который до конца стоит на своем? Женщины так любят ублюдков, что не в силах перед ними устоять. И ты тоже сломаешься под моим напором, как и все, Бетти, не так ли? О, у тебя ко мне нет чувств? Ты любишь другого? Это вовсе не препятствие для того, кто знает, как переменчива женская любовь. Даже если она уверена, что любит этого парнишу, стоит более сильному самцу появиться в поле зрения и четко обозначить свои намерения, проявив наглость, бескомпромиссность, хамство, грубость, упрямство – и вот она уже задумалась: а верный ли выбор я сделала? А может, этот мужчина действительно лучше? Я ведь не проверяла, откуда я могу знать? Будет просто глупостью не проверить. Она видит своими глазами, как он ломает все препятствия на пути к цели, как долго не отступает, не сдается, уверенный в себе и своей победе, и ее прежний выбор подвергнется пересмотру. Появился самец, который сможет дать самке большее, и она уже спешит к нему, ведь он – сильный, он – защита, он многого добьется, самка не будет иметь проблем, значит, он – именно тот, кто ей нужен. Простые законы первобытных времен безотказно работают по сей день. Цивилизация не в силах повлиять на женскую природу. А мужчины, которые этими законами пользуются, не сомневаясь в себе, всегда достигают успеха. Понимает ли она, что я не отступлю, а значит, все предрешено?»
Зеркало трескается, и от неожиданности мужчина ранит себя лезвием. Крупная алая капля, не смешиваясь с голубоватой пеной, быстро сбегает по щеке и падает в раковину. Я вижу во всех подробностях, как она разбивается о белую поверхность, и мелкие брызги разлетаются вокруг нее красной пылью.
– Черт, – произносит мужчина, осматривая порез.
Вторая капля падает очень медленно, с протяжным звуком, будто в slow-motion. Выражение лица мужчины меняется, он всматривается в зеркало, нахмурившись. Он что-то заподозрил.
Я просыпаюсь.
***
Покидая аудиторию, я уже знала, что он попросит меня остаться, и интуиция не обманула меня, как и всегда. Когда он окликнул меня, несколько человек, не успевшие выйти, – это были Алла (лицемерка), Настя (тощая истеричка) и Соня (просто тупица) – оглянулись на меня с ухмылочками. Проваливайте, подумала я, отправляйтесь в свои логова плести паутины сплетен. Это единственное, что вы умеете делать хорошо. Я ответила девушкам невозмутимым взглядом на каменном лице и подошла к Шувалову.
– Слушаю Вас, Роман Григорьевич.
– Здравствуй, малышка Бет. Знаешь, у меня к тебе просьба.
– Неужели.
– Это так. Ты не могла бы помочь мне кое в чем?
– Да что это с Вами? Вы слишком любезны. Забыли выйти из роли? – мило поинтересовалась я.
Шувалов оценил мой подкол и улыбнулся сам себе. Мужчина сидел за столом перед раскрытым журналом, держа ручку в левой руке. Да он же левша! Ничего себе. Как я раньше не заметила?
– Слушай, Бет, это не отнимет у тебя много времени. У меня тут возникли проблемы с заполнением журнала, и, так как староста сегодня отсутствует…
– Ладно, давайте, только быстро.
И тут Шувалов сделал самую непредсказуемую вещь, которую только мог сделать. Он полез в выдвижной ящик стола, достал оттуда черный футляр, раскрыл его, вытащил очки в черной оправе и надел их, предварительно протерев стекла. Наверное, от этого зрелища у меня отвисла челюсть.
– Что? – спросил Шувалов, будто ничего необычного не произошло.
– Н-ничего.
Иисусе, так у него есть очки! Я ни разу не видела, чтобы он их носил. Видимо, он надевает их в очень редких случаях. Его злодейскому облику аксессуар прибавляет тонкий налет загадочности. Как будто некто вроде Джека Потрошителя решил завязать с прошлым и податься в преподаватели. Добрый день, студенты, сегодня я расскажу вам, что делать с трупом человека, чтобы его как можно дольше не обнаружили… Как же необычно он выглядит, даже не похож на самого себя. Шувалов в очках – да это любого выбьет из колеи. Кто бы мог подумать, что даже у такого брутального мужчины имеется маленькая слабость.
– Подойди и взгляни – для какой информации предназначена эта графа? – спросил Роман Григорьевич, склонившись над журналом.
Пока я всматривалась, куда он указывал пальцем, мужчина снял очки и сложил обратно в футляр. Я не придала этому значения, подумала, может, ему не хочется, чтобы я его таким видела.
– Вот здесь нужно писать уровень общей подготовки группы к занятию, а здесь – темы дополнительных занятий, если Вы таковые назначите.
– Ты меня выручила, Бетти-Бет.
Я даже не заметила, как оказалась у него на коленях. Все произошло слишком стремительно, и первые несколько мгновений я не осознавала, что мое положение изменилось.
– Что такое, Роман Григорьевич?
– А что?
Я засмеялась, настолько глупой была ситуация. Он тоже расхохотался, крайне довольный собой. Но мой смех резко оборвался.
– Знаете, я пойду.
– Нет, – ответил Шувалов, продолжая широко улыбаться.
Обхватив за талию, этот устрашающе огромный мужчина удерживал меня у себя на коленях. Левым боком я была обращена к нему, и чтобы видеть его лицо полностью, приходилось слегка поворачивать голову. Меня вновь пробрало нервное хихиканье. Как же легко он провел меня на этот раз! А я такая глупая.
– Ладно, это не смешно. Отпускайте меня. На это я не подписывалась.
Шувалов молчал, упиваясь своей силой. Он полностью владел ситуацией. Я пробовала подняться, упираясь ногами в пол, а руками – в его ноги выше колена, но, разумеется, ничего у меня не вышло, он лишь крепче сжимал меня, посмеиваясь над моими попытками.
– Что теперь будешь делать?
– Не знаю, – призналась я мрачно. – Коварства Вам не занимать. Снова меня подманили.
Мужчина опять засмеялся, и этот смех не предвещал ничего хорошего.
На занятиях он ведет себя сдержанно, но харизма и самоуверенность так и хлещут из него. Однако когда мы остаемся наедине, его внутренняя сущность обнажается, и Шувалов преображается, как оборотень. Он ведет себя только так, как ему хочется, и ни с чем не считается. Он готов пойти на любую хитрость, лишь бы остаться со мной один на один. Обмануть меня ему ничего не стоит.
– Почему не вырываешься, Бет? Нравится находиться так близко к моему телу?
– Нет. Если бы я была Вашей комплекции, я бы, может, и имела какие-то шансы. А так – не вижу смысла.
Он удовлетворенно хмыкнул.
– Знаешь, а ведь я могу сейчас не только поцеловать тебя, но и запросто залезть в трусики. И ты не сумеешь мне помешать. Скажу даже больше – я не просто могу это сделать – я хочу это сделать.
У меня запылали щеки и уши. В области малого таза что-то горячо и сладко шевельнулось внутри, разворачиваясь, и это заставило меня сжать колени. Шувалов засмеялся мне на ухо, от чего вся левая часть моего тела покрылась мурашками. Иисусе, скажи, что я
