«Она была отражением Премудрости в темных водах, и, отвернувшись (460) от ангелов, ею созданных и на нее восставших, она вернулася в Премудрость. Она и есть сама Премудрость — моя предвечная подруга, моя неземная Мысль».
— «Помедли, помедли, Симон», вскричал Светомир. «Ну как-же так, сразу, прямо из блудилища да в Премудрость?»
А маг и не слушает: «Елена-то моя», говорит, «блудница Тирская, поважнее будет ваших святых блудниц Марий Египетских да Магдалин».
Осердился царевич на слово кощунственное, перебил мага: «Наши святые блудницы, как ты их величаешь, не мечтали о себе, не превозносилися. Долгое покаяние творили, вожделея Христу сораспяться».
Волхв гордо возразил: «Я ее спас. К свету вернул белый луч, затерявшийся во тьме. Все светлое, мраком плененное, верну я ко свету».
— «Коли ты страдалицу спас, Симон, вестимо, то вменится тебе в праведность: лик добра зачастую представляется нам искаженным, потому что люди нечистыми глазами видят его искаженным. Но, вернуть свет ко свету — хорошо, да недостаточно. Луч ли белый самого себя спас, бегуном став, ты ли увел из мрака луч белый — тут нет еще ни милости, ни жертвы. Свет во тьму должен светить, должен мрак преображать. Иначе Христос напрасно умер».
Разбушевался волхв: «Вот еще! Злых духов, материю проклятую спасать— нашел достойную работу. Нет! Вредитель великий, вот тот, что в Библии вашей расписан, Иогова жестокий, он создал материю, человека и весь мир. А приспешники его, ему способствовали. Тогда Ум, Бог-Отец Добрый с ним в борьбу вступил. И борьба сия — борьба вечная. Мир во зле лежит».
— «Грешно так говорить, Симон. Ну на кого ты пеняешь? Мир лежит во зле не по вине Бога, а по вине человека: поврежден он был грехопадением. Но 'вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не токмо она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего'.* Человек был убийцею Божьей твари в прошлом, он станет ее спасителем в будущем. О сем обетование».
Волхв ответил сердито: «Природа есть изделие дьявола. От нее надлежит бежать, улетать в высшие эоны».
Вступился Светомир: «А я вот одного знаю, который некогда в Цезарее поднялся от земли, обещался далеко улететь, и совсем было полетел, да вдруг упал и разбился на смерть».
— «Смерть на земле», возразил волхв надменно, «вовсе не всегда есть падение конечное. Вот я тоже одного знал, который крестною смертью умер — что же по твоему сие есть падение? Был он праведником и одним из эонов. Вы его за бога почитаете!» (461)
Разгневался Светомир: «Совести у тебя нету, Симон Маг, с Кем ты себя равнять вздумал! Христос, покорный воле Отца, Своею волею страдал и умер, а ты против воли своей, по воле апостола Петра упал И потерпел ты правое наказание. А главное: Он воскрес, а твоего воскресения верные твои и по сей день не дождалися».
— «Да», ответил маг гордо: «Христианские хулители ваши про меня такое сказывали. А ты так уж уверен, что меня нет. Стою же я перед тобою, значит и не умер. Коли меня упоминают, хотя бы и хулениями помнят меня, значит я еще жив. Вот, когда забудут, тогда значит умер. А скоро и больше про меня узнаете: в древней урне письмена сохранены, что упрятаны были от уничтожения. Ктому же в разных образах я и по сей день иным являюсь. Вот я и к отцу твоему, царю Владарю, и к тебе приходил. Оба вы не приняли меня; во благо ли себе — это еще вопрос».
И понял Светомир, что разумеет волхв Симона Хорса. Хотел спросить где пребывает ныне проважатый его в царство Иоанново, а волхв точно мысль его читая, уж отвечает: «Да, Хорс есть один из сих малых моих; в веках — ученик мой верный. А судьбу его тебе знать не подобает. Ибо ты его предал и привел к уничтожению».
Горько стало Светомиру от слов сих. Он сказал: «Не губил я его, я его почитал. А учение его отверг я, ибо он много заблуждался».
Волхв ответил злобно: «Отвергая его наставления, ты убивал его самого. Разве ты не знаешь, что муж, посланный архонтами на важное дело земное и дела этого не исполнивший, непременно будет отозван и наказан; силы он утратит даже до изнеможения.Хорс пришел к тебе с доверием, дабы в твое средоточие спасти для Девы свет. А ты все презрел и тем обрек его на мучения, толкнул на погибель».
Печально отозвался Светомир: «Ничего такого я тогда не знал, а кабы и знал — не мог же я ради помощи Хорсу истину предать».
Ехидно посмотрел на царевича волхв: «Истина? Возомнили вы, что познали ее. А между тем — старый вопрос вопрошавшего: 'Что есть истина' так и остался без ответа».
Светомир возмутился: «Истина стояла воочию перед Пилатом; потому пустой вопрос его будто и остался без ответа. Вопрошавший был духовно слеп».
Волхв усмехнулся: «Иди, иди, спускайся во тьму с благими вожделениями ее просветить. Тут-то она тебя и схватит, и закружит похуже чем мою блудницу. Коли свет во тьму сойдет, чтобы тьму обнять, то тьма его поглотит».
Светомир ответил истово: «Не запугаешь меня, волхв. Стрела моя золотая окрест себя свет излучает и меня из тьмы непременно вынесет, (462) да и не меня одного, а многих со мною, ежели будет на то Господня воля».
Симон злее прежнего ухмыльнулся: «А что ты венец отверг, который Хорс тебе сулил, то тут похваляться нечем. Ведь Кефир-Малхут стрелу твою к себе тянул. Без него она в руках твоих бездейственна, цепенению сидня подобна».
Гневно вскричал Светомир: «Не твоего сие ума дело. Стрела моя тянется не к печальному венцу, упавшему к ногам твоей унылой царицы а к венцу на голове Премудрости. Земному царю не ваша гордость пристала. А присвоить себе имя Божие, сказать: 'Я как Он. Я есмь Он' — сие есть дело сатанинское».
Волхв невесело, жутко рассмеялся: «Ваш 'начальник Жизни' однако нечто подобное говаривал».
— «Сгинь, ерезиарх, не кощунствуй», гнал его Светомир.
Симон Маг ответил спокойно: «Впрочем, не это важно. Важно вот что: ты со своей стрелой до Премудрости не дотянешься, а я самой Премудрости падший образ за руку вожу и спасаю. Поразмысли о сем. Смотри сам».
Волхв как и при появлении своем поклонился отменно учтиво. И сразу скрылся.
VI
И услышал царевич голос тихий, уветливый. По сошедшей в душу радости узнал он голос Иоанна. Пресвитер сказал: «Горе тому, через кого приходит искушение. Уступивший искусителю губит и его и себя. Отвергший искушение искупает тем грех искусителя».
— «Значит, не загубил я Хорса?», с надеждою спросил Светомир. «Неисповедимы пути Господа», ответил Иоанн. «Ты уберег Хорса от падения, но не в моготу тебе было повести его по пути праведному».
— «Праведному», повторил за ним Светомир. И вдруг вспомнил явственно думу свою перед появлением Симона Мага. «Праведно за кощунство Петр убил волхва. А, может, он и не убивал его вовсе. И то лишь — домыслы шаткие людской молвы ? Ведь не в священных книгах я про то читал.
Но вот ап. Лука рассказывает про солгавшего Анания: Петр сказал ему: 'Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому?... ты солгал не человекам, а Богу'. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен. И Сапфире сказал Петр, когда часа через три (463) пришла она и повторила ложь мужа своего: 'Что это согласились вы искушать Духа Господня ? вот входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут'. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. [16]
«Петр не убил Ананию и Сапфиру; Апостол был лишь возвестителем и свидетелем Божьего суда. Но — почему не сказал он Анании то, что говорил не раз другим грешникам? "Покайся в грехе твоем и молись Богу: может быть отпустится тебе помысл сердца твоего'. Почему Петр которому дана была всяческая власть, 'так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хоть тень проходящего Петра осенила кого из них', [17] — почему сам Петр не взмолился ко Господу о сих грешниках, о соблюдении тел их и душ?»
Раздался вновь голос Иоанна: «Аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит и даст Бог ему живот. Есть грех к смерти: не о том глаголю, да молится.» [18]
И унесся голос.
VII
Пролетал однажды царевич на стреле своей над широкою рекою, и видит: странников много подле воды; они разуваются, подымают детей своих, сажают их себе на плечи и с ними переходят речной брод. Залюбовался на них Светомир и попросил стрелу опустить его на землю.
А на берегу предстал царевичу великан. На нем короткий, красный плащ; исподнее одеяние зеленое. Сам он исполин какой-то косный, косматый, будто страховидный, но глаза из-под густых бровей глядели нежно и столь ласково сияли, что увеселилося от сияния того сердце Светомира. Царевич обратился к нему улыбаясь, спросил: «Как величать тебя, добрый человек?»
— «А Христофором», отвечал великан. «Сам ты, царевич, добрый человек, коли не имеешь страху от вида моего. А то вот царь, когда меня скованного к нему привели, тако испугался образины моей, что с престола упал».
