ее в свою болезнь. Это привяжет, заставит страдать… Но – как же быть с правдой?.. Он тотчас ухватился за спасительную ниточку. Да я просто должен, обязан поставить ее в известность! Пусть решает сама… Кстати, сегодня среда – наш день…
Крутя телефонный диск, он уверял себя в том, что путь к истине всегда пролегает сквозь тернии, что высшее предназначенье человека именно в этом, ощущаемом им теперь чувстве собственной кристальной чистоты, что… и пр., и пр.
– Тут я, – сказала Вера придушенным голосом.
– Привет! Ты что, жуешь?
– Ага…
– А это снова я. Не надоел?
– Нет. Пока…
– Пока?.. Это что – намек?
– Иди к черту! – отозвалась она звучным голосом, вероятно, проглотив свой кусок. – Между прочим, я соскучилась…
– Неужели обо мне? – мелодраматически вопросил он. – Я ведь вижу, что не представляю для тебя интереса как личность. Нас не связывает ничто, кроме постели. В глубине души ты презираешь меня и ставишь ступенькой ниже себя. Ой, куда это меня несет!.. Подумал Станислав Сергеич.
– Ты что, перепил вчера? – после довольно долгой паузы спросила Вера.
– Трезв как стеклышко, – нагло заявил он.
– Что-то несуразное несешь…
Еще бы! Воскликнул он мысленно, обрадованный ее реакцией.
– Ты уж прости меня, Верочка, – скорбно произнес Тропотун. – Знаю, что сумбурно выражаюсь… Я хотел молчать, но мой долг в отношении тебя велит…
– Ты что, уезжаешь?
– Можно сказать и так…
– Ничего не понимаю! Что происходит?
– Завтра я ложусь в больницу.
– Охх… ну дальше!
– Что – дальше?.. – фальшиво усмехнулся он. – Все мы смертны, конечно… Но диагноз… – он эффектно оборвал свою речь и вдруг понял, что по его щекам стекают всамделишные слезы.
– Диагноз… – эхом повторила Вера. – Да не терзай ты меня, расскажи все!
В ее голосе звучало неподдельное чувство, и Станислав Сергеич решил не фиглярствовать больше перед ни в чем не повинной женщиной. Собравшись с силами, он коротко пересказал ей самую суть.
– Но ведь возможна ошибка…
– Из больницы я пошел в библиотеку и прочел медицинскую энциклопедию – все сходится. Зачастую протекает бессимптомно. Так и написано – бессимптомно!
– Станислав, дорогой, – ее голос был само сострадание, и внутри у него что-то дрогнуло и подалось навстречу этому голосу, – если даже все так, как ты думаешь… В крайнем случае тебя прооперируют. Все будет хорошо – это говорит моя интуиция!
– Не стоит самообольщаться… – сказал он устало. – Я ведь взрослый человек и, между прочим, мужчина. Рак легкого тем и коварен, что диагностируется, как правило, поздно. Шансов у меня маловато…
– Рак легкого… – с бессознательным ужасом проговорила Вера.
– Да уж, подарочек судьбы!.. – произнес он с бравадой. – Кстати, я об этом узнал две недели назад. Но мне было важно провести совет.
– Ну и как – провел?
– О да!.. – саркастически ответил Тропотун. – Такого совета в НИИБЫТиМе не было и никогда впредь не будет!
– Я тебя люблю. – Сказала Вера очень серьезно. И Станислав Сергеич ощутил, что на его душевную рану пролился целительный бальзам. Неважно, что признание это было вызвано скорее жалостью, нежели любовью, – эмоциональный заряд, который крылся в ее словах, со скоростью триста тысяч километров в секунду пронесся по проводам и отдался в его груди теплым толчком.
– Спасибо Вера, – с усилием произнес он после паузы, так как был по-настоящему расстроган. – Я сомневался, говорить ли тебе о болезни… Иногда откровенность может сковать нерасторжимой цепью. Поэтому лучше тебе в больницу не приходить. Да, это лучше для нас обоих! Но… ты не против, если я стану изредка тебе звонить?.. Наши отношения – они значат для меня так много…
Приходи ко мне! Люби меня! Страдай за меня!.. Слышалось в контексте этих благородных, мужественных слов. И Вера чутко уловила эту страстную мольбу.
– Станислав, ты меня удивляешь… – заговорила она строгим тоном. – Когда ты был здоров, мы с тобой были вместе. Неужели ты думал, что я брошу тебя в такой момент?.. Да за кого же ты меня принимаешь?!
– Я…
– Помолчи! Непременно буду приходить к тебе в больницу! Так запросто ты от меня не отвяжешься. Лучше говори сразу, где эта самая больница находится?
– На Сосновой горке. Центральная… – пробормотал он. – Просто я не хотел создавать тебе лишние хлопоты… – А в душе у него бурлило радостное победное чувство: любит! Она меня любит!..
До сознания его наконец дошел настойчивый сигнал селектора.
– Извини, тут меня вызывают, – нежно произнес он в трубку. И не в силах сопротивляться своей натуре прибавил сурово: – Прощай!
– До свидания! – с нажимом ответила она и отключилась.
Пристальным взглядом Воевода проводил спину своего заместителя, направившегося к двери. Любезное выражение уже сползло с директорского лика и теперь на нем отражались беспокойство и озабоченность. Степан Васильевич подошел к столу и снял трубку надрывающегося телефона. Однако невидимый собеседник явно не занимал мыслей директора. Круто оборвав разговор, он положил трубку, сел в кресло и, шевеля кустистыми черными бровями, задумался о чем-то неприятном.
В кабинет заглянула Софья Ивановна.
– Есть кто в приемной? – спросил Воевода.
Она отрицательно качнула золотоволосой головой.
– Посиди со мной… – попросил он. – Кофе выпьем…
– Ты всегда забываешь – у меня же давление! – с раздражением сказала она. – Ну ладно, пока никого нет… Себе приготовлю кофейный налиток!..
Из приемной она вернулась с хромированным блестящим кофейником и поставила его на стол – только вскипел. Разложила по чашкам кофе и кофейный суррогат: тебе… мне… Залила кипятком. Подсела к столу, помешивая свой суррогат позолоченной ложечкой.
Степан Васильевич умиротворенно наблюдал за всеми ее действиями.
– День какой-то кошмарный… – сказала она, поворачивая к нему лицо. – Ты, Степушка, главное не волнуйся! Плюнь на всех на них с высокой колокольни!
– Я так и сделал.
– Умница. А то еще приступ будет… Я сегодня уже две папазолины для профилактики съела.
Воевода встал из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.
– Что с Тропотуном происходит? – наконец заговорил он в недоумении. – Ну, в больницу человек ложится – это понятно. Но что-то здесь не так… – он сел рядом с Софьей Ивановной, вынул золоченую ложечку из своей чашки и стал рассеянно крутить в пальцах.
– Ой! – девичье воскликнула пожилая секретарша, – ты же про Ефременку не знаешь!
И тут же изобразила в лицах и с соответствующими комментариями скорбную историю заместителя директора по хозяйственной части.
– Вот они, амбиции-то, что делают!.. – покачал директор своей массивной головой. – А знаешь, Сонюшка, с анонимками я его вычислил. В процессе руководящей работы у меня вроде шестого чувства на подлецов развилось. Только вот… – он нахмурился и забарабанил по столу пальцами, – поведение Тропотуна не пойму. Наш
