как пьяный еле стоял на ногах.
Бетси всё это время стояла в стороне у экипажа. Сказать, что она чувствовала себя неловко, это ничего не сказать. Неловкость? Она уже и забыла, что это такое. Развернуться и уехать сейчас она не могла, видя, что они оба еле стоят на ногах. Но куда она могла их отвезти? К себе в бордель? Вряд ли они согласятся, да и возится с ними она не собиралась. Внутренний голос подсказывал ей, что совсем скоро сюда должен примчаться знакомый всем доктор.
«Вот пусть Джастин с ними и нянчится. Развели тут детские сопли, аж тошно», – Бетси старалась на них не смотреть, нервно притоптывая маленькой ножкой и кутаясь в плащ от сырости. И только охранник, всё это время бестолково нарезавший круги вокруг экипажа, с удивлением увидел набежавшие на глаза хозяйки слёзы, которые она отчаянно хотела скрыть. На мгновение он застыл от увиденного, но тут же почувствовав на себе строгий испепеляющий взгляд, отпрыгнул в сторону.
Биатрис старалась не слушать о чём они говорят. Она понимала, что это слишком личное, но обрывки фраз всё равно до неё долетали. Надолго её, как всегда, не хватило, и резко развернувшись и сделав пару шагов в их сторону, она с раздражением выпалила:
– Господи, да не трогал её никто. Кому она нужна с пузом-то? – а потом поймав на себе ошарашенный взгляд парня, быстро добавила, – и денег с неё никто не брал, а наоборот ещё и свои отдала, между прочим заработанные, – последние слова она пробурчала себе под нос, а потом развернулась и быстро отошла в сторону к экипажу.
Двейн устало закрыл глаза. Он ничего не понимал, но почему-то сейчас поверил Бетси. С его Эбби всё в порядке. Всё, что сейчас происходило было похоже на сон, и парень всё никак не мог поверить в происходящее, наконец выдохнуть и хотя бы немного расслабиться. Так не бывает. Он уже отчаялся и смирился со своей участью. И тут? Никто никогда не делал ради него ничего подобного. Всегда один против всего мира, против судьбы, против всех. Никогда ни у кого он не просил помощи, даже не надеялся на неё. А теперь… Сначала доктор помог им, а теперь Бетси? Как? Почему? За что? Двейну показалось, что он сходит с ума. Сейчас он был не способен во всём этом разобраться. Потом, всё потом. А сейчас до него всё-таки начало доходить, что всё это происходит наяву, что он свободен, что держит сейчас в своих руках любовь и смысл своей жизни.
Двейн осторожно поднял её голову за подбородок и страстно приник к её губам. Этот долгий, страстный, требовательный поцелуй давал ему сейчас возможность поверить в то, что всё происходящее – это реальность, и что он не проснётся со стоном разочарования. Эбби еле держалась на ногах. Ощущение его близости и тепла переполняли её душу счастьем. От этого чувства у неё перехватило дыхание и казалось, что сердце вот-вот остановится. А от его страстного и требовательного поцелуя голова её поплыла окончательно, и чтобы не упасть, Эбби крепче неосознанно обхватила его, теснее прижимаясь к нему. Застигнутый врасплох, Двейн простонал от резкой боли, полоснувшей огнём по рёбрам, непроизвольно прижав руку к груди. Эбби мгновенно отстранилась, со страхом заглядывая ему в глаза, и увидев, как он побледнел, еле слышно дрожащим голосом прошептал:
– Прости, милый, прости. Тебе больно? – она коснулась его дрожащими пальцами, не отрывая испуганно взгляда от его лица.
Устыдившись своей минутной слабости, Двейн обнял её, снова прижимая к себе, и попытался отшутиться:
– Всё в порядке. Это от волнения. Я просто так давно не обнимал тебя, – он уткнулся ей в макушку, утопая в любимом, родном аромате её волос. На его глаза снова навернулись слёзы. Все эти дни это снилось ему по ночам, лишая рассудка и выжигая душу дотла, а сейчас всё это стало реальностью. Он чувствовал, как его девочка всё ещё дрожит всем телом, слышал её всхлипы. Она осторожно прижалась к его груди и тихо плакала. Двейн чувствовал, что уже устал опираться на больную ногу, и перед тем, как хромая переступить, и опережая новую порцию её паники и слёз, сказал:
– Эбби, детка, посмотри на меня, – и дождавшись пока она робко поднимет на него мокрые от слёз глаза, осторожно вытер слезинки на её щеках и дрогнувшим голосом продолжил, – Ну хватит плакать. Ты же знаешь, что я не могу видеть твои слёзы.
Эбби непроизвольно всхлипнула.
– Руки, ноги, рёбра, всё это ерунда. Главное, что мы оба живы, что мы вместе. И, послушай меня, – он приблизился к её лицу почти вплотную, заглядывая в омут её голубых глаз, – ещё утром я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше тебя не увижу. И от этого душа моя горела в таком аду, что сил жить дальше не было. А сейчас, Эбби, любимая, я точно знаю, – он перешёл на шёпот, – что жить без тебя я теперь не смогу.
Слышишь, ты лишила меня воли и рассудка, забрала моё сердце, лишая возможности дышать без тебя. Я уже не могу жить, не чувствуя твоё тепло, не сжимая тебя в своих объятиях, не пробуя на вкус твои губы, – он нежно поцеловал её, – Я хочу, чтобы ты знала, что теперь только вместе, до конца, что я тебя больше никуда не отпущу, что только со мной рядом, всегда за моей спиной, навсегда, или пока ты… сама меня не прогонишь, но и тогда я не смогу без тебя, не смогу, – обессиленно выдохнул Двейн, не в силах сдержать подступивший к горлу ком.
Эбби осторожно провела по его щеке и не разрывая взгляд, прошептала:
– Навсегда…вместе…навсегда… Я люблю тебя, Вей, ты даже не представляешь, как я люблю тебя.
– Я люблю тебя, ты вся моя жизнь, – он снова приник к её губам.
Бетси не выдержала и слегка кашлянув, сказала:
– Я конечно, всё понимаю. Но, может быть, мы уже уберёмся отсюда, а то скоро полгорода соберётся.
Эбби и Вей вздрогнули от неожиданности. Они совсем потерялись во времени и пространстве, полностью погрузившись в свой маленький мир.
Двейн развернулся в её сторону и хромая, сделал несколько шагов. Эбби осторожно поддерживала его, обхватив за пояс.
– Спасибо, – севшим от волнения голосом сказал парень, глядя Бетси в глаза, – Большое спасибо. Даже не знаю, что ещё сказать.
– Да на здоровье, – она скептически оглядела его, – тем более, что выглядишь ты что-то не очень. Споткнулся?
– Да нет, двери узкие, – уголком губ улыбнулся Двейн.
– А ты мне всё больше нравишься, Уэлби.
– Я теперь Ваш должник на всю жизнь.
– Надо же на «Вы»? Помнится мне, последний раз, когда
