Однако дьявол судил иначе, потому что ему были нужны здоровые курсанты. Конечно, Джокер не простудился, и утром, совсем угрюмый поплелся в проклятую школу. Там, как ни странно, никто не торопился его разоблачать. Правда, уже где-то месяц спустя остановит его в конце классного часа жирная Юхимец, и многозначительно процедит: "А все твои рисунки, Самойлов, у меня, понятно? У меня."
Короленко берет из рук Мертвоглядова свернутую мухобойкой газету, явно спизженную из ящика какого-нибудь еврея, вычисленного ими по указателю жильцов. Воистину гестаповское нововведение эти указатели. Быть может, в этот раз пострадал Каганчик, а может и всегда хлопотливый общественник Бельфигор, или стремящийся в Израиль доктор Азриэли.
Гарриман поджигает газету зажигалкой "Ронсон" - той, что дала ему на время Нэнси-Война миров. Западная вещица похожа на велосипед без колесиков. Пламя быстро разгорается и озаряет стену. Молодые люди с жадностью любуются физиономией Фантомаса в обрамлении матерных слов и свастик, прорисованных глубоко и старательно.
Этому портрету почти десять лет (значит те, кто их досиживает, скоро выйдут, станут сапожничать и шпилить в картишки уже на воле), но он не утратил с годами ни крупицы своего малопонятного мелюзге магнетизма. Напротив, образ на стене сделался еще более привлекательным, как изображения Сталина и Гитлера, как старые группы, игравшие в начале 60-х big beat, и записи старого блатняка под гитару. Гримаски снующих по экрану давно истлевших дамочек, вроде Ляли-Лилит в "Гадюке". Колдовским путем они то и дело погружают ваш хуй в огненный бархат, ножны вожделения. Кап, кап, кап... Тихо шипит пропитанная мочою бумага. Факела долго горят только в кино.
Летом 67-го, когда за Океаном, на самом загривке Левиафана куражилось "Summer of love", здесь, здоровые лемуры его полностью проигнорировали.
Сердца пацанов покорил тот, кто уложил в зеленый чемодан сладкий труп леди Бельтан. Их кумиром стал не гнида-хиппи в цветуечках, а злодей FANTOMAS - кровавый глаз! Антигерой, которого ждали. Разгромил "силы" добра. Блицкриг ненависти. Встречали чем? Хлебом-солью! Мицняком да булгартабаком.
Изверг и еретик, клоун и урод, бросающий вызов законам и морали людишек, угрожал лордам и завмагам голосом денди Владимира Дружникова. И хохотал с сардонической злобой, когда выполнял обещанное. Однако те, кто переступил людской закон не на экране, оказались за решеткой, оставив на воле свои HATE LETTERS IN THE SLIME. Фантомас не пришел им на помощь, не пересек границу дозволенного, как это попытался сделать за четверть века Адольф.
Жирно прочерченный зеленый лик снова сливается с темным фоном стены мимикрирует до лучших времен.
Краденый печатный орган догорает в руке коварного и непредсказуемого Короленко. Гарриман жалеет, что сверкал при нем, как идиот, диковинной зажигалкой. Незаметно он убирает "Ронсон" в карман штанов. От греха подальше. Но что есть грех? Странное дело - Джокер симпатизирует нацизму, причем его "ужасные" стороны не вызывают у него запланированного ужаса; но совершенно не завидует и не бесится при виде евреев. И вынужден скрывать обе эти симпатии. А комсомолец Короленко пакостит таким же, как он, советским людям, и гордится своими проделками. А пока что пионер Кунц проявляет отчетливый интерес к еще одному меньшинству, находящему небезвыгодным считать себя угнетенным. Впрочем, свойство меньшинств - расти в числе, сохраняя чувство исключительности. Чем безнадежнее линяет, утрачивая свой цвет и упругость материя большинства, тем ярче горит ярлычок-этикетка "расы господ".
Все кругом темнят. И в сумерках всеобщего помрачения откуда-то из ГДР, где разлагается, отсасывается немецкими питуриками западная группа войск, возвращаются вот таких размеров полутритоны-"полушкряки", как Мертвоглядов. Который тоже только что помочился своим бородавчатым хоботом, и уставился, не моргая, на собачий ящик, вибрируя жабрами оттопыренных щек.
-Сколько ж их на самом деле было? - вслух размышляет Короленко, хотя в печати уже не раз отвечали на этот вопрос, - Серий "Фантомаса"?
Наименее тупой из всех дворовых подростков хорошо помнит, как Гарриман когда-то в течении трех дней водил за нос целый шобляк бакланов, сочиняя на ходу четвертую и пятые серии. Делал он это настолько увлекательно, что те кугуты до самого конца так и не смогли его разоблачить.
Обиталелей этого двора наебать нетрудно, как и любого другого рабочего гнезда, плохо другое - на них ведь ничего не заработаешь пропагандой того, что нравится тебе самому. В этих клетях, в отличии от разбойно-романтической слободки не поют - шипят, и то, не как змеи, а скорее, как детская клизма. В основном здесь можно встретить лысых и плешивых, но не благородно, как Шарль Азнавур или Челик, а совсем иначе. Полысевшие от обыденных забот, от суеверной боязни последствий онанизма, которая табунами загоняет их в газовую камеру Дворца бракосочетаний, как гнала в море Джона Сильвера его чернокожая супруга.
Лева Шульц отрастил было роскошную "афро", но когда! Когда попал под машину и полгода пролежал в гипсе. Нашел время похипповать! Сняли гипс, и Леву тут же отправили в "перукарню", где его по новой облысили. Не дорогая ли это цена за возможность носить патлы - перелом ноги? Вопрос риторический. Вот начинает обрастать далекий от поп-музыки Кунц, но это он, как говорится, машинально.
Длинные волосы в обычной школе не приветствовались, что закономерно, учитывая их негигиеничность и противный обмен веществ у подростков, от которых и так вечно попахивает. Зато на них не обращают внимания там, куда поступил лемурчик Кунц - в ПТУ! Бакланы имели полное право заявлять: "Вас еще два гола будут в школе за патлы гонять, а у нас - бесплатное питание, потом - бесплатные обувь и роба, и в третьих - не стригут". Поэтому, в начале 70-х по длине волос можно было опознать далеко не богему, не битника, не пихосатаниста, а Его Профтехучилища Баклана!
Вот у кого "будут волосы все распатланы", если послушать Галича в любимой песне Лены Канн - от которой тоже исходил тяжелый духан, пермаригидное зловоние - "Гостиничная пастораль". Благодаря этому факту даже возникло отдельное понятие, спецопределение такое - хиппи боклан. С ударением на "о", как "очко" или "лезгинка-шалако". Запомнили? Применяйте.
-Трудно сказать, - скромно и уклончиво произносит Джокер, стараясь не обострять.
-Старший брат Зарыги, Витька Новокрест, шо служил в Морфлоте, говорит, что в Турции показывали 666 серий, - с подспудным фанатизмом чеканит слова Короленко, отец лжи и разносчик суеверий.
-Хай Мертвоглядов расскажет им по новой тот фильм, про Вампира, что он смотрел в ГДР, если он, конечно, не напиздел.
Что-то Гарриман об этом уже слышал. Какие-то абстракции доходили. Обычно в пересказках подобного рода детали и сюжет оказываются безнадежно погребены во браге вымысла. Когда Гарриману было лет 11 и звали его тогда еще Фриц, Каганчик-младший пошел навстречу малолетке, и побаловал его своей версией "Анжелики - маркизы ангелов". Она была до такой степени несуразной, что даже Гарри- ребенок, освоивший по случаю "Судебную медицину" и "Гигиену женщины" Паппа и Школьника догадался, в чем тут дело. Каганчик воспользовался шансом выплеснуть ему в уши всю свою умозрительную онано-паранойю. Нашел психиатра! Слышал бы своего внука дедушка-конармеец, достойный пера Бабеля и фронтовой шофер.
Мертвоглядов реагирует без энтузиазма. Видимо, родители не позволяют ему распускать слизистый рецептор насчет их жизни за границей. Пускай это было всего лишь ГДР-овское чистилище между капиталистическим адом и парадизом Леонида Ильича.
Однако, мало помалу его колебания утихают, и по хлопанью мясистых век можно заключить, что Мертвоглядов настраивается, вспоминает подробности, и готов нарушить данное своим предам обещание.
Наконец, он убирает за спину руки, хохлится, как больная птичка и начинает: "Там вначале проходит банкет. Прямо в комнате сцена. Лабает ансамбль - какие-то патлатые чуваки. Танцует классная негритянка. А под одним столом, когда приходят полицейские, то видят, что там на полу чудак долбится с чудачкой, а та, слышишь, спокойно так ест яблоко."
"Восемьдесят минут", - мысленно уточняет Джокер
"...и там, между гостей уже ходит один, он потом окажется главный. У него в медальоне есть пепел Вампира. На другой день он же, в баре, говорит своим кентам: у меня есть порошок. Тот, шо пепел. Все, шо осталось от Вампира. А девки орут: так давайте его оживим. И потом они обратно собираются, уже на кладбище, в старой церкви. И тогда этот тип Джонни собирается... вызывать... Сатану... врубает магнитофон и подговаривает одну молодую бабу, чтобы она дала разрезать себе руку, и перелить кровь в специальный кубок:"
"У директора нашей школы Распиздяя Леонтьевича таких кубков полный кабинет, - продолжает безмолвно комментировать мертвоглядовский рассказ Гарриман, , - недаром мы его говном закидали, тоже как настоящие вурдалаки".
