и ждать в кустах.
Стычка с лебедем заняла больше времени, чем мне казалось. Часы показывали десять минут десятого. Денни должен был уже быть на месте. Но я сидел в зарослях черники и чертополоха и ждал его. А потом я почуял какой-то запах. Что-то пахло сильнее цветов. Запах пригоревшей карамели. Со стороны сахарного завода, застилая звезды, тянулся дым. Ночная смена. Они могут услышать выстрел и прибежать до того, как я спрячу тело.
Мимо окна ангара промелькнула тень. Это он. Я узнал его ужасную дутую куртку, которая была на нем, когда вы встречались у башни Клиффорда. Огромный пухлый кокон. Потом он исчез из виду. У меня появились вопросы. Что он там делал, в темноте? Он туда проник незаконно? Он знал хозяина ангара? Что он затевал? Как долго он будет ждать тебя, прежде чем уйти? С какой стороны он выйдет?
Я не видел двери. Она, разумеется, была – наверняка взломанная – но с этой стороны ее не было видно.
Прошу, представь меня там.
Представь меня в кустах. На корточках, в темноте. В лебединой крови и мокрой грязи. Со старинным пистолетом в дрожащей руке. Я хочу, чтобы ты поняла безумную поспешность моих мыслей. Пугающие сомнения, подрывающие мою решимость. Знакомые ощущения в голове, вызванные чужими воспоминаниями.
Я видел его. Видел Денни с другими ребятами, на Ист-Маунт-роуд. Он смотрел на меня.
– Не надо, – сказал он. – Не надо этого делать только из-за Талли.
Мой рот прошептал слова Рубена.
– Я не из-за Талли.
И сам Аарон Талли, смеется, глядя на ребят, и их смех ранит меня так же, как, наверное, ранил Рубена.
И Денни качает головой.
– Ты же убьешься.
Я стряхнул с себя воспоминание. Это неправда, сказал я себе. Такая же, как и остальныегаллюцинации. Этого не было. Денни был так же в ответе за все, как и остальные. Конечно был. Но я все равно чувствовал, как что-то меняется во мне.
Я едва опять не потерял над собой контроль, а эти огоньки в сознании сводили меня с ума, в самый неподходящий момент.
– Соберись, Теренс, – велел я себе. – Будь Теренсом.
Мое имя звучало как пустой звук, словно значило для меня самого не больше, чем для деревьев и трав, но тем не менее в моей голове прояснилось.
Денни хотел тебя обидеть. Несомненно. Однажды он покажет себя в полном, правдивом свете и сделает с тобой то же самое, что сделал с Элисон Уингфилд. Рубен играл с моим сознанием. Он хотел, чтобы Денни обидел тебя. Конечно хотел. Сам Рубен пытался навредить тебе всеми возможными способами после своей смерти. Я погнался за конем и встретил его – вот первый знак. Потом случай с Хиггинсом. Он находил способы пробраться в их сознание так же, как и в мое. Его завистливый дух не мог смириться с тем, что ты еще со мной, так что больше всего хотел, чтобы ты сбежала с этим злодеем.
Надо было действовать быстро, потому что Рубен напирал.
Я встал и пошел по полю.
И пока я шел по этим древним землям, я был не более, чем пустым сосудом. Рубен в любую секунду мог появиться снова и завладеть мной, но его не было. Остался только я, наблюдающий за самим собой, Теренсом с пистолетом в руке, и он шел так, чтобы никто не увидел его из окна.
Теренс прибавил шагу, стараясь не отвлекаться на собственные движения и боль в левой ноге.
Он увидел дверь. Темный деревянный прямоугольник, медленно качающийся у стены ангара. Он замер. Поднял оружие.
Он стоял молча, выжидая, как волк. Он ощущал невысокие деревья и кусты за спиной, неторопливо текущую реку по правую руку. И вот появился мальчик в своей дутой куртке. Силуэт, казавшийся слишком маленьким для такого расстояния между ними, как будто искажалась перспектива.
Видел ли его мальчик? Теренс не знал. Все, что Теренс знал – это пистолет в руке. Он поднял его и выстрелил.
Он промазал. Наверняка промазал. Секунду мальчик стоял неподвижно, не издавая ни звука.
Теренс пошарил в кармане в поисках еще одного патрона, и вдруг мальчик схватился за плечо и упал, а потом закричал. А потом появился еще кто-то, еще один силуэт. Юноша ростом с Денни. Нет, крупнее. Взрослый мужчина присел возле распростертого тела.
* * *
В ТЕМНОТЕ ничего нельзя было понять. Теренс, которым я снова стал, запаниковал. Кто был этот мужчина, который потащил Денни в сторону, и я не видел, куда? Я не знал. Нужно было уходить. Тысяча черных мошек облепила меня и злобно зажужжала в уши.
Я услышал еще кое-что. Детский плач, крик, где-то там, за зарослями. Я обернулся и пошел – побежал, прихрамывая и спотыкаясь – на звук, а мошки догоняли меня. За кустами возле деревьев лежали двое скорчившихся младенцев, и один из них плакал. Как всегда, рыдал он, а ты лежала рядом и молчала.
– Ш-ш-ш, – сказал я Рубену. – Ш-ш-ш, прошу тебя.
Я закрыл глаза и рот, чтобы туда не попали мошки, и собрался взять его на руки. Жужжание прекратилось. И плач тоже. Младенцы исчезли.
А потом я отправился домой. Через заросли, по тропинке, чувствуя немой крик каждого дерева, каждого жучка, каждого живого существа вокруг.
* * *
ТЫ сейчас сидишь? Ты у Синтии? Я представляю выражение твоего лица так ясно, будто ты рядом, хмуришься, глядя в ноты. Ноты нового для тебя произведения. Глаза расширены. Вздрагиваешь.
Прошу, не бойся. Мне невыносима мысль, что ты можешь бояться еще и меня, даже когда я в могиле.
В могиле.
О, я уже чувствую. Чувствую, как сквозь меня растут незабудки, как Китс чувствовал за несколько дней до своей смерти. Знаешь, так странно. Сидеть здесь, в машине, писать при тусклом освещении, почти ничего не видя. Знать, что завтра меня уже не будет, что я уже ничего не добавлю к этим словам, знать, что я уже ничего не буду знать. Или же ко мне придет другое знание. Как к Рубену.
Нет.
Нужно прекратить прямо сейчас. Эту жалкую слабость. Этот страх, что…
Забудь.
Представь мою панику. Представь на секунду, что я почувствовал, когда вернулся, отпер дверь чердака и обнаружил, что тебя нет, а окно открыто.
Я был в таком диком отчаянии, что начал искать – за дверью, под старой кроватью, среди коробок, надеясь, что это очередное наваждение. Галлюцинация наоборот – ты здесь, но кажется, что нет. А потом я увидел листок на полу.
«Советы Гусеницы».
И остальные страницы, разорванные, разбросанные по некогда зеленым доскам пола, как неизвестная карта, незнакомый архипелаг текста и иллюстраций с изображениями чаепития.
– Брайони? Ты где? Детка? Детка! Детка! Где ты? Брайони! Выходи!
Кажется, тогда я подошел к окну и начал понимать, каким путем ты отсюда сбежала. Я до сих пор не очень представляю, как тебе это удалось. Ты рисковала жизнью, вылезая из окошка на старую черепицу, твои ноги цеплялись за водосточную трубу, потом ты неловко повисла напротив окна своей спальни, переползла по коньку крыши и, хватаясь за плющ, спустилась по решетке. Слепое безумие любви.
На мгновение я решил, что ты мертва. Увидел отвалившийся
