Думаю, в тот момент мне казалось, будто Андерсон несколько раз сделал выбор в пользу того, что способно меня уничтожить.
Но это не так. И даже если бы я не понимала этого сама, у меня на экране телефона просто цунами сообщений, доказывающих это.
«Кейт, мне так жаль. Я не думал, что так получится».
«Я не хотел сделать тебе больно».
«Пожалуйста, скажи что-нибудь».
«Кейт, я люблю тебя. Ты ведь помнишь это, верно?»
«Я знаю, что все это застало тебя врасплох. Мне ужасно жаль».
«Я ненавижу нашу ссору».
«Пожалуйста, напиши мне».
Так похоже на Андерсона. Он виртуозно обижается. Не шучу. На всех, кроме меня. А я никогда не умела ни на кого долго злиться.
Но стоит начать печатать, и пальцы замирают. Невыносимо. В голове проносятся картины того, как Энди получает мое сообщение с извинениями. Он, конечно, покажет его Мэтту. И тот придвинется ближе, пристроит подбородок ему на плечо и скажет: «Видишь, она не обижается». Уверена, они часто меня обсуждают. Интересно, не родилась ли их связь из жалости ко мне и не сблизила ли их моя ярость. Все эти такие неудобные чувства.
Стоит подумать об этом, как моя рана начинает ныть сильнее.
Ну и пусть. Я уже взрослая. И могу сама собраться на вечеринку, даже на пижонскую. Правда, когда я перебираю вещи в шкафу, они кажутся отвратительно старыми. Как будто я все это уже носила, причем не далее чем вчера. Однако на какую-то изобретательность у меня нет сил. И уж точно я не собираюсь даже пытаться собирать многослойный образ, иначе в итоге буду похожа на ребенка. Джинсы, футболка и рубашка? Вся пижонская братия от такого наряда гарантированно упадет в обморок, настолько он неуместен.
И я выбираю платье, которое ни разу не надевала, хотя купила его на все подаренные на день рождения в прошлом году деньги. Мне все время кажется, что оно выглядит слишком уж вычурно. Это даже забавно, ведь на самом деле это платье не требует с моей стороны никаких усилий. Его даже застегивать не нужно. Достаточно набросить и обвязаться поясом. Просто оно садится по фигуре чуть лучше обычной моей одежды, особенно под грудью, где расположены изящно выполненные цветы. А еще оно красное, иногда это уж чересчур. Но «чересчур» – это не так уж и плохо, наверное. Как знать?
Я надеваю сверху куртку и просто надеюсь на лучшее.
Когда мы приезжаем к папе, Ной уже ждет нас там, сидя на диване в гостиной с исключительно прямой спиной. В том, что он у нас дома, нет ничего удивительного; удивительно, что он сидит, а не развалился на подушках. Но потом я понимаю: в той же комнате и папа – он прихлебывает из бокала бурбон, как будто у них светские посиделки в духе джентльменов прошлого века.
Мы обмениваемся с папой новостями, и парни рассказывают ему про вечеринку: она всего в паре кварталов от нас, рядом со зданием клуба, а Мэдисон и ее сестры – приятные и достойные девушки. Я в основном киваю в такт, стараясь не думать, как достойно показали себя Мэдисон и Ной в тот вечер возле холодильника Шона Сан- дерса.
Около девяти мы выходим в тишину сентябрьского вечера. Как и тогда, на вечеринке для соседей, мне странно от мысли, что я провожу вечер субботы с Ноем и Райаном. Особенно с Райаном. Когда мы добираемся до угла нашего блока домов, парни глубоко погружены в разговор о спорте. Я отстаю от них на пару шагов, мысленно то и дело возвращаясь к Энди и Мэтту. Вместе ли они, какие у них планы, говорят ли они обо мне, жалеют ли…
– Прием, космонавт, мы на месте, – говорит Ной.
Я с удивлением понимаю, что прошло уже десять минут.
Мэдисон и правда живет от нас в паре кварталов, в одном из тех домов, которые часто видишь у нас в районе: слишком большом, украшенном лепным фасадом, с огромными окнами и цветами в горшках на ступеньках крыльца. Но никаких следов грядущей вечеринки я не вижу. Двор не усеян пластиковыми стаканчиками, из окон не доносятся раскаты музыки, никого не тошнит на подъездной дорожке. Даже вереницы припаркованных джипов – фирменной визитки пижонской братии – на улице нет. Я подозрительно смотрю на Ноя и Райана:
– Вы уверены, что это ее дом?
– Я же говорил, будет тихо, – отвечает Ной. Потом, не постучав, открывает дверь. – Эй! Мэдисон?
– Она в подвале, – кричит кто-то в ответ. Голос женский и, хотя и приглушенный, кажется знакомым. Я пытаюсь понять почему, но не могу вспомнить. Тем временем до наших ушей доносится шум слива, потом журчание воды, а потом дверь открывается и на пороге появляется она. Мира Рейнольдс.
– Привет-привет! – практически пропевает Мира. На ней шорты с высокой посадкой и настолько короткий топ, что его вполне можно считать за лифчик, темные волосы уложены мягкой волной. Она наклоняется вперед, обнимает Ноя (это кажется странным), Райана (это еще более странно) и меня (совсем уж ни в какие ворота). Мира Рейнольдс. Самая злобная и жестокая из всех пижонок. Она издевается, что ли? Тот случай с «Эллой» был меньше трех лет назад. И это был один из худших дней в моей жизни. Она вообще помнит, кто перед ней?
– Мэдди внизу. Вы немного рано, но это не страшно. Я только что разговаривала с Шоном и остальными, они будут около одиннадцати.
Обожаю пижонок. Три предложения, а я уже чувствую себя слишком нетерпеливой, слишком незначительной и вообще неуместной.
– Эй. – Ной хватает меня за руку. – Пойдешь вниз?
Я замираю. Тут мы имеем дело не со случайным прикосновением, как на прошлой вечеринке. Это моя рука. И ее сжимает рука Ноя Каплана. Разумеется, это ничего не значит, поскольку мы стоим на пороге дома девушки, с которой Ной иногда целуется, спрятавшись за холодильником. И все же. Мне нравится, как выглядят его пальцы, обнимающие мою ладонь. На этой руке нет гипса. То есть не на моей, конечно. На моих обеих руках ничего нет. Я про руку Ноя. Это его правая рука. И моя левая, на которой пальцы покрыты мозолями от гитарных струн. Здорово. Просто отлично. Надеюсь, Ной обожает мозоли.
А потом он просто отпускает меня, и теперь уже совсем ничего не понятно. С другой стороны, пока я мучилась, пытаясь осознать наличие и отсутствие руки Ноя на моей руке, ход моих мыслей
