелище. Мух пробовали извести мухобойками, но это было и хлопотно, и бесполезно. Тогда кто-то посоветовал купить и развесить длинные клейкие ленты, чтобы мухи, залетая в комнату, тут же попадали в ловушку. Это помогло не только ловле мух.
* * *
Для перевозки вещей дедушка нанял на заводе машину и пригласил несколько крепких парней. Командовал ими некто Паша Цымбалюк, малый молчаливый, но невероятно сильный. Гвозди пальцами выдирал, подковы гнул – эдакий былинный герой.
Ловко разобрали мебель, потому что шансов пронести ее по узкой лестнице не было никаких. Кое-что даже спускали на тросах из окон – эркерные окна были шире дверных проемов.
Меня предусмотрительно отправили к соседям, поскольку не все то, что говорили грузчики, годилось для детских ушей. Не взяли меня и на разгрузку – что там произошло, я потом узнал, подслушивая разговоры на кухне.
Доехали без приключений.
У нового дома уже стояло несколько машин, счастливые новоселы активно заселялись. А на улице знакомились дети, рисовали классики на свежеуложенном асфальте, кто-то уже попал футбольным мячом в окно первого этажа, где-то грызлись собаки, выясняя, кто будет альфа-самцом местного значения. Словом, начиналась нормальная жизнь типового многоквартирного дома.
Первым наверх, взвалив на себя несколько коробок, пошел Цымбалюк. Через некоторое время сверху раздался крик, мат-перемат и такой топот, будто кто-то танцевал чечетку.
Все, побросав вещи, кинулись наверх.
На полу валялись растерзанные кули и коробки. Сам Цымбалюк, как слепой, махал перед собой руками, отбиваясь от невидимого врага и при этом отчаянно матерясь. Но самое ужасное, никто не мог понять, с кем он так отчаянно сражается. Цымбалюк выписывал ногами невероятные пируэты, хватался за лицо, бился о стены и при этом не преставая голосил. Уже хотели бежать вызывать бригаду скорой помощи, решив, что с несчастным случилось что-то вроде эпилептического припадка, но, приблизившись, рассмотрели, что все его лицо обмотано липкой лентой с присохшими к ней трупами мух, комаров и мотыльков. Одна полоска плотно закрывала глаза, так что видеть он практически ничего не мог. Стараясь отодрать от себя клейкую ленту, Цымбалюк еще больше в ней запутывался и, натыкаясь на стены, оставлял на ней отпечатки пальцев. Скоро новые обои можно было сдавать на дактилоскопическую экспертизу. На крик сбежались соседи. С трудом остановили несчастного Цымбалюка, который, даже когда его отмыли и напоили водкой, долго дергался и отплевывался. За несколько минут квартира, где муха не сидела, превратилась в помойку, где муха не только сидела, но неоднократно справляла нужду, и не одна, а с приятелями.
Папа с дедушкой понимали: если все это увидит мама, то их обоих замуруют в обгаженные стены. Дедушка мгновенно сориентировался. Еще внизу он заметил, что в трехкомнатную квартиру на пятом этаже гордо заносили редкие финские обои. Это был шанс спасти ситуацию.
Дедушка обладал невероятным умением мгновенно сходиться с любыми людьми, даже теми, которые ему были не очень приятны. Торгашей и дельцов, например, он сильно недолюбливал. Но ситуация была нестандартная.
Чем он охмурил заведующего магазином хозтоваров, так и остается загадкой, но пришел он довольный и с несколькими рулонами редких импортных обоев. Обойный клей достали без проблем, а остальное было делом техники. Так что благодаря несчастному Цымбалюку и дедушкиной находчивости в нашей небольшой двухкомнатной квартире красовались роскошные финские обои, предмет зависти всех соседей и мамина гордость.
* * *
За пару недель перевезли тяжелые вещи, расставили в серванте перемытую посуду, но все время возвращались ночевать на Воинова. Несколько раз папа с мамой оставались в новой квартире, но меня не брали под предлогом того, что буду путаться под ногами, а на самом деле они до последнего оттягивали отъезд. Как бы ни радовались за нас бабушка с дедушкой, все понимали: так, как раньше, уже не будет никогда.
Приближался конец августа, надо было готовиться к школе и ждать больше было невозможно. Мы уже отоварились на школьным базаре в Доме ленинградской торговли. В углу стоял ранец с пластмассовым пеналом – в таком пенале не страшно, если вдруг протечет чернильная ручка, – были надписаны и аккуратно обернуты дневник и букварь, в шкафу висела тщательно отпаренная форма скучного мышиного цвета.
Настал день переезда.
Внизу стояло такси. Наш сосед-шофер Коля помог загрузить чемоданы – он не мог допустить, чтобы нас перевозил кто-то другой. Денег, как его папа с дедушкой ни уговаривали, не взял. Колина жена, Галя, утирая глаза, зачем-то напекла пирожков и сунула нам пакет с собой. Мы переезжали всего-то на другой конец города, но провожали нас всем подъездом.
Вдруг почему-то завыла Двойра, ее шуганул расстроенный Расул. В подвальном окне мелькнули влажные глаза Шушары. На третьем этаже мама Мальвины Карловой подошла к окну, держа на руках маленькую улыбчивую Маргошу.
Мне по малолетству и глупости было ужасно радостно, и я не понимал слез соседей, виноватых улыбок папы и мамы, бесконечных объятий и обещаний часто приезжать. Я заскучал и стал глазеть по сторонам.
На мостовой что-то блеснуло. Я нагнулся и подобрал монетку в десять копеек.
– Орел или решка? – улыбнулся Коля.
– Решка, – ответил я.
– Брось, – посоветовал он. – Можно подбирать только те, которые орлом вверх.
Я крепче зажал монетку. Было все-таки жалко.
– Брось на счастье. Это примета такая.
– Чтобы когда-нибудь вернуться, – тихо подсказала мама.
Я раскрыл ладошку, посмотрел сначала на монетку, потом наверх.
Крыши домов нависали над улицей тяжелыми бровями. Окна слезились от утренней мороси, капли соскальзывали с карнизов, скатываясь по щербатым стенам дома. Дверь парадной то открывалась, то закрывалась, скрипя и заикаясь, тугая пружина удерживала ее, не давая протиснуться папе с последним чемоданом.
И тогда я размахнулся и бросил монетку.
Она ударилась о стену, отскочила на мостовую, покрутилась и провалилась прямо в канализационный люк.
* * *
Мягко хлопнули двери, и такси плавно двинулось с места, а я, став на колени на заднем сиденье, смотрел, как удаляются машущие нам вслед бабушка и дедушка. А потом такси свернуло на улицу Фурманова, а оттуда – на набережную.
Мимо плавно проносился каменный парапет Невы, слева приближалась ограда Летнего сада. Опытные таксисты знали, что именно здесь надо чуть прибавить скорость, чтобы машина взлетела на маленьком горбатом мостике через Фонтанку. И тогда на мгновение появится удивительное ощущение, будто что-то обрывается в животе, образуется пустота, а потом, как по команде, взлетает стая бабочек и
