нас, до мелких людей-букашек, вечно суетящихся в своих домах-коробках?
Я сажусь и смотрю на свои руки. Они все в крови, но, к превеликому сожалению, не моей. Это кровь человека, который лежит рядом со мной с вывернутыми наружу кишками. Несколько минут назад он бился в предсмертных конвульсиях, а теперь, не двигаясь, смотрит на меня своими пустыми стеклянными глазами, а из его приоткрытого рта стекает красная струйка. Недалеко лежит мой нож, тоже весь испачканный кровью.
Я очень смутно помню, как убивала этого человека, как вонзала нож ему в сердце, как распорола живот и начала потрошить его. Зато я отчетливо помню ту злость… Нет, не просто злость, а ярость, которая захлестнула меня огромной волной, и дала всплыть на поверхность только тогда, когда этому человеку точно было уже не помочь.
Я ненавижу себя за это. Но контролировать эти приступы гнева просто не могу. Сначала я пыталась запереть себя в собственной квартире на время приступа, ведь в самом начале они длились совсем недолго. Но в один "прекрасный" момент я разбила окно и вышла на улицу через него. Я пыталась прятаться в безлюдных местах, но в итоге все дошло до того, что, пока я не убью кого-нибудь – не успокоюсь.
Ну и что мне со всем этим делать?
***
Наступила ночь, воспитатели обошли все комнаты и потушили свет. Детский дом утонул во мраке. Только слабые лучи уличных фонарей пробивались через жалюзи.
Моя соседка по комнате давно уснула, а я лежала под одеялом и ждала. Вдруг раздался тихий стук. Встав, я подошла к двери и медленно приоткрыла ее. За ней стоял Никита. Мы тихо поприветствовали друг друга.
Я уже собиралась выходить из комнаты, как тут в коридоре послышались шаги воспитателя, который совершал ночной обход. Тогда я быстро втянула Никиту в комнату и тихо закрыла дверь.
– Лезь под кровать, – шепотом скомандовала я.
Никита без лишних слов послушался меня и через пару минут, когда воспитатель заглянул к нам, я уже лежала на кровати, делая вид, что сплю, а Никита прятался внизу.
– Вылезай, – прошептала я, когда воспитатель ушел.
– Черт, ну и пыли у вас на полу! – вылезая и отряхиваясь, тихо воскликнул Никита. – Ладно, теперь иди за мной.
Мы вышли из комнаты и быстро направились к лестнице по коридору. Подойдя к ступенькам, остановились. Никита медленно поднялся проверить, пустой ли коридор на верхнем этаже. Видимо, никого там не было, и он жестом "позвал" меня наверх.
Так мы поднимались еще два этажа и, наконец, добрались до двери, ведущей на крышу. Она была не запертой, но перед ней находилась решетка, сквозь которую можно было протиснуться, что мы и сделали.
Летняя ночь встретила нас слабым прохладным ветерком. На небе не было ни облачка, так что мы могли видеть звезды и полную луну.
– Это млечный путь? – спросила я, указывая на скопление звезд, растянувшееся через все небо.
– Да, – ответил Никита
– Ты знаешь какие-нибудь созвездия?
– Только большую медведицу, – произнес Никита, внимательно изучая небо. – Но я не могу ее здесь найти.
Мы подошли к краю крыши. Вдалеке были видны крошечные огоньки – фонари, освещавшие наш маленький городок.
Никита долго вглядывался в них, а потом вдруг сказал:
– Когда я был маленький, думал, что эти огоньки – маленькие светлячки, а не фонари. Мне уже шестнадцать, но до сих пор так кажется, – он посмотрел на меня и улыбнулся.
– А что, по-моему, очень даже неплохая версия, – улыбнулась я в ответ, и мы вместе засмеялись.
***
Сейчас я сижу в том месте, где мы раньше часто гуляли с Никитой. Я знаю его как свои пять пальцев, так что спрятать труп будет несложно.
Недалеко от сюда есть обрыв, за которым сразу начинается река. Туда я и собираюсь сбросить тело. Я встаю, беру его под руки, но тут слышу шаги, направляющиеся ко мне.
– Черт, – сквозь зубы говорю я и бросаю труп.
Надо бежать. Но не успеваю я сделать и пары шагов, как слышу голос, зовущий меня по имени. Это голос Никиты.
Мои коллеги приехали быстро. Мы завели еще одно дело о пропаже человека.
Сегодня у меня выходной, так что свободного времени полно. Я решил пойти на то место, где мы с Кирой часто гуляли. Это небольшой лесок в черте города, чуть дальше есть обрыв, с которого открывается прекрасный вид на реку и на поле, находящееся за ней.
И вот теперь я стою прямо перед Кирой и изуродованным трупом, лежащим около нее.
– Кира… Только не говори, что это ты… – я указываю пальцем на тело.
– …убила его? Да, – она заходится безумным хохотом, – это я! Вот я и попалась!
Она вдруг падает на землю, продолжая захлебываться диким смехом. Вся в крови. Волосы запутанные и грязные. Одежда рваная и испачкана землей и кровью. Кира резко замолкает. По ее щекам начинают катиться слезы.
Я подбегаю и беру ее за плечи.
– Кира! Да что с тобой?! Зачем ты его убила?!
Она уже рыдает.
– Я… Я… Не знаю, – сквозь всхлипы произносит она. – Я ничего не знаю… Это… Это не я… Не я! – ее голос срывается на крик.
– Боже, Кира, успокойся, просто успокойся, – умоляю я и прижимаю ее к себе.
Мы просидели так несколько минут. Мое плечо теперь все мокрое от ее слез, но это не имеет значения. Она успокоилась – это главное.
– Кира, а теперь расскажи мне все. Просто объясни, что происходит.
– Я… Я просто не могу себя контролировать, – она всхлипнула. – Просто… Просто так получается… На меня что-то накатывает… Какая-то ненормальная агрессия… И мне так плохо… Я себя ненавижу… Я будто… Будто гнию изнутри… Никит, если я опять… Если я опять кого-то… Я не выдержу, я совсем рехнусь… – Кира вновь начинает плакать, и я вновь обнимаю ее.
– Спокойно, мы что-нибудь придумаем, – произношу я, хотя даже представить не могу, что надо делать.
***
Теперь крыша – это наше излюбленное место. Мы с Кирой ходим сюда один раз в неделю ночью, любуемся звездным небом и смотрим на далекие огоньки ночного города.
– Кем ты хочешь стать в будущем? – однажды спросил ее я, когда мы были на крыше.
– Если честно, я не знаю, – после некоторого молчания ответила она. – Я никогда не задумывалась об этом. А ты?
– Я бы хотел работать в полиции.
– Ты ведь уже через полгода выпустишься отсюда?
– Да, а потом сразу пойду в армию.
Кира сначала долго
