Шпуньдик (трепетным голосом, ободренный вниманием Фонка). Именно-с, как вы изволите говорить-с. Я вот-с, человек небогатый-с - вот даже можете спросить Михаила Ива-ныча,- я тоже для своих дочерей фортепианы из Москвы вы-писал-с. Одно горе: в наших палестинах учителя сыскать довольно затруднительно.
Фонк. Вы, смею спросить, из южной России?
Шпуньдик. Точно так-с. Тамбовской губернии, Острогожского уезда.
Фонк. А! Хлебородные места!
Шпуньдик. Места, конечно, хлебородные, но в последнее время нельзя сказать, чтоб очень были удовлетворительны- для нашего брата-помещика.
Фонк. А что?
Шпуньдик. Урожаи больно плохи-с... вот уже третий год.
Фонк. А! это нехорошо!
Шпуньдик. Хорошего точно в ефтом мало-с. Ну, а все-таки по мере сил трудишься... хлопочешь... ибо долг. Конечно, мы люди простые, деревенские; за столицей нам не угнаться, точно, в столице, конечно, все первейшие продукты и прочее... По крайней мере, как говорится, по мере сил стараешься, по мере сил...
Фонк. Это очень похвально.
Шпуньдик. Долг прежде всего-с. Но неудобства боль-шие-с. Иногда просто не знаешь, как ступить. То, се... беда-с! Просто совсем в тупик приходишь... Воображенье даже вдруг эдак ослабнет. (Он принимает утомленный вид.)
Фонк. Какие же неудобства, например?
Шпуньдик. А как же-с! Не то плотину вдруг прорвет. Рогатый, с позволенья сказать, скот-с тоже сильно колеет-с. (Со вздохом.) Воля всевышнего, конечно. Должно покоряться.
Фонк. Это неприятно. (Он снова оборачивается к Маше.)
Шпуньдик. И притом-с... (Заметив, что Фонк от него отвернулся, он конфузится и умолкает.)
Фонк (Маше, которой Вилицкий шептал раза два на ухо во время его разговора с Шпуньдиком). Вы, вероятно, также любите танцы?..
Маша. Нет-с... не слишком...
Фонк. Неужели? Как это странно! (Вилицкому.) Последний бал в Дворянском собрании был удивительно блестящ; я'думаю, тысячи три было людей.
Мошкин. Скажите! (Обращаясь к Шпуньдику.) А? Филипп? Вот бы куда тебе съездить. Как ты думаешь, у вас этого не увидишь?
Смеется. Шпуньдик уныло поднимает глаза.
Фонк (Маше). Но неужели же вы не любите туалета - и вообще удовольствий... Это так свойственно...
Маша. Как же-с... я люблю-с...
Фонк (улыбаясь в направлении Пряжкиной). Вашим туалетом, вероятно, занимается ваша тетушка? Это не по части господина Мошкина.
Пряжкину опять от испуга пучит.
Маша. Да-с, моя тетушка... как же-с...
Фонк неподвижно глядит некоторое время на нее Маша опускает глаза.
Вилицкий (подходя сзади к Мошкину, вполголоса). Да что ж обед, Михаиле Иваныч? Это ужасно... разговор не клеится...
Мошкин (вставая и почти шепотом Вилицкому, но с необыкновенной энергией). Да что прикажешь делать с этой анафемской кухаркой? Это созданье меня в гроб сведет. Поди, Петя, ради бога, скажи ей, что я завтра же ее прогоню, если она не сейчас нам обед подаст.
Вилицкий хочет идти.
Да вели хоть этому дармоеду Стратилатке закуску принести- да на новом подносе; а то ведь он, пожалуй! Ему что! Знай только ножами в передней стучит!
Вилицкий уходит. Мошкин обращается торопливо и с светлым лицом к
Фонку.
Так-с, так-с, так-с, я совершенно с вами согласен.
Фонк (не без некоторого удивления взглядывает на Мош-кина). Да-с. А скажите, пожалуйста... (Он не знает, что сказать.) Да! господин Куфнагель где живет?
Мошкин. В Большой Подьяческой, в доме Блинникова, на дворе, в третьем этаже-с. Над воротами еще вывеска такая мудреная. Прелюбопытная вывеска: ничего понять нельзя; а ремесло, должно быть, хорошее.
Фонк. А! покорно вас благодарю. Мне нужно с Куфна-гелем поговорить. (Смеется.) С ним однажды в моем присутствии случилось престранное происшествие. Вообразите, идем мы однажды по Невскому...
Мошкин. Так-с, так-с...
Фонк. Идем мы по Невскому; вдруг нам навстречу какой-то низенький господин в медвежьей шубе, и вдруг этот господин начинает обнимать Куфнагеля, целует его в самые губы - вообразите! Куфнагель, разумеется, его отталкивает, говорит ему: "С ума вы сошли, что ли, милостивый государь?" А господин в шубе опять его обнимает, спрашивает, давно ли он из Харькова приехал... и все это, вообразите, на улице! Наконец все дело объяснилось: господин в шубе принял Куфнагеля за своего приятеля... Каково, однако, сходство, прошу заметить? (Смеется.)
Все смеются.
Мошкин (с восторгом). Прелюбопытный, прелюбопытный анекдот! Впрочем, такие сходства бывают. Вот и у нас - помнишь, Филипп, двое соседей проживало - братья Полугу-севы - помнишь? Просто друг от друга не отличишь, бывало. Ни дать ни взять, один как другой. Правда, у одного нос был
пошире и на одном глазу бельмо - он же скоро потом спился с круга и оплешивел; а все-таки сходство было удивительное. Не правда ли, Филипп?
Шпуньдик. Да, сходство точно было большое. (Глубокомысленно.) Впрочем, это, говорят, иногда зависит от разных причин. Наука, конечно, дойти может.
Мошкин (с жаром). И дойдет, непременно дойдет!
Шпуньдик (с достоинством). С достоверностью, я думаю, этого сказать нельзя; а впрочем, может быть. (Помолчав.) Почему же и нет?
Фонк (Маше). Игра природы в таких случаях очень замечательна.
Маша молчит. Из передней входит Стратилат с закуской на подносе. За ним Вилицкий.
Мошкин (который не садился с тех пор, как встал, суетливо). Не прикажете ли чего закусить перед обедом? (Стра-тилату, указывая на Фонка.) Поди сюда, ты. (Фонку.) Не прикажете ли икорки?
Фонк отказывается.
Нет? Ну, как угодно. Катерина Савишна, милости просим - и ты, Маша.
Пряжкина берет кусок хлеба с икрой и ест, с трудом разевая рот. Маша
отказывается.
Филипп, не хочешь ли ты?
Шпуньдик встает, отводит немного Стратилата в сторону и наливает себе рюмку водки. Вилицкий подходит к Фонку Вдруг из двери передней показывается М а л а н ь я.
Маланья. Михаила Иваныч...
Мошкин (как исступленный бросаясь ей навстречу и упираясь коленкой ей в живот, вполголоса). Куда, медведь, лезешь, куда?
Маланья. Да обед...
Мошкин (выталкивая ее). Хорошо, ступай. (Быстро возвращается.) Никому больше не угодно? Никому?
Все молчат. Мошкин шепчет Стратилату. Поди, поди скорей докладывай: обед готов.
Стратилат выходит. Мошкин обращается к Фонку,
А позвольте узнать, Родион Карлыч, вы ведь в карточки поигрываете?..
Фонк. Да, я играю; но теперь, кажется, мы ведь скоро обедать будем. Притом же я в таком приятном обществе... (Указывая на Машу, Вилицкий слегка сжимает губы )
Мошкин. Конечно, мы сейчас обедать будем. Это я только так... Вот, если угодно, после обеда, по маленькой.
Фонк. Извольте, с удовольствием. (К Маше.) Вот вы, я думаю, к картам совершенно равнодушны?
Маша. Да-с, я не играю в карты...
Фонк. Это понятно. В ваши лета другие мысли в голове... А ваша почтенная тетушка играет'
Маша (немного обращаясь к Пряжкиной). Играет-с.
Фонк (Пряжкиной). В преферанс?
Пряжкина. В свои козыри-с.
Фонк. А! я этой игры не знаю... Но вообще дамы имеют у нас право жаловаться на карты...
Маша (невинно). Почему же?
Фонк. Как почему же? Ваш вопрос меня удивляет.
Вилицкий. В самом деле, Марья Васильевна...
Маша страшно конфузится
Стратилат (выходя из передней, громогласно). Кушанье готово
Мошкин. А, слава богу!
Все встают
Чилости просим, чем бог послал. Маша, дай руку Родиону Карлычу. Петруша, возьми Катерину Савишну. (Шпуньдику ) А мы, брат, с тобой. (Берет его под руку.) Вот так.
Все идут в переднюю Мошкин и Шпуньдик позади всех.
Вот скоро мы на свадьбу так отправимся, Филипп... Да что ты это нос на квинту повесил?
Шпуньдик (со вздохом). Ничего, брат, теперь полег -чило... А только, я вижу, в Петербурге - это не то что у нас. Не-ет. Как озадачил меня!..
Мошкин. Э, брат, это все пустяки. Вот постой-ка, мы бутылку шампанского разопьем за здоровье обрученных - вот это лучше будет. Пойдем, дружище!
Уходят,
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Театр представляет довольно бедною комнату молодого холостого чиновника Прямо дверь, направо другая Стол, диван, несколько стульев, книги на полочке, чубуки по углам, комод. Вилицкий сидит, одетый, на стуле и держит на коленах раскрытую книгу.
Вилицкий (помолчав немного). Митька! Митька (выходя из передней). Чего изволите-с? Вилицкий (поглядев на него). Трубку.
Митька идет в угол и набивает трубку
От Родиона Карлыча сегодня записки не приносили'
Митька. Никак нег-с. (Подает Вилицкому трубку и зажигательную спичку.)
Вилицкий (раскуривая трубку). Да! Михаиле Иванович, может быть, сегодня зайдет - так ты... опять ему скажешь, что меня дома нет. Слышишь? Митька. Слушаю-с. (Уходит.)
Вилицкий (некоторое время курит трубку и вдруг встает). Это должно, однако ж, чем-нибудь кончиться! Это невыносимо! это решительно невыносимо! (Ходит по комнате.) Мое поведение, я знаю, непростительно грубо; вот уже пять дней, как я у них не был... с самого того проклятого обеда... но что ж мне делать, боже мой! Я не умею притворяться... Однако это должно чем-нибудь кончиться. Нельзя же мне все прятаться, по целым дням сидеть у знакомых, ночевать у них... Надо на что-нибудь решиться наконец! Что обо мне в департаменте подумают? Это слабость непростительная, просто детство! (Подумав немного) Митька!
