маски. Охнув, люди отшатнулись, закрывались руками, отворачивались. Торопливо отступили к выходу и там сбились в кучу, как стадо испуганных овец.
– Что это за ужас?! – захлебнулась страхом Прачка и, забыв про девочку, заметалась, хватая за руки всех по очереди и с тревогой заглядывая в глаза. – Что это?
– Успокойтесь, – пробормотал Кот, усы которого кажется, то ли съёжились, то ли растаяли и слиплись от сильного жара. – Нам всем страшно.
– И непонятно, – добавил Клещ.
– И мы все хотим обратно, – с намёком взглянул на Профессора Маньяк.
– А вот это – вряд ли, – покачала головой Юдифь. – Назад никто не вернётся.
– Живой огонь, – прошептал Чахоточный. – Слышали?.. А я не поверил, когда прочитал.
– Что за огонь? – повернулся к нему Профессор.
– Сверхсекретный проект правительства. По спасению генофонда нации. Называется «Живой огонь». Лучших людей небольшими группами уводят в секретный бункер «Агни–юга». Когда наступит глобальная катастрофа… ну, там, всемирный потоп или всемирная война, люди из «Агни–юги», при помощи инопланетян, с которыми уже установлен контакт и есть соответствующий договор, станут у истоков нового человечества… В «Агни–югу» спасаемые проходят через «очистительный живой огонь» – новейшую разработку учёных… Да, да! – воскликнул Чахоточный, заметив недоверчивые взгляды. – А почему, вы думаете, так часто бесследно пропадают люди? А вот поэтому.
– Значит, мы все – лучшие? – улыбнулся Маньяк. – Генофонд?
– Ну да, – неуверенно ответил Чахоточный.
– И они тоже? – мордатый верзила кивнул на парочку, которая прислонившись к пыльной стене у выхода, целовалась с ещё большим усердием, словно распалённые жаром из пекла.
– И они, – пожал плечами Чахоточный. – Правительству видней. Кто мы с вами такие, чтобы судить.
– Не судите, да не судимы будете, – вставил Клещ.
– Да. Тут уж правительству видней, – повторил Чахоточный.
– Значит, нам – туда? – Кот кивнул на печь.
– Получается так, – пожал плечами Чахоточный. – Вы же видите: двери открылись. Нас ждут.
– Но это же… – начала было Прачка, но к ней никто не повернулся – все смотрели на огонь.
Смотрели недоверчиво. А потому Чахоточный, желая, видимо, подбодрить спутников, сделал несколько шагов к печи.
Может быть, жар стал нестерпимым, а быть может, он хотел показать другим, что нет ничего страшного – во всяком случае, он обернулся и с улыбкой махнул рукой.
Тогда от группы отделился Кот и последовал за Чахоточным. За ним, пораздумав, шагнул Профессор. Потянулись – вначале нерешительно, а потом всё смелей – остальные.
– Что же вы стоите? – Юдифь взяла Иону за руку, потянула. – Неужели испугались, а? Смотрите, даже я – женщина – не боюсь!
Повернулся на её голос Профессор. Добро улыбнулся, вернулся и взял Иону за другую руку.
Вот тут Ионе вдруг почему–то стало страшно. Впервые за всё путешествие. По–настоящему страшно.
– Вы знаете, пожалуй, я… – заговорил он, но его никто не слушал. Профессор и Юдифь увлекли его к печи, от которой веяло невыносимым жаром.
И тут, словно почувствовав приближение людей, огонь вдруг стих. Газовые горелки – или что там было встроено в стены – сбавили давление до минимума, так что огонь превратился в небольшие очаги едва живого пламени. Пахло раскалёнными кирпичами, металлом и какой–то едкой химией.
– Ну вот, видите! – возликовал Чахоточный. – Нас ждут, я же говорил вам!
– Да, да! – радостно подхватил Кот.
– И правда… – нерешительно улыбнулась Прачка, беря на руки девочку, которая с любопытством и совершенно без страха смотрела на происходящее.
– Отпустите, – пробормотал Иона, пытаясь вырвать руку из цепких пальцев Юдифи. И Профессору: – Наверное, со мной произошла какая–то ошибка. Правительство ошиблось – я не генофонд. Я не избранный. Я всего лишь клошар. Я не хочу.
– Ну что вы, такого не может быть! – возразил Чахоточный. – Вы же видите, нас ждут. Будь здесь хоть один лишний, не наш человек, огонь не угас бы.
– В самом деле, – поддержал его Профессор, останавливаясь, но не выпуская руку Ионы, – вы незаслуженно плохого мнения о себе, уважаемый клошар.
Внутри печи сохранялась высокая температура из–за огня, раскалённых стен, потолка и пола, поэтому на подходе к воротам даже дышать стало трудно. Тем не менее, недавние пассажиры трамвая двигались вперёд, и только лица прикрывали руками от знойного воздуха. Острее запахло раскалённой печью, газом и чем–то кислым.
В последний момент Иона хотел вырваться из рук Профессора и Юдифи, выйти из вереницы людей – рванулся в сторону, но цепкие руки не позволили ему, тут же потянули назад.
– Куда же вы? – окликнул строгий голос Профессора. – Этого нельзя! Погибнете.
– Ну уж нет! – пропыхтела Юдифь, повисая на Иониной руке. – Видали мы таких…
Он кое–как стряхнул с себя эту оказавшуюся довольно сильной женщину. Освободившейся рукой толкнул в грудь Профессора. И, почувствовав свободу, бросился бежать.
– Стой! – крикнула Юдифь. – Стой, дурак, умрёшь!
– Не делайте этого! – вторил ей Профессор.
– О боже, какой глупец! – простонал Чахоточный.
Иона бежал. Остановился, чтобы оглянуться, уже у выхода. Увидел, что его бывшие спутники вошли внутрь горячей печи и смотрят на него оттуда с грустным сожалением, как святые на нераскаявшегося грешника.
И тут зарокотал, загудел какой–то механизм. Створки двери лязгнули и медленно стали смыкаться, отделяя Иону от тех – уходящих в новую жизнь, в иные миры, в Агни–югу. Не менее минуты смотрели они друг на друга: те – жалостливо, Иона – почти безумно. И только парочка в кожаных куртках стояла отдельно от остальных и снова целовалась, не замечая ничего вокруг. Кажется, Профессор хотел что–то крикнуть напоследок – то ли попрощаться, то ли дать краткое напутствие; а быть может, выказать Ионе своё сожаление. Но было поздно.
Перед тем, как створки закрылись окончательно, Иона услышал свист и сопение – давление пламени в печи выросло многократно…
«Цех начальной переработки №1» – увидел он не замеченную ранее надпись на одной из дверных створок, уже выходя из цеха.
Оказавшись на воздухе, под дождём, хотел позвать собаку, но та всё так же безвольно лежала на боку и только проводила Иону равнодушным взглядом.
Старательно не глядя на вышку, каждую секунду ожидая пулемётной очереди, он перебрался через насыпь и побрёл к воротам. По спине Ионы то и дело пробегали мурашки, и казалось, что они следуют за прицелом, гуляющим по его телу в поисках лакомого места для выстрела.
Но выстрела так и не случилось. Быть может, пулемётчик пожалел патроны. А может быть, он спал. Но скорей всего, подумал Иона, никакого пулемётчика на вышке просто не было.
Трамвай так и стоял за распахнутыми воротами. Двери его были открыты. Двигатель не работал.
Иона поднялся в салон, выбрал кресло, в котором, как он помнил, не сидел никто из
