Ну, а потом я отправилась в Россию третий раз. В тот же Петербург, полтора года спустя, в июне, во время "белых ночей", когда дни так долго длятся, а ночь наступает только в три часа утра. Совестно ложиться спать!
Я поехала со своей дочкой, она раньше никогда не бывала в России. Я была её гидом и хотела ей показать все, что я сама уже видела. Мы пошли с ней на набережную Декабристов. Оттуда на пароходе мы поехали в Петергоф. На Английской набережной я сфотографировала мою дочь, сидящей на льве, на крыльце особняка Лавалей. Дом этот был построен Тома де Томоном, знаменитым архитектором середины восемнадцатого века, времен царствования Екатерины Великой, когда строилось много дворцов: москвичи, устраивались в "новой столице". Мы осмотрели музей, находящийся в Петропавловской крепости, переполненный всякими реликвиями времен декабристов. Съездили также и в Царское Село, где, кроме великолепного дворца и парка, есть очень богатый и интересный музей, там я увидела портреты Давыдовых и карикатуру на Дениса Давыдова, нарисованную Пушкиным. Мне так хотелось показать моей дочке как можно больше всего в том городе, где жил её дедушка. Неделя промчалась быстро, и у меня, как всегда, было чувство, что я не все показала.
После этого прошел год и другой. Казалось, что я уже давно не была в России. Но вот, наконец, в конце августа 1981 года мы вылетели с мужем в Киев. В летний сезон, один раз в неделю, по субботам, есть прямой рейс из Парижа в Киев. Через три с половиной часа мы очутились в другом мире. Оставив Париж, как обычно ещё пустым в эти последние дни августа, мы попали в Киев, где, напротив, улицы были битком набиты людьми, да и наша гостиница была полна. Дежурная, (257) увидев нас, произнесла: "Франция?". В ответ я спросила, по-русски, далеко ли наша комната? Она удивилась, почему я говорю по-русски... "Я русская", - ответила я. "Ох, ах, как это случилось?". - "Потому что мои родители были русские, а я сама Давыдова". Это имя связано с одной из исторически значительных эпох в России. А я как раз и приехала для встречи с историей, в эту уже четвертую поездку по следам воспоминаний моего отца, в те же места, где некогда жили мои предки.
Мы покинули Киев на следующее утро и двинулись в Черкассы на машине, взятой в "Интуристе". Правил мой муж. Черкассы находятся только в пятидесяти четырех километрах от Каменки, и мы поехали туда на нашей "Ладе" с гидом "Интуриста". Бог знает, зачем ему надо было нас сопровождать, если вел машину мой муж! Во всяком случае мы находимся на дороге в Каменку. Это название я слышала всю свою жизнь, дома, ещё при жизни моих родителей.
Погода чудесная. Дорога заполнена грузовиками и редкими частными машинами. Я жадно смотрю по сторонам, чтобы ничего не пропустить, думая о том, что по этой дороге, наверное, тогда не мощенной, Папа и мои предки ездили в колясках, санках или просто верхом. Когда я говорю "предки", это не только Давыдовы, но и Раевские, Трубецкие, Волконские, Бестужев, Рылеев, Пушкин и, уже позже, Чайковский, и многие другие известные люди, посещавшие Каменку.
Эти пятьдесят четыре километра кажутся слишком короткими. Я хотела бы удлинить каждую версту, чтобы иметь больше времени для самого ожидания, осуществления одной из целей этой поездки. Я почти боюсь, а вдруг все мои мечты и надежды разрушатся, как карточный домик, когда я окажусь лицом к лицу с реальностью. До Каменки мы проезжаем Смелу, где течет Тясмин, болотистая река, протекающая и через Каменку. Водяная мельница дает электричество для сахарного завода. Мы останавливаемся, чтобы сфотографировать озеро и церковь на возвышении. Все так спокойно в это прекрасное утро. Еще несколько километров, и мы в Каменке. Ставим машину и входим в калитку, над которой надпись:
"Музей Чайковского и Пушкина". Мы поднимаемся по аллее, и нас встречает женщина, которая по-русски мне говорит:
(258) "Ольга Александровна, мы вас ждём". Боже мой! Не сон ли это? Действительно ли я нахожусь в Каменке, и эта женщина, которая мне говорит, что все покажет, не видение ли она? Мало сказать, что я была взволнована. Мне хотелось молчать, не двигаться, глубоко переживая эту минуту, это мгновение: как ребенок перед пещерой Али-Баба. Но секунды и минуты проходят, и я должна идти вперед по этой "дороге прошлого".
Вначале Мария Антоновна Шкалиберда показывает нам дом, в котором находится музей. Дядя Коля жил в этом зеленом домике. Как и во всех музеях в России, все в нем отлично и с любовью сохранено. Здесь гравюры и картины, на которых изображен прадед, а также "Большой дом", каким он выглядел в те времена, и Николаевская церковь до того, как она сгорела и дядя Коля построил новую.
Так вот оно, как было "тогда", то есть в двадцатых, тридцатых и сороковых годах XIX-го века. Весной весь газон, впереди, был покрыт фиалками. В гостиной стоит один из роялей, принадлежавших Давыдовым, на котором Чайковский сыграл в первый раз "Евгения Онегина". Все стоит, как будто ожидая своих хозяев, и не нужно много воображения, чтобы представить себе, как было весело и радостно, когда готовились коляски для пикников в "Большом лесу", или, как все его называли, "Болтыше", и как там дети тащили сухие ветки и прутья для костра и где Чайковский, приехавший гостить к своей сестре, Александре Давыдовой, присоединялся ко всем и слышал там "веселые детские крики". Трудно мне описать этот визит, где каждый предмет меня интересовал и у каждого хотелось задержаться, наперед зная, что захочу ещё сюда вернуться. Невозможно все сфотографировать, невозможно запомнить все детали, все предания, рассказанные Марией Антоновной, неиссякаемым источником воспоминаний и историй о всех обитателях Каменки. Мы посетили грот, в котором Пушкин, а после него Чайковский любили сидеть и отдыхать. Где Елизавета Васильевна, Папина тетя, уговорила Петра Ильича не менять конец "Онегина", как ему предлагал его брат Модест Ильич, и не заставлять Татьяну покинуть мужа ради любви к Онегину. После этого идем обедать - маленький перерыв в этом волнующем дне.
(259) После обеда гуляем по большому саду, теперь мемориальному, с памятником Декабристам, где слева мой прадед В. Л. Давыдов. В парке много деревьев разных пород, они, наверное, были много меньше в папино время. Я знаю, что многое переменилось: нет больше маленьких, неприглядных еврейских домиков вдоль грязных улочек и нет больше синагоги, но все же стоят сахарные и винокуренные заводы и вон там тот мост через Тясмин, где рыбак терпеливо удит рыбу... Да, эта мысль меня никогда не покидает в течение всей этой поездки.
Приехали мы сюда около десяти часов утра, а сейчас почти четыре. Энергия Марии Антоновны, её живость никогда не угасали, и я думала, как жалко, что я не могу завтра ещё вернуться, доспросить обо всем, что пропустила, несмотря на все мои усилия и желание все запомнить. Я не сомневалась, что моя память меня подведет и я забуду многие детали. Но нам оставалась ещё "Юрчиха". Далеко ли это и возможно ли туда поехать? Да это всего в трёх километрах, мы можем поехать! И вот мы едем на автомобиле в дом, где жил Папа. По дороге вся в цветах могила моей прабабушки, Александры Ивановны Давыдовой, жены декабриста, урожденной Потаповой. Как трогательно выглядят эти цветы! "Юрчиха" теперь санаторий для туберкулезных детей. Дом очень хорош. Одноэтажный, просторный, скромный, с большим садом, стоит он чуть на возвышенности, вокруг деревня и высокие сосны. Чудный вид! Осматриваем все комнаты. Некоторые, я думаю, изменились, но многие остались такими же. как были. Я ласкаю перила лестницы: они подлинные, старинные, как мне говорят. Отсюда мы тоже должны уезжать. Как жаль! Доктора, встретившие нас, очень милые люди, и они интересуются всем тем, о чем я им рассказываю. Потом прощаемся с Каменкой и целуемся с Марией Антоновной, я обещаю ей написать и прислать снимки - и она отходит от машины быстрым, энергичным шагом.
Мы едем в Черкассы. Я во власти множества новых впечатлений и переживаний. Если бы Папа мог бы меня видеть. Я так сейчас к нему близка. Первая часть этой поездки окончилась Каменкой, которую я наконец увидела. Я надеюсь, что фотографии выйдут хорошо, они будут свидетелями этого (260) хотя и чересчур короткого, но изумительного визита, о котором я так давно мечтала.
Мы на один день остаемся в Киеве - делаем перерыв. У нас чудные воспоминания об этом городе, но в этот раз мы не увидим сирени в Ботаническом саду - сезон прошел. И мы ещё больше дорожим драгоценными воспоминаниями нашей первой поездки. На следующий день мы вылетаем в Крым. В самолете на Симферополь я сижу около пассажира, который там живет, и пытаюсь узнать, где находятся "Саб-лы". Мы приезжаем в гостиницу, распаковываем наш багаж и быстро, до сумерек, идем в город.
Алла - работница "Интуриста" - не уверена в том, что нам разрешат посетить "Саблы", но завтра мы можем поехать в Ялту. Я отвечаю, что не смогу ни есть, ни спать до тех пор, пока не выяснится, увижу ли я "Саблы". Мы гуляем по Симферополю, городу, где родилась моя Мама и где они жили с бабушкой и со своей семьёй. Как жаль, я не знаю, где находился их дом. Многое разрушено во время войны и многое вновь построено, но все же, может быть, кое-что осталось по-прежнему и мамины места сохранились Симферополь мне нравится, несмотря на то, что это очень банальный, провинциальный город, но так чувствуется повсюду, что это уже юг! Будь то природа, деревья, одноэтажные низкие белые дома или тенистые улицы, угадывается, что здесь должно быть очень жарко, и я прекрасно могу себе представить то, о чем бабушка мне рассказывала: как люди сидели на скамеечках, беседовали перед своими домами и грызли арбузные семечки.
