Раздался вздох, словно легкий ветер прошел по верхушкам деревьев и стих.
При свете скудного костра Томас вырезал крест из молодого дубняка, вырыли клинками кинжалов неглубокую яму, опустили в неё русского, насыпали сверху земли. Томас и Гогия, перекрестившись, молча выпили по стопке чачи.
Остаток ночи никто не спал, ворочались, вздыхали, поднимались и снова закутывались в бурки, чтобы хоть немного вздремнуть.
- Еще одна, ни в чем неповинная душа ушла в небо,- сказал из темноты Томас.- И мы в этом невиновны, и никто невиновен. А кровь льётся, люди убивают друг друга. Столько места на земле, столько солнца, а тесно и темно. Света не хватает, и земли мало. Что же это такое?
При этих словах Аслан порывисто вскочил на ноги и шагнул было в сторону, но ему неожиданно преградила путь могучая фигура Аллахверди.
- Я слышу слово муллы или попа, но не мужчины, Томас! Не рань сердца этим бабьим причитанием! Никто не винит этого русского солдата, который мог бы быть нам братом, а вот Аслану названым отцом! Но мы защищаем свою свободу, а по-другому её защищать нельзя. Отца Аслана затравили охотничьими собаками у него на глазах, а потом топтали лошадьми. И Аслан выстрелил в человека, в первый раз в жизни убил. Он не хотел учиться этому, его научили. Нет, уж раз война, так война до конца. Нам пощады не будет, если нас завтра схватят. Но не будет тогда пощады и им... Успокойся, мальчик,- сказал, помолчав, Аллахверди, кладя руку на хрупкое плечо Аслана, который с трудом сдерживал рыдания.
- Прости, Аллахверди,- помедлив, ответил Томас.- Заблудиться можно не только в горах.
Это был самый тяжелый переход. Обвалом перекрыло ту безопасную тропу, которую хорошо знал Аллахверди. Пришлось плутать, забираться по крутым нехоженым склонам наверх, спускаться по скользким тропам вниз, почти к самой долине, чтобы окончательно не сбиться с пути. И еще трижды они почти лицом к лицу столкнулись с казачьими раз'ъездами, но ускользнули на этот раз незамеченными...
Никто из них, в том числе и Гачаг Наби, обладавший расчётливым и холодным умом, не мог предположить, что их выступление так быстро приведет в движение все Закавказье и будет с таким страхом воспринято властями. Ежедневно прибывали все новые и новые части царской армии. В Зангезуре нельзя было протолкнуться сквозь голубые мундиры гусар и серые шинели пехотинцев; стоял грохот конных копыт и тяжелых кованых сапог, над городом висела густая пыль и, несмотря на прохладное время года, казалось, в воздухе душно зреет гроза.
Жандармы хватали ни в чем не повинных людей, заподозренных в малейших связях с мятежниками. Хозяевами почувствовали себя те, кто был склонен к доносам. В кварталах неимущих с наступлением темноты страшились зажечь лучину. И только в одиноких домах вельмож допоздна играла музыка, слышались пьяные выкрики мужчин и смех женщин. Такая же обстановка была и в Гёрусе.
Глава третья
Продравшись сквозь густые заросли молодого орешника, Томас остановился перед небольшой пещерой с узким входом.
- Вот здесь,- сказал он путникам, следовавшим за ним,- будет наше временное убежище. А там посмотрим. Никому в голову не придет, что здесь прячутся люди.
- Сюда не пролезешь,- сказал недоверчивый Агамирза, пытаясь просунуть голову в расщелину.
- Сюда действительно не пролезешь,- согласился Томас,- а вот здесь можно протиснуться.
Пещера оказалась сухой и теплой. Наскоро перекусив уже засохшим сыром и лепешками, путники завернулись в бурки и мгновенно уснули. Томас уснуть не мог; он представлял себе лица Карапета и его жены, мысленно говорил с ними и, улыбаясь, явственно слышал их бесконечную перебранку, в которой Айкануш все время наступала, а Карапет вяло отбивался. Как они теперь живут? Не потеряли привязанность друг к другу? Сохранили мужество и доброту в сердцах? Кто знает. Времена тяжелые, а царская служба и золото меняют кого угодно. Если не подобрать ключи к кафанке, то как поступать дальше, в ком искать опору, откуда вести подкоп? Возвращаться назад, не сдержав своего слова, невозможно. Лучше уж погибнуть.
Томас терзался этими мыслями. Карапет и его подруга жизни даже в мелочах оставались прежними. Только в кафанке стало больше нежности: она была бездетна, и все нерастраченные чувства материнства переносила на своего уступчивого и мягкого характером мужа, в котором жила детская доверчивость и робкая любовь к ней. Карапет приходил со службы усталый. Обязанности ключника тяготили его, и, как бы мягко он ни относился к заключенным, ему казалось, что в их взглядах осуждение и насмешка. Это было тяжело, Карапет привык к уважению людей. Он утешал себя тем, что, как мог, облегчал участь заключенных весточкой с воли, нехитрым узелком домашней снеди, хотя при этом трусил отчаянно, особенно после того, как на его глазах прикладами забили насмерть надзирателя. И Карапет боялся даже спросить, за что. Едва дотащившись до своей хибарки, Карапет ложился на плоский тюфяк и закрывал глаза.
- Карапет! Карапе-е-ет! - тянула кафанка.
- Господи, что еще случилось, Айкануш? Не конец же света!
- Он спрашивает, что случилось. Нет, посмотрите на этого султана! Он развалился так, как будто и впрямь большой начальник. Может, станцевать перед тобой?
- Замолчи, женщина! - пытался поднять голос Карапет.- Я все-таки хозяин в доме и господин твой. В конце концов, я золото в дом приношу.
- Вах! Золото! У тебя язык поворачивается говорить о золоте, на которое можно купить только зеленое лоби и кувшин вина. Золото! У того, кто действительно имеет золото, огород прополот, полит... Ну, хватит валяться, поднимайся.
Ключник кряхтя поднимался и, тупо уставившись в лицо жены, уныло спрашивал:
- Ну, что теперь делать?
- Ты меня спрашиваешь, что делать? Вон лопата в углу. Надеюсь, не забыл, как работают на огороде?
- Вот баба! Ты мне дашь хоть раз передохнуть?
- Зачем отдыхать? - Айкануш картинно взмахивала руками.- Ты что, ночью ключи носишь в своей грязной тюрьме или камни таскаешь? Небось, дрыхнешь всю ночь, потом приходишь сюда и вид делаешь, что устал.
Карапет поднимался, делал несколько глотков родниковой воды прямо из глиняного кувшина и снова садился.
- Глупая ты,- говорил он вяло.- Кто же даст мне уснуть, если Гачаг Наби, говорят, идет сюда с тысячью всадников и готовится напасть на тюрьму.
Айкануш насторожилась, она проявляла непонятный для Карапета интерес к Гачагу Наби и любую подробность о нем выспрашивала с жадностью.
- Тысяча всадников, говоришь! А что такое тысяча всадников! Зангезур переполнен солдатами и казаками. Твои тысяча всадников - это всё равно что комары - хлоп - и нет их...
- Во-первых, не мои всадники это, а Гачага,- говорил назидательно и многозначительно Карапет, почувствовав превосходство своего мужского ума,во-вторых, если ты не проболтаешься, могу сказать, что еще десять тысяч его людей расположились по всей дороге Гёрус - Шуша до самой крепости Аскеран.
Карапет и сам не знал, откуда он взял эти десять тысяч, но, выдумав, сразу же поверил в них. Ему хотелось, чтобы у Наби было десять тысяч всадников, и чтобы они шли сюда. Довольный собой и, видя, что Айкануш забыла про огород, он снова растянулся на тюфяке.
- Подумать только, десять тысяч! Откуда столько народа собралось,удивленно восклицала кафанка и принималась разжигать очаг, чтобы приготовить завтрак.
- За ним весь простой люд, грузины с ним, армяне, есть и русские...
- Да, я понимаю, он настоящий мужчина, Наби. Не то что ты...
- А я что? - отозвался Карапет обиженно.
- Ты бы из-за своей жены столько народу не собрал. Он ведь сюда идет, чтобы спасать свою Хаджар. Так? Я это чувствую, он ее в беде не оставит, не то что ты... А она красивая, эта "кавказская орлица"?
Разговор приобретал опасную для Карапета направленность.
- Как тебе сказать,- тянул он.- Не так, чтобы очень уж красивая, а потом ведь я и не приглядываюсь.
- Так и не приглядываешься! Отвечай: красивая или нет?
Айкануш от природы отличалась бодрым характером, решительным, почти мужским умом, но логика у неё была женская: принимаясь рассуждать о Хаджар, жене Наби, она так запутывала дело, что непонятно было - всерьез ли она говорит. Ну почему ждать Наби? Раз Хаджар - такая славная женщина, почему им самим не освободить пленницу? Ключи от камеры у Карапета? Нет, это трудно, там офицер какой-то, ее специально стережет! Нет, не получится! А чача? Чача на что? Споить его надо, этого офицеришку! Чача, как болото: ступи ногой - весь увязнешь. Вначале стаканчик, потом другой и голова кругом! Пить он, правда, с ключником не станет! А если...
Кафанка быстро подошла к тюфяку, ногой придвинула к нему спиленный дубовый пень и села рядом.
- А что если его пригласить к нам в дом? - заговорила она горячо.Пригласим его в дом, угостим лоби, свеженькой свининой.
- Послушай, женщина, что ты мелешь языком,- испугался Карапет.- Его только нам здесь не хватало. Ты знаешь, как его называют даже начальники? "Оком государевым" и боятся его, как черную кошку, перебежавшую дорогу. А ты пригласить в дом! Или ты сама этого хочешь? Он женщин любит, говорят.
