что не пробьется, что никогда не станет музыкантом столь же признанным и любимым публикой, как Ричард.
Но потом она получила развод, Грейс уехала в университет, и отговорки в буквальном смысле были, да все вышли. Виноватых вроде как не осталось, и она наставила свой обвиняющий палец на стрелки часов. Прошло чересчур много времени. Она упустила свой шанс. Было слишком поздно.
Она смотрит на выступающего Александра, новичка на джазовой сцене, по виду ее ровесника, и все в ее голове окончательно становится на место. Сейчас она видит, что все неуклюжие оправдания, за которые она цеплялась, как за божественные заповеди, существовали только в ее воображении. Ее нереализованная жизнь всегда была тюрьмой, ею же и сотворенной, выдумкой, в которую она сама уверовала; страх и чувство вины парализовали ее ощущением неудовлетворенности, и она внушила себе, что ее мечты слишком дерзкие, слишком романтические, слишком невероятные, слишком трудноосуществимые, что она их не заслуживает, что ей не следует себя ими тешить, что они ей не нужны. Все эти мечты играть джаз были для кого-то другого, кого-то вроде Александра Линча. Не для нее.
Слушая игру Александра, она делает шаг из тщательно продуманной, уже незапертой клетки своего разума. Карина слышит, как Линч вольничает с мелодией, делая акцент на восходящие аккорды и варьируя фразировку, и ощущает в его импровизации восторженное любопытство, смелые поиски чего-то нового. И Карина заражается этой свободой. Она видит, чего может достичь, если только отважится.
Трио заканчивает свое последнее произведение на этот вечер, встает и кланяется. Зрители поднимаются с мест, аплодируют, просят сыграть еще, пока музыканты скромно покидают сцену. Карина между хлопками утирает слезы, чувствуя себя запыхавшейся, расколотой, пульсирующей от желания и, пусть она еще точно не знает как, готовой жить.
Ричард пробуждается от дремы, сидя с прямой спиной в оставленном напротив телевизора кресле-коляске и жалея, что не может откинуться назад. Билл устроил его здесь утром и включил ему телевизор, но Ричард уже не меньше пары часов не смотрит на экран. Его отяжелевшая голова упала вперед, уткнувшись подбородком в грудь, и перекатилась вправо, а мышцам шеи не хватает сил, чтобы ее выправить. Нагрудник из полотенца слетел вниз, и рубашка спереди пропиталась слюной. Глаза слишком устали от напряжения, чтобы взглянуть вверх и влево — в телевизор, поэтому Ричард смотрит в пол, в единственно доступном направлении, и, смирившись со своим положением, слушает «Судью Джуди».
Ричард сидит в кресле-коляске с электроприводом — в своем классе это настоящий «мазерати». Помимо переднего привода с двумя электромоторами, навороченная модель оснащена хромированными колесами, восьмидюймовыми самоориентирующимися колесиками, функцией отклонения кресла вперед-назад, а также рычагом ручного управления, который был в базовой комплектации. Но так как рук у Ричарда все равно что нет, управлять он коляской не может. Он заказал ее очень давно, когда еще мог двигать левой рукой, когда еще мог играть на фортепиано, когда еще мог надеяться, что это кресло ему вовсе не понадобится. И вот он сидит на водительском месте крутого суперкара, не в состоянии ни руки на руль положить, ни ногой до педали газа дотянуться, и из гаража ему уже никогда не выкатиться.
Существуют технические устройства, которые позволили бы ему управлять креслом при помощи подбородка или даже дыхания, но Карина с Ричардом ничего такого не заказали. Требуемые для этого усилия стали для них непреодолимым препятствием — огромное количество страховых форм, астрономические, несмотря на какое-то возмещение, затраты, ожидание получения устройства. Вероятно, любому из окружения Ричарда тяжело вкладывать время или деньги в его возможность двигать подбородком или языком. Долго ли он будет дышать самостоятельно? При заказе устройства, обеспечивающего управление креслом-коляской при помощи дыхания, хорошо бы иметь ответ на этот вопрос, Ричард же предпочитает им не задаваться. Поэтому вынужден торчать в том месте, где его «припарковали», чаще всего здесь, перед телевизором, или в гостиной. Он застрял в доме, пока не закончится строительство пандуса, потому что его кресло не проходит в дверь, ведущую в гараж.
Как бы нелепо это ни звучало, отказ ног застал их с Кариной врасплох. Хотя не должен был. Билл и другие помощники по уходу на дому из «Керинг хелс», физиотерапевт, Кэти Девилло и невролог — все в один голос говорили, предупреждали, чуть не умоляли поторопиться с установкой пандуса. Не надо ждать. И Ричард, и Карина, оба прохлопали нужный момент. Ричард искренне верил, что сможет обойтись без этой чертовой коляски. Он так давно носил ортез на правой щиколотке, что уже привык, а его левая нога вроде была в полном порядке. Он сформулировал собственную, в высшей степени ненаучную, клинически недоказанную теорию, согласно которой болезнь приостановилась и перешла в его ногах в латентную форму, и уверовал в нее со всей истовостью религиозного фанатика. Ноги ему никогда не откажут. Аминь и аллилуйя.
Вскоре после того, как БАС вывел из-под его контроля правую ногу, белый флаг выбросила и левая. Паралич наступал стремительно, словно кто-то выдернул пробку из голеностопа и из него высыпался весь песок. Сейчас, сидя в кресле-коляске, глядя в пол и не имея возможности покинуть дом, Ричард все понимает с кристальной ясностью. Ничто в его теле не застраховано от этой болезни.
Он надеялся, что не придется тратиться на никому не нужный строительный проект, уродливое утилитарное сооружение, растянувшееся от парадной двери до подъездной дорожки. К счастью, на прошлой неделе его квартиру наконец продали, так что пандус он может себе позволить. Но Ричард предпочел бы оставить эти деньги Грейс.
Вот он здесь и сидит, мистер Картофельная Голова [38] без рук и ног, живой болванчик с качающейся головой. Его шея слишком ослабла, чтобы удерживать голову в вертикальном положении, особенно ближе к вечеру, что превращает использование головной мыши, даже когда на нем шейный бандаж, в пытку сводящим с ума бессилием. Так что с компьютером придется подождать, пока не привезут устройство для отслеживания направления взгляда от «Тобии». Заказ уже сделан. Ричард похудел со ста семидесяти фунтов до ста двадцати. Физически он исчезает, но при этом пространства занимает все больше — это кресло-коляска, медицинская кровать, БиПАП-аппарат, стул для душевой кабины, подъемник Хойера, который должен прибыть со дня на день.
Перемещение Ричарда из кровати в кресло по утрам и из кресла в кровать по вечерам — тяжелый труд, требующий большой силы и грамотной техники. Несмотря на субтильность и легкость, его вес — мертвый, как у спящего ребенка. Карине не
