затягивался глядя на тёмную реку, даже не отнимая руки от гаснущего лица. И рассказывал, какая она хорошая. А Саша смотрел на реку, и думал, что время – река, и вот я стою уже ниже по течению, а Женя в начале. Он наивнее и чище, и его юность со всеми вздохами и поцелуями плывёт ко мне по реке, думал Саша, и приходит в руки остывшим, чужим воспоминанием. Будто я прожил не свою жизнь, думал Саша, и глядя на реку, ему так захотелось эту реку остановить, пришпилить её, извивающуюся и непослушную – гвоздиком строки к бумаге. Обычно в таких случаях он начинал писать песню. Он слышал песню внутри, она приходила из наполненности, из этой реки-времени, но сейчас писать было невозможно. И он захотел курить. И видимо, он так тоскливо посмотрел на сигарету Жени, что тот предложил ему пачку. И было так естественно вытянуть из пачки, но Саша мотнул головой. Он только попросил затянуться его дотлевающей сигаретой, уже насквозь просмолённой, влажной от слюны, о которой Саша старался не думать. Он затянулся, и тотчас мир приземлился с размаху на пузо. Дало вниз живота, захотелось по-большому, всплыл недосып, закружилась голова. Река была грязной. Саша, скучая, посмотрел на часы. До поезда был час. Он вспомнил про Алину. Надо извиниться, подумал он.
Он лежал на верхней полке в пустом купе, озарённый светом айфона и перечитывал сообщения о концерте. Он взял билеты по акции и ехал в неоправданно-роскошном одиночестве 7 часов до Саратова. Он не мог уснуть, из-за тяжести бургера, сигаретной затяжки, а главное – прошедшей охоты, первого, по-настоящему удачного концерта. Волна восторга прошла, обнажив пустоту, как жвачка, потерявшая вкус. И ему теперь хотелось снова прикоснуться к произошедшему, а потому он перебирал сообщения, что написали ему зрители в Контакте. Это были восторженные отзывы, и он с жадностью вылавливал из них сходства со своим взглядом на себя. Будто сами эти сообщения давали ему право на существование. И на все эти: спасибо, было круто, до мурашек, так по-настоящему, приезжайте ещё – он отвечал не своим лаконичным «спасибо, рад)», а развёрнуто, в тон сообщения. Такие подробные ответы, казалось, обесценивали его «звёздность», недоступность, но ему так хотелось прикоснуться к произошедшему ещё раз.
Он успокаивался. Новые песни неплохи. Он не потерял форму. Ему просто надо было разыграться. Теперь всё пойдёт лучше. Он будет делать так в каждом городе. Он будет отдавать им, не глядя. Он будет петь для самой музыки. Пусть будет, как будет. Ему хотелось как-то отпраздновать этот концерт в темноте купе. Он ощущал себя большим и благодарным миру. Он думал написать Алине. Она наверняка уже спит, подумал он. Может, и надо было послушать её. И выложить новые. Раз уж они не так плохи, подумал он. Алина не хотела ему зла. Она хотела как лучше. Чтобы билеты лучше продавались. Ей это важно. Она заботилась о нём. Может, слегка навязчиво. Она любит его песни. Она любит его. Может, его она любит чуть больше, чем песни. Ну и ладно. Она так покраснела, когда он спросил её про парня. Всё понятно. Всё всегда было понятно. Ладно. Завтра он с ней помирится.
Он не знал, как уснуть. Осталось часов пять. Все, кто написал ему отзывы, были офлайн. Он открыл свою страницу, посмотрел пост о послезавтрашнем концерте в Поволжске, список лайкнувших и репостнувших. И вдруг увидел репост от неё.
Он перешёл на её страницу. Он запретил себе это делать после прошлых выходных. Он тогда добавил её в друзья после её сообщения, и на удивление – она приняла его заявку. Но он запретил себе заходить к ней. Отдыхая дома, делая йогу, записывая новые песни на студии, рассылая приглашения, переписываясь с Алиной по поводу аппаратуры в Поволжске и плохо продающихся билетах в Саратове, он постоянно тянулся курсором к поиску ВК или пальцем к поиску Инстаграмма, и останавливал себя на полпути. Но сейчас у него был повод. Она репостнула его пост, и он кликнул на её страницу. Отлистал вниз.
Вот. Подпись сверху.
«Приходите, если хотите вернуть свой 2010)». Саша двинул вниз, в комментарии. Тоня, её московская подруга, вальяжная модница, богиня ивента, тату, лонг-борды, фестивали еды:
«тут скорее 80-е, бороды, костры, палатки, вот это всё»
Лайк на этом комментарии – Ксюшин.
Ксюшин ответ к комментарию:
«ахах, чёт ору»
Одноактная пьеса, разыгранная для него, в чём она никогда не признается. Он рванул экран вверх к её аватарке. Настройки. Удалить из друзей.
9. Ремизов, организатор, 35 лет, Поволжск
Надо ехать за пультом. Пульт и два микро. Саша выдумщик, конечно. И пульт, и два микро. Ну хорошо-хорошо. Это значит, надо ехать на студию к Марату. А Марату я должен три косаря. Три косаря у меня есть. Но к Марату – это через весь город по пробкам. Ничего сложного. Можно такси, но можно и на маршрутке. На полной маршрутке, сквозь пробку – часа полтора туда. И час назад. И там полчаса с Маратом. Итого три часа своего выходного на пульт и два микро. С похмелья. И три косаря. Но для Даля же можно? Да, можно…
Лень, конечно. Можно вместо этого поехать к сыну. К бывшей жене. Посидеть с ней. С сыном посидеть. Сын растёт. Сын теперь интересный. С сыном можно поиграть. С женой поговорить. Кофе выпить. Или ещё чего успеть. А к Марату ехать лень. Коньяк с пивом, это я вчера прям по-гусарски. Угорел.
Но это же моя работа. Артист попросил – значит, надо сделать. Тем более, не так много он попросил. Всего-то второй микрофон и пульт нормальный. Для многих групп, даже поволжских, я и не такое добывал. А тут – считай, приезжий артист. И соберёт нормально. Ну для андеграунда. Человек 200 будет. Правда, Гиперболоид приезжает в этот день. Алина уверена, что их аудитория не пересекается. Хотя Дина моя Даля слушает, а вот пойти на Гипера хочет. Хотя он и дороже в пять раз. Ну сотку-то Даль соберёт. И даже больше. Так что можно оторвать свою ленивую задницу и поехать к Марату. Не надо тут лениться. Надо делать хорошо. Несмотря на похмелье. Значит, выйти, поймать маршрутку и полтора часа где-то по пробке. Ох, как представлю. Это же ещё одеваться. Лучше такси. Ну это работа. Пусть не основная.
Основная скучнее. Жирные морды. Тяжёлые папки. Свет дневных ламп. Кожаные кресла.
