И вот еще что: оставьте вы у себя путевку. Не для вас, для вашей жены старался.
Они проговорили с полчаса, и Николай Григорьевич покинул кабинет заместителя директора совершенно очарованный им. Он и не предполагал., что Тропотун настолько четко и трезво оценивает институтские проблемы, и теперь корил себя за то, что никогда по-настоящему его не ценил.
– Как все просто… – скучающе пробормотал Станислав Сергеич, когда закрылась дверь за Оршанским, – как все просто…
Часть IV
На смертном одре
– В онкологическое отделение Станислав Сергеич явился с пакетом, в который Регина уложила необходимые по ее мнению вещи, и с таким неприступно-начальственным видом прошествовал мимо вахтерши, что та не посмела задержать столь импозантного мужчину. Он отыскал ординаторскую, постучал и, услышав «войдите!» – распахнул дверь. Врач поинтересовалась, по какому он вопросу? «У меня направление», – с нарочитой беспечностью сказал Тропотун. Но, пока она внимательно читала его направление, пристально вглядывался в выражение ее до бронзы загорелого лица с довольно правильными чертами. Женщина подняла на него ясные синие глаза и тряхнула головой, отчего тяжелые подвески у нее в ушах заплясали, разбрызгивая огненные искры: «Идемте, провожу вас к старшей сестре…»
Оприходуют сейчас, как ненужную вещь – и в утиль… С горечью размышлял Станислав Сергеич, следуя за своей решительной провожатой. Высокая, стремительная, поджарая, она была весьма привлекательна. Слишком, пожалуй, решительная… С неприязнью подумал он, стараясь однако никоим образом эту свою неприязнь не проявлять, – вдруг она будет его лечащим врачом!..
– Любовь Павловна, пополнение привела! – громко сказала врач, заходя в кабинет старшей медсестры. Закачались, запрыгали длинные серьги, засверкали синими огоньками, когда она остановилась посредине и, обернувшись к Станиславу Сергеичу, улыбнулась белозубой улыбкой и заметила: – Фамилия у вас необычная…
– Тропот – такая конская рысь, – автоматически пояснил Станислав Сергеич.
– Тро-пот, – повторила она. – И вправду похоже на стук копыт… В какую же палату вас поместить?..
– В лучшую, конечно! – шутливо отозвался он. – И чтобы потише…
– Тогда в четвертую – двухместная и от телевизора далеко.
Первую ночь Станислав Сергеевич спал очень плохо: мешали непривычные звуки, кровать была неудобной, а подушка, от которой несло плохо промытым пером, чересчур жидкой.
К тому же у Гриши, сопалатника и коллеги по несчастью, выявилось несколько крупных недостатков: непреодолимая коммуникабельность, наличие многочисленной родни и корешей, а ночью еще и храп с руладами. На хитром круглом его лице, которое так и просилось назваться рожей, читались два изначальных стремления Гришиной натуры – любовь к женскому сословию и тяга к спиртосодержащим жидкостям. Соскучившийся без соседа Гриша тут же принялся пересказывать долготерпеливому Станиславу Сергеичу похождения всей своей родни по пьянке и так просто. Тот слушал, изображая внимание, поддакивал, а через пару часов уже стискивал зубы, чтобы не послать его подальше. Сдерживало Станислава Сергеича лишь одно – коммуникабельный сосед мог оказаться единственным свидетелем ухода его из этого бренного мира…
Тропотун невольно поморщился и отдался воспоминаниям. Вчера он проснулся в семь, но поднялся только в десять, – торопиться было некуда. В кухне слышались Регинины шаги, и он машинально стал прислушиваться к этим ее шагам, к плеску воды и позвякиванию посуды. Потом встал и сложил постель. Заняться гимнастикой?.. Но пустое размахивание руками вызвало у него отвращение. Он унес постель в спальню, заглянул в кухню и приветствовал жену поднятием руки. Она постаралась изобразить безмятежную улыбку, и Станислав Сергеич подумал, что должен сказать ей что-нибудь ободряющее.
– Готовишь проводы? Вкусно… – сказал он, нюхая воздух.
– В больнице сам знаешь, как кормят, – виновато отозвалась она.
Откуда взялось это чувство вины, Регина не могла бы сказать. Природой она была создана таким образом, что анализ ситуации или же рефлексия были чужды ее натуре. Попав в пиковую ситуацию, она не выбирала линию своего поведения рассудочно, а просто полагалась на то, что подсказывает ей интуиция. Вот и теперь возможная смерть мужа вовсе не исключалась ее подсознанием в качестве одного из вариантов исхода болезни.
– Тогда и бутылочку токайского разопьем… – произнес Станислав Сергеич, сглатывая слюну. – Чтобы легче было уходить!
Последняя фраза прозвучала столь двусмысленно, что лицо Регины вытянулось, да и Станиславу Сергеичу стало не по себе. Он достал из бара в гостиной пузатенькую бутылку и возвратился в кухню. Неужели в последний раз?! Мелькнула жуткая мысль, в то время как бутылка заняла свое место посредине стола, и по его позвоночнику прошел озноб страха.
Курица в ореховом соусе, салаты, токайское… Ели, старательно изображая друг перед другом гастрономическую радость. Однако Станислав Сергеич практически не чувствовал вкуса пищи, Регина, очевидно, тоже. Говорили о какой-то ерунде, старательно избегая больничной тематики.
А потом они стояли возле двери, и у него в руках был заранее приготовленный женой пакет, в который она упаковала необходимые на первое время мелочи и пижаму. На прощание он хотел сказать что-нибудь значительное – но на ум шли одни банальности.
– Сразу же позвони, – деловито наставляла его Регина. – Номер палаты, кто лечащий врач, время посещений родственникам!..
– Да, да, конечно… – кивал он, хотя ему стоило больших усилий выглядеть почти спокойным. – Позвоню, не волнуйся!
Ты тоже береги себя и не забывай, что у нас Вадька… – Со стороны он видел себя бесстрашно глядящим в лицо смерти. – Если до его возвращения я не выйду…
– Выйдешь! Обязательно! – испуганно воскликнула она.
– Надеюсь. Но если… Всякое бывает!..
– Славочка… – она всхлипнула и в глазах заблестели слезы. – Славочка…
Только без этого!.. В тоске подумал он. Ну почему наша жизнь так напоминает плохой театр?..
Женским чутьем Регина уловила настроение мужа и удержалась от плача. Она даже улыбнулась и сказала мягко: «Все уладится, далинг…» И это «далинг» прозвучало вполне уместно в контексте их отношений, потому что в нем слышались определенная возвышенность, толика нежности и явственный холодок.
Стоявший на пороге Станислав Сергеич сказал себе, что проститься они должны были именно так. Назови его Регина «дорогой», это выглядело бы не к месту, так как русское слово «дорогой» подразумевает обоюдную искренность, любовь и, пожалуй, страсть… Тут его поразили собственные размышления на столь абстрактную тему. Он мысленно их отринул и притянул к себе жену – она прильнула к его груди, едва сдерживая рыдания. Станислав Сергеич ласково провел рукой по ее волосам и машинально отметил, что они тщательно уложены, – значит на ночь не забыла накрутить волосы на бигуди. И тотчас волна ненависти к жене захлестнула его. О! Он абсолютно уверен, что на его похоронах она будет при прическе и
