местами и так и сидел там до конца банкета.
Взглянув на Колесникова, а он, напугавшись и не зная, куда спрятаться, спрятался за собственными очками. Было ощущение, что его очки парят в воздухе сами по себе, лицо приняло цвет стены за его спиной, фигура слилась со стулом – доцент растворился. Но, приняв еще чуть-чуть, приободрился и даже попытался ввернуть какую-то колкость в отношении Игоря, но его жёстко остановил Кондрат.
Через полчаса всё забылось, вечер плавно потёк дальше, досидели до закрытия, отвергли все поползновения доцентов поучаствовать в оплате банкета, расцеловались с ними и стали думать, что предпринять дальше. Кто-то предложил прогуляться по Москве, пошли все, искали свободную лавочку – присесть отдохнуть, нашли таковую только у памятника Ивану Фёдорову напротив «Детского мира», чему удивляться – 25 мая. Последний звонок.
Домой заявился часов в шесть утра, мы уже переехали в «Огонёк», дверь открыла мама.
– Ты где был?
– Да у нас же банкет был по случаю окончания института.
– Но ведь ресторан в двенадцать закрывается.
– Решили прогуляться, потом сидели на лавочке у Ивана Фёдорова, разговаривали.
– А что, у него никого не было дома?
Через пару дней вышел на работу, сдал копию диплома в отдел кадров, подошёл к начальнику отдела поздороваться. Григорий Дмитриевич поздравил с окончанием института и спросил:
– Копию диплома в ОК занес?
– А как же.
– С первого июня сто пятьдесят и первая категория.
Подошёл к Гарри Моисеевичу, он заканчивал установку. Стал смотреть и понял, что проектируют они её в соответствии с первой схемой, предложенной МАМИ, которую я забраковал напрочь. Спросил:
– Гарри Моисеевич, ведь мы же обсуждали её, не будет работать.
– Алек, я дополнил её лубрикатором, авось протащит.
Лубрикатор 7 – дело полезное, но помогает оно только когда поверхности гарантированно соприкасаются поверхностями, а у нас этого не было и в помине.
– А что Матвеев-то говорит? Он же согласился со мной.
– А он вообще ходить перестал, только аспиранты его приезжают, а от них толку – сам помнишь.
Разобрав по элементам работоспособность конструкции, я выразил сомнение в том, что есть смысл её заканчивать и тем более изготовлять в металле. Суть-то в том, что она работать будет, но постоянно придётся заменять основные элементы, придётся делать дублёры, часто менять, а в массовом производстве всё это не годится. Гарри Моисеевич со всем согласился, он был хороший конструктор, понимал всё – не знал, как сделать. Спросил:
– Продолжишь?
– Сочту за честь.
– Ну, давай, покажи, что можешь.
Показать получилось, но не быстро, провозился я месяца два, закрепить шаровую плавающую опору на верхней плите, как я планировал, не удалось. Профессор Матвеев говорил, что они думали, как это сделать, но не придумали – так что за беда, закрепил её на нижней, поместив прямо на плоскость, по которой она должна была скользить. Почему нет? Для того чтобы она приходила в исходное положение перед каждым циклом, пришлось ввести пневмоприводы, развязать клинья, сделав их плавающими, в общем, всё, что народ напроектировал в моё отсутствие, пришлось выкинуть в корзину, за исключением лубрикатора – это было правильно, лубрикатор – при больших нагрузках вещь хорошая.
Через месяц услышал за спиной знакомое покашливание – появился профессор Матвеев.
– Анатолий Дмитриевич, что-то Вы совсем нас забыли.
– Да мы ж с тобой люди занятые – ты на дипломе загорал четыре месяца, я вот на практике со студентами на Жигулёвском море загорал. Тебя поздравить можно?
– Да, получил корочки.
– Молодец, ну, давай, не томи, показывай, что придумал.
Все мои новации Анатолий Дмитриевич одобрил полностью.
После того как главные узлы были спроектированы, проект стал обрастать участниками. Дело в том, что по итогам внедрения штамповки только одной детали была ощутимая экономия металла, а крыш автомобилей всех видов: тракторов, автобусов и прочего, – в родной стране не счесть, и дело запахло возможностью изрядно заработать по результатам внедрения.
Первым местом, где мы собирались внедрить наше устройство, выбрали АЗЛК, руководитель кузнечнопрессового производства готов был ввязаться в нашу авантюру. Конструкторские решения решили защитить, в итоге в полученном авторском свидетельстве на изобретение оказалось десять человек. Первым был, как полагается, автор, то есть я, вторым вполне заслуженно – Гарри Моисеевич как руководитель группы, третьим – Лёшка Самин, он спроектировал лубрикатор и сделал все деталировки, четвёртый – Носовецкий Исаак Маркович, руководитель группы технологов отдела – помню, что-то умное говорил, пятый – Розен Георгий Михайлович, начальник нашего сектора, шестой – Володя Никифоров, это ж с. н. с. лаборатории обработки давлением наш, по-любому, мужик отличный, опять же «Запорожец» купил – может, пригодится, седьмой – Скворцов Григорий Дмитриевич, всех нас начальник и хороший человек, нехорошо его седьмым, ладно, не мне решать, восьмой – Матвеев Анатолий Дмитриевич, ну это да, идея-то технологическая его, не было бы идеи – и чего изобретать? Он деятельно принимал участие во всех этапах проектирования, опять же доктор технических наук, и по логике должен быть вторым, но не мне решать. Девятый – Кулагин Анатолий Фёдорович, один из аспирантов Матвеева, наверно, для диссера было нужно, а не жалко, ну а десятый – это, извините, прошу всех встать, доктор наук Матвеев и кандидат Скворцов могут приветствовать сидя – это начальник кузнечно-прессового производства АЗЛК имени Ленинского комсомола, на минуточку, сам Табачников Владимир Яковлевич.
В ноябре устройство наше было принято институтской комиссией, я ж обещал, что к концу года успею – и чего было так психовать?
Чертежи были переданы и поставлены в план первого квартала 1976 года в инструментальном цехе АЗЛК на изготовление с протекции начальника кузнечнопрессового производства Табачникова Владимира Яковлевича, предстояла интереснейшая работа по отладке и внедрению, но…
В очередной раз судьба дала мне возможность резко поменять свою жизнь. Как написал Игорь Северянин: было все очень просто, было все очень мило – мне позвонил Владимир Григорьевич Кондратенко:
– Олег, добрый вечер, это Кондратенко беспокоит, помнишь ещё такого?
– Обижаете, Владимир Григорьевич, как я могу, Вы ж практически мой крёстный.
– Да, не без этого. Слушай, у меня к тебе разговор есть, не мог бы ты ко мне подъехать на кафедру?
– Да какие проблемы, когда, во сколько?
– Завтра, например, часам к шести вечера.
– Буду.
– До встречи.
– До свиданья.
Я решил, что Кондрату нужна опять какая-нибудь разработка – почему не помочь, потом, приятно побывать на родной кафедре.
В урочный час я сидел напротив Кондрата.
– Олег, у нас на факультете есть кафедра технологии машиностроения – АМ 13, она состоит из четырёх секций по
