по всему дому остались его мокрые следы, закрыл за собой дверь и нырнул под дождь в переулке, пьяный от восторга. Но все-таки решил, что впредь следует быть осторожнее и оставлять между жертвами больше времени. Больше времени на чтение и на творчество, подумал он. И больше времени на то, чтобы в следующий раз сделать достойный случайный выбор. Быть человеческой судьбой – это тебе не шутки.
* * *
Эриберт Бауса, стоя посреди кабинета, сделал вид, что не заметил протянутую Сантигой руку, и указал на коллегу, встававшего со стула возле круглого стола:
– Корица, редактор отдела прозы.
– Очень рад. Ну, что скажете?
– Не торопитесь, не торопитесь, – сказал Корица, пожимая ему руку.
Все трое уселись вокруг стола. Садясь, Сантига огляделся, как будто ему хотелось запомнить тот момент, когда он наконец оказался в кабинете Эриберта Бауса. Тот кивнул Корице, как бы приглашая его заговорить.
Корица, не глядя Сантиге в глаза, начал говорить, как бы машинально, как будто тысячу раз это говорил, что его книга выйдет в коллекции «Зорька».
– Отлично, – с удивлением и радостью сказал Сантига.
– Номер сто пятьдесят.
– Не люблю круглые цифры.
– Что ж, придется с этим смириться, – мстительно ввернул Бауса.
– Хорошо, хорошо. Молчу. – Он оживился. – Кстати, я кое-что улучшил. У главного героя появилась возможность отравить еще двоих.
– Мне этого как раз и не хватало, – заинтересовался Бауса. – Это больше соответствует его расстроенному воображению.
– Я так и знал! – в восторге вскричал Сантига.
– Но есть одна загвоздка, – перебил Корица, глядя ему в глаза.
– Какая? – насторожился Сантига.
– Название.
– А что с ним такое, с моим названием?
– Плохое оно. И непонятное. «Руки…» – Он поглядел на лежащий на столе экземпляр. – «Паука».
– «Маука». И непонятно оно лишь невеждам. Название должно быть именно такое.
– Вы что, меня не слышали? Оно нам не подходит.
– Название я менять не позволю.
Корица встал и, словно робот, не отрывая глаз от стола, сказал, что раз уж так, то наша встреча подходит к концу. Нельзя сказать, что познакомиться было особенно приятно.
– Как? Но ведь…
Бауса тоже встал.
– Сантига, мы сделали все, что могли. Но если ты не хочешь, чтобы книга вышла…
– Хочу, конечно! – ответил тот, не вставая. – Я просто объясняю, что название – дело святое.
– Для издателя нет ничего святого, – провозгласил Бауса голосом оракула.
– Вы что, надо мной издеваетесь?
– Нет, мы пытаемся улучшить качество товара.
– Товара? – Сантига вскочил вне себя. – Моя повесть никакой не товар! Это произведение искусства!
– Хорошо, – примирительно сказал Корица, как бы уступая. – Но название никуда не годится.
– Мать вашу…
Все трое стояли вокруг стола, и воздух можно было резать ножом. По прошествии бесконечных тридцати секунд, похожих на те, что выдались доктору Тарда перед смертью, Сантига обреченно сел на стул.
– Какое же вы предлагаете название?
Мужчины переглянулись. Наступило неловкое молчание. Они стали рассаживаться, чтобы выиграть время.
– «Износ», – сказал Корица.
И снова тишина; еще тридцать предсмертных докторских секунд, а Сантига все повторял про себя: износ, износ, износ… Износ?
– А почему же износ? – спросил он, теперь переводя взгляд с одного на другого.
– Для меня это очевидно, – ответил Корица.
– А для меня нет. Какое отношение имеет износ к производству молочных продуктов?
– Ну как, прямое, явное. Коровы и все прочее, так ведь?
Снова молчание, теперь еще дольше, как две полуминуты доктора Тарда. И вот Сантига помотал головой, улыбнулся и сказал: возможно, название и вправду неплохое. И обратился к Бауса:
– Простите. Мне нужно зайти в туалет. Нервы, знаете ли…
– За дверью налево, в конце коридора.
Сантига встал и направился туда, куда ему сказали. И как только он закрыл дверь:
– Думаете, попался?
– Сомневаюсь, инспектор. А почему вы сказали «Износ»?
– Ну, вы же молчали как рыба.
– Я от страха сам не свой. Ничего в голову не лезет.
– Лучше было сморозить что угодно, чем так молчать. – Он едва заметно улыбнулся. – К тому же название «Износ» гораздо лучше, чем этот идиотский «Паук». Что он вообще имел в виду?
– Откуда мне знать. Я же вам сказал, что у него не все дома.
– Я только то и понял, что книга про коров.
– Про каких таких коров?
– Он сказал, что про коров.
– Что ж вы мне раньше не сказали?
– Вы его сами ясно слышали!..
– Да нет там никаких коров, черт бы их драл!
Инспектор Корица выбежал из кабинета и открыл дверь в туалет. Сантиги и след простыл. Его обостренный нюх почуял опасность, и он оставил пальто в кабинете, как ящерка отбрасывает хвост, чтобы скрыться из лап хищника.
* * *
Арнау Маури сидел в комнатке, забитой книгами, чрезвычайно довольный. Ему понравился этот образ, пришедший ему в голову, пока он писал: пальто Сантиги как хвост ящерки, прелестно, чудесно. После такого количества острых ощущений было очень приятно посвятить вечер творчеству. Писать и наконец дойти до триумфального, уже продуманного финала. На несколько секунд он замер с открытым ртом и тяжело дыша, как бегун на финишной прямой.
И тут явилась мать и, как всегда, все испортила: бум, с размаху открыла дверь, перепугала его до смерти, сказала какую-то глупость и спугнула вдохновение, рассеяв волшебство. Оказывается, ей нужно было сообщить, что она будет в баре, а то Роза говорит незнамо что.
– Хорошо. Только закрой, пожалуйста, дверь.
Мать обиделась и ушла, сухо хлопнув дверью изо всех сил. А Маури все проклял, потому что волшебство момента при этом улетучилось. Хорошо еще, что он продолжал ощущать невыразимый экстаз, порожденный страхом того, что в любой момент полиция может опять постучать в дверь.
Он распечатал последние страницы с трепетом. Почти с благоговением: даже пролил две-три слезы. Добавил окончание последней главы к стопке уже готовых листов и сложил все в конверт. Потом взял карточку со своим именем и каллиграфическим почерком написал:
Многоуважаемая госпожа Пилар Брандаль,
предлагаю Вашему вниманию повесть под названием «Износ», на бумажном носителе и в электронном формате. Уверен, что она Вам понравится. Кроме того, я знаю, что, если она Вас заинтересует, прибыль от ее продажи будет немалой. С нетерпением жду ответа. Также заранее довожу до Вашего сведения, что, если по какой-либо почти невероятной причине Вы решите мне отказать, я покончу с собой.
Искренне Ваш,
Арнау Маури.
С точки зрения многих теоретиков, то, что убийцы часто поддаются искушению вернуться на место преступления, – не более чем литературная условность.
Тезей
1
– Ты любишь Петрарку?
Тишина. Он присел на корточки,
