ее к себе и обняв.
– Все хорошо, – прошептала она. – Ты в безопасности. Мы рядом. Что бы ни случилось, с тобой все будет в порядке.
Слова сопровождались мягкими поглаживаниями по спине. Ее успокаивали, будто она была двухлетним ребенком, подумала Дина, слегка ошеломленная и растерянная. Еще более унизительно, что это сработало.
Энди отступила, и Дину обняла Бостон. Ее прикосновения были менее уверенными, но и они успокаивали.
– Я тоже рядом, – сказала соседка. – Рядом с тобой и с Энди. Ничего страшного, что ты стерва. Ты – чертовски хорошая стерва.
Дина начала плакать.
– Это как быть хорошей ведьмой?
– Вроде того.
Бостон отпустила ее.
Дина опустилась на стул и взяла свою «Маргариту». Сделала глоток, затем вытерла лицо.
– Что это было?
– Не знаю, – призналась Энди. – Пожалуй, я хотела показать тебе, каково это, когда кто-то принимает решения за тебя. Но все пошло наперекосяк. Прости, что чуть не спровоцировала паническую атаку.
– Все в порядке, – сказала Дина и глубоко вздохнула. – Я уловила смысл того, что ты говорила. Что касается паники, то, наверное, я вспомнила свою мать. Как она следила за всем, что касалось меня.
Дина замолчала.
Дерьмо. Всю жизнь она старалась не быть похожей на свою мать, и вот приехали – она там, где начинала.
– Я определенно плохая ведьма, – пробормотала Дина.
– Принятие – первый шаг к исцелению, – самодовольно заметила Бостон.
– Будь у меня в руке что-нибудь кроме выпивки, я бы швырнула в тебя.
Энди откинулась назад и вздохнула.
– Просто обожаю наши девичники! Они весьма необычны, но после них чувствуешь такое удовлетворение.
Дина подняла бокал.
– За нас.
Бостон пришла домой ближе к полуночи. Они с Энди оставались у Дины, пока ее родные не вернулись и не отправились спать. Решили, что так будет спокойнее для всех. Дина все еще пыталась разобраться в проблеме, а значит, до поиска решения было еще далеко. Замешательство и несколько «Маргарит» были опасным сочетанием.
Теперь Бостон шла в темноте через гостиную, легко находя дорогу. Она знала каждый дюйм этого дома, каждый предмет мебели. Как и Дина, она прожила здесь большую часть жизни, рано потеряла родителей. Но с ближайшей соседкой Бостон так и не подружилась – до недавнего времени.
В детстве она не утруждала себя размышлениями. Рано – всего в двадцать с небольшим – вышла замуж и посчитала, что Дина смотрит на нее свысока. Бостон не отличалась консервативными взглядами на жизнь, была слишком артистичной, не стремилась к тому, чтобы стать совершенной. Кроме того, Бостон решила, что Дина с палкой в заднице – строгая, скучная, чопорная. А кому нужна такая подруга? Но оказалось, что у каждой из них есть своя боль, которую они прячут в укромных уголках души.
Бостон и Зик долго не заводили детей – им слишком нравилось жить по принципу «только мы вдвоем», они не хотели ни с кем делиться полнотой жизни. Но когда Дина в очередной раз беременела, Бостон испытывала чувство вины. Как будто ее соседка была лучше ее. Потом они с Зиком решили, что время пришло.
Она никому не рассказывала об одной вещи. Когда родился Лиам, Бостон ужасно боялась, что будет наказана за свой эгоизм. Его смерть подтвердила ее опасения: она недостаточно хотела ребенка, поэтому его забрали обратно. Не то чтобы она не любила сына, но ведь ждала чего-то подобного. Она не доказала, что достойна его.
Умом Бостон понимала безумие этих мыслей, но знать и верить – разные вещи. То, что Зик обвинил ее в смерти сына, вынесло на поверхность старые страхи.
Тяжесть переживаний заставила споткнуться. Скорбь окружила, потянула вниз, и Бостон упала в темноте на колени. Она обрадовалась этому чувству, потянулась к нему, желая, чтобы оно заполнило ее, чтобы наконец ощутить страдание, боль, недостающие кусочки своей души. Бостон с надеждой ждала слез.
Она съежилась на ковре, обхватив себя руками, ожидая и надеясь, зажмурив глаза, быстро и поверхностно дыша. Страстно желая первого приступа боли.
Постепенно тяжесть исчезла, как и страх. Дыхание выровнялось, а затем не осталось ничего, кроме спокойного ритма – без единой эмоции. Жизнь опять стала такой, какой была с тех пор, как умер Лиам. Калейдоскоп серого. Пустой и бессмысленный. Только теперь у Бостон не было Зика, чтобы показать ей, каково это – быть на другой стороне.
Дина посмотрела на часы. Начало седьмого, а значит, уже наступило утро. Понедельник, подумала она. От недосыпа в голове стоял туман. Она слышала, что Колин недавно ушел. Снова он отправился в дальний путь, уехал, оставив ее и девочек.
Уже пару дней Дина пыталась осмыслить то, что Энди и Бостон показали ей вечером Четвертого июля. Вцепляясь слишком крепко, она теряла то самое, что так стремилась сохранить. Итак, теперь ей все ясно, но у нее по-прежнему нет ничего даже отдаленно похожего на план действий.
Она понимала: с Колином все намного сложнее. В основном потому, что никак не могла поверить, что стала ему безразлична. Но как могло быть иначе? Даже продолжая любить мужа, Дина вела себя так, будто он был наименее важным человеком в ее мире. И да – она ведь никогда не говорила Колину, что любит или хочет его. Он был прав: она видела в нем только заработок, необходимый для поддержания ее образа жизни. Дина владела домом, и это позволяло ей чувствовать себя в безопасности. Однако на самом деле без семьи он не имел для нее никакой ценности. Такое озарение, пожалуй, оказалось бы более полезным, если бы она смогла чуть дольше поспать, подумала Дина и спустилась вниз.
Она заварила кофе и приготовила обеды для девочек. В школе настали каникулы, но теперь они ходили в летний лагерь, так что все равно приходилось собирать для них ланчбоксы. Нарезая на ломти хлеб, который она испекла и заморозила пару недель назад, Дина думала о том, что Энди и Бостон сказали ей тем вечером. О стремлении контролировать каждую деталь жизни своих детей. Может, ей стоит попробовать отпускать ситуацию? Закончив делать бутерброды, Дина снова налила себе кофе. Уже почти пришло время будить девочек. Прежде чем она успела собраться с мыслями, в кухню вошла Мэдисон.
Дина с тоской подумала, что ее старшая дочь очень красива. Длинные светлые волосы, большие голубые глаза. Дина помнила, какая изумительная у Мэдисон улыбка, хотя не видела этой улыбки уже несколько месяцев. По крайней мере, адресованной ей.
Как по заказу, дочь сердито уставилась на нее.
– Папа уже ушел?
– Да.
Мэдисон тяжело вздохнула.
– Хотела бы я, чтобы ему не приходилось уезжать. Почему ты его заставляешь? Знаешь, ты могла бы больше работать. А то нечестно выходит – он один о нас заботится.
Дина сжала чашку кофе. Несправедливость заявления дочери пронзила ее, как десятки крошечных игл.
– Полагаю, то, что
