исчезнуть.
– Видишь, почему я решила ехать без родителей, – шепчет Эбби.
– Не то слово.
– Будь здесь папа, он бы уже достал всех вопросом об отсутствии раздельных спален.
– А они смешанные? – Я пытаюсь сдержать улыбку. – Потому что это университет, да?
– Ага, он просто пропустил письмо с напоминанием об этом.
Забавно, что мистер Сусо думает о разделении спален как о способе избежать контактов между молодежью. Разумеется, это помогло бы, не будь на свете столько квиров. Почему он этого не понимает? Нет, правда: как человек, у которого сестра – лесбиянка, умудряется забывать об однополых отношениях?
Конечно, в данном случае о них можно забыть. Это не для Эбби. Она на другом конце радуги.
Проходит еще несколько часов. Мы уже дома, и я сражаюсь с подводкой у зеркала в ванной. От идеи сделать прическу я уже отказалась: у моих волос сегодня праздник непослушания.
– Черт!
– Все хорошо? – В приоткрытую дверь заглядывает Эбби.
– Эта подводка делает мне больно.
– Знакомо, – морщится она. – Ты не будешь против, если я присоединюсь?
– Конечно. – Я отодвигаюсь, чтобы она могла войти. Эбби протискивается в ванную, ставит на край раковины бутылку с какой-то густой белой жидкостью и сбрызгивает волосы водой. – Что это?
– Молочко для кудрей. – Она тянется к бутылке и выдавливает немного на ладонь. – Чтобы не распускались.
«Мне и так нравится», – думаю я.
– Интересно.
– В чем ты пойдешь? – спрашивает она, проводя рукой по волосам.
– Так и пойду. И надену берцы. У меня с собой нет одежды на такой случай.
– Думаю, будет отлично.
– А у тебя есть во что переодеться?
Отражение Эбби улыбается мне.
– Смотрю, ты ко всему подготовилась. – Я переключаюсь на тушь.
Она молчит, изучая мое лицо.
– У тебя такие яркие зеленые глаза.
– Это из-за освещения. – Я чувствую, что краснею.
– М-м. Очень красивые.
Мои внутренности опять совершают кульбит, но я пытаюсь игнорировать это и сосредоточиться на ресницах. Которые, кстати, не идут ни в какое сравнение с ресницами Эбби: те могли бы отделиться и создать собственное государство.
Она выходит из ванной и возвращается с косметичкой. Я даже не знаю, красится ли она. Обычно, скорее всего, нет, уж точно не в школу. Но макияж наносит движениями человека, который знает, что делает: тональный крем, пудра – и вот уже ее кожа сияет, а глаза кажутся огромными.
– Будет весело, да? – Эбби косится на меня.
– Если ты уверена…
Она ловит взгляд моего отражения и улыбается, а потом уходит в спальню переодеваться.
Вечеринка начинается в восемь тридцать, но мы ждем до начала десятого – по настоянию Эбби.
– Ты же не хочешь, чтобы мы пришли туда первыми, – хмурится она.
Чтобы скоротать время, делаем селфи: на то, чтобы получить снимок, которым Эбби осталась довольна, потребовалась примерно тысяча попыток. Меня это успокаивает: всегда думала, что симпатичные девушки получаются удачно с первой же попытки. Мы отправляем результат наших усилий Саймону и в ответ получаем короткое:
Ого.
Он ставит точку, и оттого это «ого» выглядит очень весомо. Я смущенно опускаю глаза, но Эбби с улыбкой пихает меня в бок.
– Что, идем?
– Идем.
Мы идем к лифтам, и Эбби ловит меня за руку, на секунду сжав ее перед тем, как нажать кнопку пятого этажа. Мне все это кажется нереальным: то, что мы здесь, то, куда мы идем. Это будто путешествие во времени: через год, возможно, мы так же будем вместе ехать на вечеринку за пределами кампуса.
Я не вполне уверена, как должна относиться к этому…
…и к тому, что Эбби до сих пор держит меня за руку. Зачем ей это делать, если она предпочитает парней? Как это понимать?
Она тем временем еще раз проверяет номер комнаты и стучит.
Дверь тут же распахивается.
– Эбби! – На пороге стоит Кейтлин с пластиковым стаканчиком чего-то розового в руке. – Ребята, идите сюда, познакомьтесь с Эбби и Лиа! Они друзья моего брата.
– Просто для справки: ни разу в жизни не видела ее брата, – шепчет Эбби, и мы идем вглубь квартиры. Сердце у меня колотится, словно колокол.
Эта квартира такая же, как у Кейтлин: та же планировка, та же утварь, – но обстановка отличается настолько сильно, что это даже сбивает с толку. Единственным освещением в комнате служат тусклые напольные лампы и спутанная рождественская гирлянда. Одну стену целиком занимает гигантский красно-сиреневый гобелен в технике батик, на всех горизонтальных поверхностях лежат подушки в тканых наволочках. Я почти уверена, что телевизора здесь нет.
Не считая нас, здесь собрались всего восемь или девять человек: часть разместились на диване, часть – вокруг кухонного стола. Бородатый парень играет на гитаре, ему дружно подпевают две девушки. Мы знакомимся с Евой – они умопомрачительно красивы: высокие, немного андрогинные, с кофейной кожей и коротко остриженными волосами. Потом Кейтлин обнимает нас за плечи и интересуется,