15.10.1927
Показывала в Мраморном дворце Шилейко "Звезду" No 8. О стихотворении Вагинова он отозвался так: "Чувствуется урод". Это совпало с высказанным раньше мною мнением (с ним вполне согласилась АА), что стихотворение это (да и большинство других вагиновских) вызывает неприятное чувство и неодолимую антипатию.
Правда, раз это так, это значит, что индивидуальность в стихотворениях Вагинова есть... Но на таких отрицательных моментах строили свою индивидуальность многие поэты, и все же оставались очень незначительными величинами.
АА привела в пример Потемкина:
"Мне совсем не нравится
На дагерротипе:
Я была красавица,
А теперь вся в сыпи..."
В 12 часов позвонила мне по телефону, сказала, что идет в Мраморный дворец, предложила проводить. Вышел, встретились у аптеки, куда она заходила за какой-то мазью для Шилейко. Была она в синем макинтоше (под ним фуфайка), летних прорезных коричневых полутуфлях-полусандалиях, в шелковых белых чулках и белой шляпе. Воротник макинтоша поднят и застегнут под подбородком.
Ясный, солнечный день. Чувствуется легкий мороз. Шли по Фонтанке и Марсову полю. На Марсовом поле - гребешками по зеленой траве - снег. На могилах - красные флаги.
Говорили о Пунине, к которому сегодня приходил Хармс - с предложением стать во главе группы футуристов для издания футуристического журнала. Пунин согласился, созвонившись с Лебедевым. АА правильно считает, что если литературная "молодежь" объединяется со "стариками" - это только доказательство слабости молодежи.
Проводил ее к Шилейко и ушел домой (был час дня).
Вечером в семь часов собиралась пойти со мной в Цусимскую церковь, чтоб показать мне ее. Но днем, возвращаясь от Шилейко, попала в метель и сильно продрогла, пришла домой, пообедала и легла. Когда я в семь часов пришел к ней, она еще лежала. Я сел в кресло и стал рассказывать о вчерашних моих гостях (Мануйлов, Куличовы, Маргулисы) и о том, какая это была скука. Потом говорили на разные темы, я показывал стихи одного "царскосела", поданные им в Союз поэтов в надежде, что его примут в члены Союза. Стихи были вовсе ужасны, и мы, читая их, вволю смеялись. Потом стали заниматься английским языком: я, как умел, учил ее произношению. Очень весело читали по учебнику глупейшие английские историйки о львах, о честном дровосеке, о пунктуальном путешественнике и т. д. В 8 1/2 пришел Пунин, совсем расстроенный: в его институте сокращение штатов, и много хороших работников осталось без куска хлеба; Пунин расстроен тем более, что он сам - косвенно и невольно, вызвал причины, повлекшие за собой сокращение штатов. Он собрался сейчас же идти хлопотать за одну из уволенных. АА решила также выйти на улицу погулять (сначала хотела пойти к Н. Гуковской, я звонил туда, но ее не оказалось дома). Пили чай, и все вместе вышли из дома. Шли по Фонтанке к Невскому: Пунин с АА, а я - с А. Е. Пуниной. Так дошли до Литейного по Невскому, а там разделились: Пунин и А. Е. Пунина пошли в разные стороны, а я остался с АА. Невский совсем пустынен - никакого движения, кроме пешеходного и трамвайного. Я с АА в кафе Пищетреста (против Троицкой) сели за отдельный столик. За одним из столиков оказался Бернштейн (издатель "Карточного домика") с дамой. Он, к вящему удовольствию своей дамы, подошел к АА и страшно почтительно, руки по швам, говорил с ней несколько минут (причем сообщал ей: "Вы ведь уже несколько лет не печатаетесь..."). Он отошел и занялся своей дамой, искоса поглядывая на нас. Мы пили чай, ели пирожные и говорили мало. Из кафе по Невскому и по Литейному пошли в Шереметевский дом. АА была, как и вчера, в макинтоше. Зашел с нею в Шереметевский дом, где никого не было, АА села на диван, а я скоро - в 10 1/2 часов вечера - ушел из Шереметевского дома.
16.10.1927. Воскресенье
В двенадцать часов дня АА позвонила мне и сказала, что выходит с Ириной гулять. Я вышел и встретился у ворот, на Фонтанке. Пошли по Фонтанке к Летнему саду, было холодно, и мы, дойдя до Пантелеймоновской, повернули обратно. Всю дорогу говорили по-французски. Сообщила, что у Пунина радость: издательство "Земля и фабрика" предложило ему написать две книги. Одна из книг уже написана Пуниным для Госиздата, не принята, и он переделает ее для "Земли и фабрики".
Вернулись в Шереметевский дом. Гуляли по холодному осеннему саду, и скоро поднялись в комнаты. Пунин работал в кабинете, а я в спальне с АА занимался английским языком. Читали все те же глупые английские рассказики. Я прочитывал несколько строк, стараясь их правильно произносить, АА прислушивалась, потом читала те же фразы сама, а затем переводила. Собственно говоря, я не знаю, кто кого больше учил; вернее всего, оба мы портили друг другу произношение... Но зато, ошибаясь и подтрунивая друг над другом, мы занимались очень весело. Ирина тут же рисовала и мешала нам своим лепетом... Наконец, обессиленная, АА отстранила книжку. Поболтали еще немного, и Пунины собрались обедать. Я пошел обедать домой...
Завтра к Пунину собирается Войтинская. Хочу ее повидать.
Вечером в Шереметевском доме были Е. и Н. Данько. Рассказывали о вечеринке у ..., где были они, Пумпянский, Всеволод Рождественский, В.. Мануйлов и др. О том, как неистово льстил Пумпянский Рождественскому, когда тот читал стихи (Рождественский сиял и был необычайно доволен этой грубой лестью), и как ругал Рождественского, когда, выйдя с Данько на улицу, услышал, что Данько бранят Всеволода.
Пумпянский просил Данько передать АА, что он "сердечный человек" (!) и просит поэтому разрешения прийти к АА.
В действительности, конечно, он вздумал прийти к АА, услышав от Всеволода Рождественского или В. Мануйлова, что она занимается Пушкиным, и захотев попользоваться кое-чем из ее знаний и исследований.
АА сегодня прочла по-английски три статьи о живописи в английской монографии, кажется, о Гогене. Переводила легко, все понимала.
17.10.1927
Воспоминания Надежды Савельевны Войтинской 1909. О Н. С. Гумилеве:
...Очень интересовался новейшей французской лирикой - еще тогда малоизвестной: Мерсеро, Вильдраком, Жюль-Ромэном, Дюамелем. Называл их мэтрами...
Встала в 10 1/2. В одиннадцать звонила мне. В 11 1/2 к Пунину пришла Войтинская Надежда Савельевна, и АА позвонила мне, чтоб я пришел. Придя в Шереметевский дом, я расспрашивал Войтинскую об Николае Степановиче и записывал ее воспоминания. После ухода Войтинской, а потом и Пунина, до 3 1/2 часов я занимался с АА английским языком - читали все тот же учебник. В 3 1/2 я ушел. Пунины собирались обедать. Вечером, в восемь часов, я опять приходил в Шереметевский дом - застал АА дома. Она занималась с Пуниным французским языком и переводила с ним французские книги по живописи. Я ушел очень скоро. АА весь вечер была дома.
19.10.1927
Кажется, сегодня вечером у АА была В. А. Щеголева.
21 или 22.10.1927
АА нездорова. Лежит, не выходит. Боли.
24.10.1927
Вечером в Шереметевском доме были художники: Тырса, Лебедев, Лапшин были у Пунина. Но в комнате АА.
Пунин последнее время повеселел и чувствует себя хорошо. Особенно после удачного доклада о Японии в Институте истории искусств (21 октября).
26-29.10.1927
Лежит, больна. Немного встает, ходит по комнате. 28-го - весь день лежит.
30.10.1927
Дала мне книжку: Эдгар Берроуз, "Боги на Марсе" ("Марсиане"), полный перевод с последнего английского издания Э. К. Бродерсен, издательство "А. Ф. Маркс", Петроград 1924, надписала ее карандашом: "Левушке Гумилеву, 1927", - и попросила меня отправить ее Леве. Я отправил книжку.
Стихотворение О. Мандельштама: "Из табора улицы темной...", напечатанное в "Звезде" No 8, совсем не понравилось АА. Сказала: "Совсем барочное (от слова "барокко") стихотворение". Определяя так стихотворение, АА хотела сказать, что в нем все условно, все необязательно и может быть заменено.
Согласилась и с тем, что это стихотворение - перепев самого себя.
Шилейко вернулся из Москвы совсем больной: у него ежедневно поднимается до 38 температура. У него, по-видимому, туберкулез, но лечиться он не думает и доктору не показывался.
АА очень обеспокоена состоянием его здоровья.
Конец октября 1927
Просит достать ей английского Байрона - "Беппо" и "Дон Жуана". Очень хочет прочесть по-английски, хотя и не уверена, что познаний ее в английском языке достаточно, чтобы читать Байрона.
Подруга Н. В. Гуковской, живущая за границей, собирает русские почтовые марки. Н. В. Гуковская просила АА достать марок. АА вырезала марки из всех своих писем и просит марок у всех знакомых.
Я было попробовал заикнуться о том, что АА портит свой архив, но мне попало, и я умолк.
31.10.1927
В Шереметевский дом звонил Мануйлов, но, узнав, что она больна, решил не приходить.
Конец октября - начало ноября 1927
Читает Теккерея (Pindnees?). К 2 ноября прочла больше 250 страниц. Читает Теккерея для упражнения в английском языке.
После того, как АА заболела и перестала выходить из дома, она занимается английским языком по пять, по шесть часов в день.
