справиться. С тех пор как Ричарду отказали ноги, Билл приходит два раза, утром и вечером, и задействует все свои мышцы, рост и специальный пояс, чтоб безопасно перенести тело Ричарда из пункта «А» в пункт «Б». Подъемник Хойера, который выглядит как нечто среднее между спортивным тренажером и гамаком, позволит любому безопасно перемещать больного в кровать и из нее.
Раздается звонок в дверь. Считаные недели назад это мог бы быть звон приклеенной к полу у кровати кнопки вызова, на которую наступил Ричард, сейчас же вариантов нет: кто-то пришел и хочет войти в дом. До Ричарда доносятся мужские голоса и звук чего-то вкатываемого в гостиную. Должно быть, доставили подъемник.
Спустя несколько минут перед Ричардом появляются ноги Билла.
— Ну что, Рикардо, давай-ка вытащим тебя отсюда. У Карины кое-что есть для тебя.
Билл произносит это с непомерным восторгом, точно родитель, перед тем как вручить маленькому ребенку особенный подарок. «Вот здорово! Подъемник Хойера! Всегда мечтал о таком!»
Билл кладет обратно на подголовник голову Ричарда, и того теплой волной накрывает неописуемое облегчение. Билл выкатывает его в гостиную. Ричард смотрит на рояль, стоящий перед эркерными окнами, которые выходят на улицу. Раньше там был диван. Карина сияет.
— Чо э-то?
— Я его спасла, — говорит Карина.
— Он мо?
— Я не могла допустить, чтобы твой рояль попал в чужие руки.
Он не может поверить, что она пошла на такое. С ее стороны это невероятно внимательно и трогательно! Поступок, сделанный из самых лучших побуждений. Однако при виде своего рояля, после того как он с ним попрощался, как смирился с тем, что больше уже никогда его не увидит, не услышит, не коснется, в душе у него все переворачивается, будто Ричард неожиданно натолкнулся на бывшую любовницу, чувства к которой до сих пор не угасли. Он задыхается от нахлынувших эмоций и подступающих слез, растеряв все слова.
Карина с Биллом пристально смотрят на него, затаив дыхание в ожидании какого-то проявления радости с его стороны. Он не хочет их разочаровывать. Бросает через всю комнату взгляд на свой рояль, на свою любовь. Невыносимо знать, что они оба, инструмент и он сам, оцепенеют и умолкнут.
— Сы-га-ешь ля ме-ня?
— Его нужно настроить.
— Э-то ни-че-го.
Карина мнется. Она никогда не играла на рояле Ричарда. Рояль был только его. Он улыбается и, глядя в ее сторону, долго моргает — его версия «разрешаю» и «пожалуйста». Она уступает, садится на банкетку и, подняв руки над клавишами, замирает.
Оборачивается:
— Что мне сыграть?
Он задумывается, все его любимчики истово тянут руки, словно ретивые ученики, знающие ответ. Моцарт, Бетховен, Шопен, Дебюсси, Лист. Выбери меня! Нет, меня! Слишком много голосов в голове сливаются в нестройный хор. Сидящая за его роялем Карина ждет ответа. Ждет, чтобы начать играть. Уже двадцать лет, как ждет.
— Сы-гай шо-ни-бу жа-зо-вое.
На этот раз уже Карина улыбается и медленно моргает — ее версия утвердительного кивка и «спасибо», и между ними, вспыхнув искрой, устанавливается на мгновение невидимая, но крепкая связь. Чары рассеивает Карина, она размышляет, решая, что ей сыграть, обратив бегающий взгляд вверх, словно читая собственные мысли.
Широко улыбается:
— Сыграю-ка я «Где-то над радугой» [39]. Билл, ты как, в настроении попеть?
— Летают ли синие пташки счастья? [40] Еще как в настроении!
Билл присаживается на банкетку Ричарда, подвинув Карину. Карина начинает играть, задавая настроение вступительным проигрышем. Ричард ожидал, что ее изложение будет легким, предсказуемым регтаймом, радостным и свинговым, но вместо этого она выбирает гораздо более медленный темп, задерживается на нотах, добавляет интересные созвучия и мелизмы, и он искренне удивлен. Впечатлен. Ему нравится. Она с головой погрузилась в музыку. Вступает Билл. Их версия получается сдержанной и романтичной. Она навевает нежную грусть, милое сердцу воспоминание о потерянной любви. Эта мечтательная колыбельная, пожалуй, самое красивое, что исполнял на его памяти Билл.
Ричард слушает, как играет Карина и как поет Билл. Нет, он не убит горем и не мучается завистью, оттого что никогда больше не сможет сыграть на своем рояле, — напротив, он чувствует себя странным образом счастливым. Он освобождает свой рояль, отпускает его, отправляет в дальнейшее путешествие, а сам остается. И когда Карина отыгрывает завершающую фразу и его сердце следует за нотами, Ричарду приходит на ум, что это не свой рояль он отпускает и освобождает.
А Карину.
Подъемник Хойера все еще не доставили, и пока его не привезли, подъемником работает Билл. Он напевает «Будто молитва» Мадонны, связывая ременным поясом для перемещения ноги Ричарда чуть выше щиколоток. Сейчас вечер, и Билл уже почистил Ричарду зубы и умыл его. Пусть даже Ричард заснет не раньше чем через пять часов, его пора перенести из кресла в кровать. Ричард — последний клиент Билла в эту смену, Билл — последний приходящий помощник Ричарда в этот день, а Карина не сможет поднять его из кресла. Потому Ричард и отправляется в кровать.
Под взглядом Карины Билл оборачивает второй ремень вокруг торса Ричарда и плотно его фиксирует. Потом хватает трубку отсасывателя со стоящей рядом тележки, щелчком включает аппарат и отсасывает слюну, собравшуюся у Ричарда во рту. Билл по собственному опыту понял, что лучше делать это перед перемещением Ричарда, в противном случае озерцо слюны, скопившейся у того во рту, выплескивается на Билла, когда больной оказывается в вертикальном положении. Эта работа не для брезгливых. Затем он надевает на склоненную шею Ричарда мягкий шейный воротник, чтобы его голова не завалилась вперед, и ставит одетые в носки и перетянутые ремнем ноги Ричарда параллельно друг другу на вращающийся диск, похожий на крутящийся сервировочный столик. Диск стоит у подножки кресла, непосредственно примыкая к пункту назначения — кровати. Требуется взрослый мужчина, куча времени и специальное снаряжение, чтобы переместить неподвижного человека на несколько дюймов. Билл приседает перед Ричардом, точно олимпийский лыжник.
— Раз, два, три.
Правой рукой Билл дергает за вспомогательный ремень, затянутый на туловище Ричарда, а левой тянет его вверх, придерживая под лопаткой. Резкий рывок, и Ричард стоит на своих парализованных ногах.
Мышцы-разгибатели в его ногах спазмированы и ригидны, что позволяет им удерживать вес тела — тела, которое совершенно не реагирует ни на какие сознательные приказы, но, подобно детской пластиковой фигурке героя, при соблюдении правильного баланса может удержаться в вертикальном положении. Билл поднимает и кладет руки Ричарда на свои плечи, чтобы они не свисали плетьми, болезненно напрягая плечевые суставы. Потом пропускает свои руки под мышками Ричарда и сцепляет их
