кинь, думал он, все равно получится поезд.
– Ну, не знаю.
– Что ж, поживем – увидим, верно?
Он ответил улыбкой, но, даже не видя своего лица, по напряжению всех мышц отчетливо понял, что улыбка получилась вымученной и нервной. Ему и не хотелось ничего видеть. Он сообщил Джез, что пойдет на автобус – ему так удобней, развернулся и зашагал в другую сторону. «На сереньких потянуло». Мать твою.
Люси попросила дать ей послушать.
– Зачем, тебе неинтересно будет слушать все по новой.
– Ты же не роман на тысячу страниц написал. Сколько там, минут пять?
– Немного меньше.
– Ну, тем более.
– Понимаешь, в прошлый раз…
А надо ли ему ворошить прошлый раз? Пританцовывание, неподдельный энтузиазм? Что там было особо плохого?
– А что случилось в прошлый раз? И в какой прошлый раз?
– Когда я включил тебе трек.
– Я что-то не то сказала?
– Да нет.
Ему не хотелось ее обижать. Но перво-наперво нужно было поговорить о деле, а именно втолковать ей, чтобы не пыталась больше изображать из себя женщину, с которой он не может спать. Ну не может он спать с матерью, с мачехой – кем там она обернулась в тот раз. В данный момент у них были здоровые отношения. Как только она начинала трясти головой и пританцовывать, отношения становились нездоровыми. Ни ему, ни ей самой такого не надо.
– Ты сможешь посидеть не дергаясь?
– В смысле?
– В смысле не шевелиться. Пока будешь слушать.
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
– А что случится, если я шевельнусь?
– Ничего не случится. Ровным счетом ничего.
– Это же танцевальная музыка, разве нет?
– Да, но…
Вот так, с наскоку этого не объяснить, он уже понял. Либо придется включить – и пусть ведет себя как хочет, либо сказать ей прямо: она, пытаясь передать свое отношение к музыке, лишь отталкивает его от себя на каждую секунду из тех двадцати лет, которые их разделяют.
– Знаешь что, – сказал он, – пойду-ка я наверх.
– А к чему такое смущение? Даже в прошлый раз, без вокала, было хорошо. А теперь будет еще лучше.
– Я еще не привык к прослушиваниям.
– Понимаю.
Он ушел в спальню и лег на кровать. Музыка просачивалась снизу, сквозь половицы. Когда наступила тишина, он спустился. Люси разрумянилась и слегка растрепалась.
– Бесподобно, – сказала она. – Джез отлично поет, согласен? Настоящее буги. Я не удержалась. Хорошо, что ты этого не видел.
– Да уж, – выдавил он. От слова «буги» он чуть не заскрежетал зубами. – Но спасибо, что послушала.
– Всегда охотно буду слушать все твои произведения.
У Джозефа однажды рухнули отношения с девчонкой, которая купила себе жуткое пальто. Он сам не сразу понял, почему не может больше с ней встречаться, и лишь намного позже решил докопаться до первопричины; тогда-то ему и вспомнилось, что она каждый раз приходила на свидания в том пальто. А ведь он видел ее и голышом, и в нижнем белье, и в облегающем свитерке с джинсами, но это пальто буквально преследовало его, как привидение. Сшитое из искусственного меха (одному Богу известно, под какое животное косил этот мех), оно притягивало посторонние взгляды и к себе, и к ней, и к нему, а этого он простить не мог. Во всех отношениях девчонка была приятная, а главное – горячая. Ну не хотел он видеть эти танцы – от них Люси делалась похожей на ту меховую хламиду. Люси – добрейшая душа. Она сейчас сказала что-то приятное, ободряющее, дружеское – не иначе как у него просто извращенное восприятие. Да, старовата, а он еще – молодо-зелено, однако проблему-то составляла не ее старость, а его молодость. По молодости он и поддается всяким глупостям. Но если не набьешь себе шишек, так ничему и не научишься, правда же?
Все началось в понедельник утром со слова «зашибись» и выразительного кивка, а дальше пошло-поехало. Конечно, Люси тоже могла быть не права. Ученики одиннадцатого класса примерно три раза в минуту выразительно кивали, повторяя «зашибись», и не было никаких оснований полагать, что Шеника Джонсон и Марлон Харрис так описывали ее личную жизнь. Но она с легкостью расставляла субтитры:
Шеника: Ты в курсе, что миз Фэрфакс трахается с черным парнем двадцати двух лет?
Марлон: Зашибись.
Шеника выразительно кивает…
И с ее появлением в классе все разговоры смолкли, чего обычно не происходило. (В принципе ребята неплохие. Да и она неплохой учитель. Но минуты две уходит на восстановление дисциплины.)
Да важно ли, в какой именно момент это началось. В пятницу, во второй половине дня заместитель директора школы Бен Дэвис уже обратился к Люси с вопросом: знает ли она, что о ней сплетничают? Он остановил ее в коридоре, мимо сновали ученики, и она сочла, что время для беседы выбрано неудачно, о чем ему и сказала.
– Тогда целесообразно будет, наверное, поговорить после уроков?
– Вовсе нет. Не вижу оснований.
– Не очень-то хорошо, когда частная жизнь учителя в открытую обсуждается всей школой.
– Ничего дурного я не делаю.
– Я вас и не обвиняю.
Кое-кто из учеников, навострив уши, замедлял шаг.
– Говорите громче! – послышался чей-то выкрик сзади.
Общий смех.
– Зайду к вам после уроков, – согласилась она, только лишь для того, чтобы остановить это прилюдное обсуждение.
Она подошла к его кабинету. Замдиректора отчитывал восьмиклассника, который подделал справку, разрешающую беспрепятственный выход в туалет по медицинским показаниям, и бессовестно прогуливал уроки. Люси, прислонясь к стене, слушала.
– Зачем тебе нужно, чтобы окружающие думали, будто ты вот-вот обкакаешься? – говорил Бен.
Он был педагогом старой закваски – в том смысле, что главными воспитательными методами служили ему насмешка и сарказм. Похоже, ребятам это нравилось, к немалой досаде Люси.
– Совсем мне это не нужно, сэр, – ответил ученик.
– Тогда в чем дело?
– Так я ж не больной. Справка-то – фальшак.
– Но одноклассники считают, что у тебя проблемы со здоровьем.
– Да нет, никто так не считает. Все в курсах.
– Ну хорошо, так считают учителя.
– На них мне вообще параллельно.
– Как бы то ни было. Я распорядился, чтобы во время уроков тебе не разрешали…
– Так нечестно, сэр. А вдруг мне на самом деле приспичит?
– Ты обманул доверие учителей. Теперь надо расплачиваться за последствия.
– Страдать-то весь класс будет, – возразил подросток.
– Знаешь, давай переживать неприятности по мере их поступления, – сказал Бен. – Подтирать за собой будешь сам, это я тебе гарантирую. Ступай.
Ученик вышел, и Люси села на его место.
– Можно начинать следующую взбучку, – сказала она.
– Что вы, что вы. Даже в мыслях не было. Я просто хотел поинтересоваться, как ваши дела.
– У меня все в порядке, – ответила Люси и насторожилась.
– Но прежде всего: это правда?
– Что именно?
– У вас появился семнадцатилетний бойфренд?
– Господи. Нет. Нет. Кто вам такое сказал?
– В течение этой недели возрастная планка снижалась. Вначале говорили «слегка за двадцать».
– Ему двадцать два. Бен, я бы никогда не… Боже. Семнадцать? То есть в двенадцатом классе? Нет. Ни под каким видом.
– Вот и я так подумал.
– Мне придется уволиться, – сказала она. – Я сгораю от стыда.
– Вначале надо
