ты вернешься к работе и по вечерам будешь возвращаться домой к детям, которые не видели тебя весь день. А ты будешь учиться. Ты постоянно говоришь о том, какая там интенсивная программа. Том занят хирургией. Вы все будете заняты даже больше, чем раньше, и ваша мама меньше всех хотела бы, чтобы вы ради нее снижали качество своей жизни. Она бы никогда не хотела стать обузой для вас.
– Она не обуза, она наша мама, – сказала мама.
Они разговаривали очень быстро и использовали слишком много местоимений. А малышка в розовом начала проявлять беспокойство и захныкала, это ее отвлекало. Элис не могла понять, что и о ком они говорили, но по их лицам и интонациям догадывалась, что разговор серьезный. И женщины в пижамах были на одной стороне.
– Может, с моей стороны будет разумно взять более продолжительный декретный отпуск. К чему такая спешка? Чарли будет не против, а я смогу быть рядом с мамой.
– Папа, это наша последняя возможность побыть с ней. Ты не можешь уехать в Нью-Йорк, не можешь лишить нас этой возможности.
– Послушай, если бы ты приняла приглашение в Нью-Йорк вместо Брандейса, то смогла бы проводить с ней столько времени, сколько захотела. Ты сделала свой выбор, я – свой.
– Почему мама не участвовала в этом выборе? – спросила мама.
– Она не хочет жить в Нью-Йорке, – сказала актриса.
– Ты не знаешь, чего она хочет, – сказал Джон.
– Она сказала, что не хочет уезжать. Давай спроси ее. Если у нее «альцгеймер», это еще не значит, что она не знает, чего хочет и чего не хочет. В три часа утра она хотела омлет с тостами и не хотела хлопья или бекон. Ты решил не учитывать ее желания, потому что у нее «альцгеймер», – сказала актриса.
Они говорят обо мне.
– Это не так. Я делаю все, что в моих силах, чтобы наша жизнь шла правильно. Если бы исполнялись только ее желания, этого разговора вообще бы не было.
– Что, черт возьми, это значит? – спросила мама.
– Ничего!
– Ты как будто не понимаешь, что ее время еще не вышло, думаешь, время, что у нее осталось, не имеет значения. Ты ведешь себя как эгоистичный ребенок, – сказала мама.
Теперь мама плакала, но было заметно, что она разозлилась. Она выглядела и говорила, как сестра Элис Энн. Но она не могла быть Энн. Это невозможно. У Энн не было детей.
– Откуда ты знаешь, что для нее это время имеет значение? Послушай, дело не только во мне. Она прошлая, та, которая была до этого, не захотела бы, чтобы я отступил. Она бы не захотела жить здесь вот так, – сказал Джон.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила плачущая женщина, которая выглядела и говорила, как Энн.
– Ничего. Послушайте, я понимаю и ценю все, что вы сказали. Но я пытаюсь принять решение, которое будет рациональным, а не эмоциональным.
– Почему? Что плохого в том, чтобы испытывать эмоции в этом вопросе? Почему это плохо? Почему эмоциональное решение не может быть правильным? – спросила женщина, которая не плакала.
– Я еще окончательно не решил, и вы не давите на меня вдвоем. Вы не знаете всего.
– Так расскажи нам, папа, расскажи, чего мы не знаем, – сказала плачущая женщина, голос ее срывался, в нем слышалась угроза.
Это заставило его замолчать.
– Сейчас нет на это времени, у меня встреча.
Он встал и ушел, хлопнув дверью и напугав малыша в голубом, который начал засыпать на руках у мамы. Малыш заплакал. И как будто это было заразным, женщины тоже начали плакать. Теперь плакали все – розовый малыш, голубой малыш, мама, женщина рядом с мамой. Все, кроме Элис. Она не была ни расстроена, ни раздражена, ни напугана. Она была голодна.
– Что у нас будет на обед?
Май 2005 года
Они подошли к стойке после того, как долго стояли в длинной очереди.
– Ну вот, Элис, ты какое будешь? – спросил Джон.
– То же, что и ты.
– Я буду ванильное.
– Замечательно, я тоже.
– Ты не хочешь ванильное, ты хочешь шоколадное с какой-нибудь добавкой.
– Ладно, я буду шоколадное с добавкой.
Для нее это было просто и легко, а вот его этот диалог заметно напрягал.
– Мне ванильное в рожке, а ей фуджи брауни в рожке, большие порции.
Вдали от магазинов и очередей, они сидели на покрытой граффити скамейке на берегу реки и ели мороженое. Всего в нескольких футах щипали травку гуси. Птицы были увлечены своим делом, и присутствие Элис и Джона их совершенно не беспокоило. Элис хихикнула, представив, что гуси то же самое думают о них с Джоном.
– Элис, ты знаешь, какой сейчас месяц?
Недавно прошел дождь, но небо уже было чистое, солнце высушило скамейку и согревало ей кости. Тепло было таким приятным. Белые и розовые цветки с дикой яблони, что росла неподалеку, рассыпались по земле, как конфетти на вечеринке.
– Сейчас весна.
– А какой месяц весны?
Элис лизнула мороженое и старательно обдумала вопрос. Она не помнила, когда последний раз заглядывала в календарь. Ей уже так давно не надо было думать о том, чтобы оказаться в определенном месте в определенное время. Или если и надо было оказаться где-то в определенный день и в определенное время, Джон знал об этом за нее и доставлял в нужное место в нужное время. Она не пользовалась устройством для записи назначенных встреч и больше не носила часы.
Что ж, посмотрим. Месяцы года.
– Я не знаю, а какой?
– Май.
– О!
– Ты знаешь, когда день рождения Анны?
– В мае?
– Нет.
– А я думаю, у Энн день рождения весной.
– Нет, не у Энн, у Анны.
Желтый грузовик с ревом проехал по мосту недалеко от того места, где они сидели, и напугал ее. Один из гусей расправил крылья и загоготал на грузовик, защищая своих сородичей. Элис стало интересно: он такой смелый или просто горячий и, не раздумывая, лезет в драку. Она посмеивалась, размышляя об этом гусе. Лизала свое шоколадное с какой-то там начинкой мороженое и разглядывала здание из красного кирпича на противоположном берегу реки. В здании было много окон, а на золотом куполе – часы со старинным циферблатом. Оно казалось значимым и знакомым.
– Что это за здание, вон там? – спросила Элис.
– Это Школа бизнеса – часть Гарварда.
– О! А я преподавала в этом здании?
– Нет, ты преподавала в разных зданиях на этом берегу реки.
– О!
– Элис, где твой кабинет?
– Мой кабинет? В Гарварде.
– Да, но где в Гарварде?
– В холле, я думаю. Знаешь, я туда больше не хожу.
– Я знаю.
– Значит, не имеет никакого значения, где он находится. Почему мы не обращаем внимания на то, что действительно важно?
– Я пытаюсь.
Он взял ее за руку. Его рука была теплее. Ее руке было уютно в его руке. Два гуся вразвалку подошли к воде. Люди в реке не плавали. Наверное, она слишком холодная
