эти злопыхательные приятельницы судачили о ее посмертном гриме и цвете лица. Нечего устраивать смотрины! Мы знали и любили живую, яркую, солнечную Валентину, а не ту… что будет в коробке… — Олег заводился. Он хорошо помнил похороны матери и рептильный шепот приятельниц в черном флере и бриллиантовых колье. — Я устрою вечер памяти Валентины в ее бутике… и все!
Он оглядел присутствовавших, молча внимавших ему. Подошел к родителям, те поднялись.
— Правда, если вы хотите, то вы… можете…
Светлана Борисовна опустила глаза:
— Чего уж… там…
— Я пришлю за вами машину на вечер памяти, — сурово проговорил Олег. Но родители были уже в дверях. — Я пришлю! — повысил он голос.
Олег отталкивал от себя навязчивый, как ему казалось, витавший в кабинете образ Валентины, чтобы не впасть в истерику. Он думал только о делах, не важно каких. О делах издательства, о том, что в тире его ждет Милена. Но глаза Валентины с ласковым вопросом: «Ты доволен, мой любимый? Я все сделала так?!» — настойчиво ловили его взгляд.
Олег криво улыбнулся и шепнул: «Да!»
— Что? Вы что-то сказали? — спросил его адвокат, положивший перед ним бумаги для подписи.
— Нет, то есть да. Что?.. Где подписывать?
Поставив свои подписи, он хотел было уйти, но путь ему преградил подполковник Терпугов.
— Олег Станиславович, я хотел бы побеседовать с вами.
Олег смерил его плохо соображающим взглядом, спохватился:
— Да, конечно. Но не сейчас. Я очень занят! Очень! Мне все надо устроить.
— Я позвоню вам на днях, и мы договоримся о встрече, — сказал Терпугов и пропустил Пшеничного к выходу.
Оглашение завещания послужило подполковнику основой для новой версии. Теперь к подозреваемому Фролову прибавился Пшеничный.
«Ясное дело, Пшеничный будет отрицать, что ему было известно о намерении Милавиной сделать его своим наследником, — принялся размышлять Терпугов. — Но, конечно, вполне допустимо и то, что Милавина держала все в секрете. Если она была умной женщиной, то понимала, не стоит дразнить молодого человека такими деньгами. Мало ли как сложатся обстоятельства. Войдет ему в голову мысль, что не стань ее, он станет богатым. И пока не осуществил бы эту мысль, не успокоился бы. А Фролову даже его картину не завещала, а любила. Все какому-то пацану отдала. Родителей не уважила. Вот же!..»
Выйдя из конторы адвоката, Олег сел в машину, по инерции завел мотор, отъехал метров двести и остановился.
— Неужели?.. — с сомнением проговорил он.
Схватил мобильный и позвонил Милене. Только дважды рассказав ей все, он сам удостоверился в том, что то, что произошло, было правдой. Плечи его расправились, губы растянулись в такой улыбке, что стало больно.
— Так я теперь богаче многих богатых. Богаче Миленки! — расхохотался он. — Вот это да!.. Пусть теперь мне что скажет поперек! Я теперь… Черт возьми! Ну держитесь, кто не знал Пшеничного!..
Радость необыкновенной силы наполнила его сердце. И почти в тот же миг он понял, что потерял единственную женщину, которая любила его.
— Как странно!.. — проговорил он. — Но даже мерилом любви могут служить деньги. Что она могла дать мне после смерти? То, что ценила превыше всего в жизни, — деньги, значит, свободу. Она хотела, чтобы я стал независимым. Чтобы Милена перестала мне указывать. Чтобы я занял достойное место в этом мире. И я займу! Ты будешь довольна, Тина!
* * *
Со странным взволнованно приятным чувством в груди Олег вошел в офис издательства. Помимо воли его взгляд стал смотреть выше обычного. Если раньше он видел головы, замечал выражения лиц, то теперь все это было внизу. С ним здоровались, почтительно уступали дорогу. Он шел, как таран, он прошел бы и сквозь стену, такая сила появилась у него.
— Привет! — войдя к Милене, вяло бросил он и развалился на диване. Потянувшись, сказал: — Миленка, налей чего-нибудь. Мартини, что ли? Устал!
Она смерила его взглядом, ничего не ответила, сумев подавить раздражение. Налила в бокалы сухой мартини. Олег выпил и попросил еще.
— Подожди! — остановила она его. — Надо поговорить.
— О чем? О моем нежданном наследстве? — щурясь от собственного довольства, уточнил Олег.
Милена улыбнулась с чувством превосходства человека, который видит опасность, грозящую другому.
— Именно! Ведь теперь основным подозреваемым в убийстве Милавиной стал ты!
Олег встрепенулся и выпрямился.
— Как это я? У меня, сама знаешь, стопроцентное алиби.
— Я бы так не сказала, — слегка покачала головой Милена и поправила на груди серебряный крест, подвешенный на жемчужном ожерелье. — Что это за алиби, если его могут подтвердить только две проститутки.
— А что, проститутки не граждане страны?
— Граждане, к показаниям которых в органах милиции относятся с большим недоверием. Они за деньги все покажут!..
Олег нахмурился:
— Но у меня еще есть свидетель!
— Кто?
— Мой шофер. Мы с ним заехали за девочками в бордель. Потом он нас отвез на дачу и оставил. На другой день он должен был ждать моего звонка, чтобы приехать за нами.
— Тоже мне свидетель, — презрительно скривила губы Пшеничная.
Олег забарабанил пальцами по подлокотнику дивана. Вынул из пачки сигарету и закурил.
— Но это кощунственно подозревать меня. Я любил Тину.
— И она, как выяснилось, тебя любила, — ответила Милена, глядя в сторону и о чем-то размышляя. — Скажи, Олег, только честно. Ты знал, что она составила завещание в твою пользу?
— Нет! — поторопился с ответом Пшеничный.
— Мне не стоит лгать. Мы должны быть готовыми к обстоятельному разговору с милицией.
— Почему мы?
— Потому что я не брошу тебя на произвол…
Первым движением души Олега было подойти и обнять сестру, но неожиданно возникшее недоверие остановило его.
— Это что ж ты так обо мне заботишься? — с мелкой, неприятной усмешкой спросил он.
— Я, как ты уже, надеюсь, заметил, всегда заботилась и буду заботиться о тебе, потому что ты носишь фамилию Пшеничный.
— Допустим. А еще почему?
Милена, сложив руки на груди, отвернулась к окну.
— А еще потому, что ты задумала привлечь мои деньги в свое издательство! — со злобой в голосе выкрикнул Олег.
— О! Вот ты как?! Уже издательство из нашего стало моим. А деньги Милавиной только твоими. Неплохо, братик! Значит, когда у тебя почти ничего не было, ты принял мое предложение и стал работать в издательстве. Теперь же, как видно, ты решил создать собственное предприятие.
— Решил! И создать, и продолжить начатое Валентиной.
— И все один?
— Валентина тоже была одна.
— И чем закончилось?
— Слушай! — вскипел Олег. — Говори конкретно, чего тебе от меня надо?
— Конкретно? Пожалуйста! У нас должен быть совместный семейный бизнес. Негоже Пшеничным идти порознь.
— Чужие деньги не дают покоя?! — съязвил он.
