Джорджу показалось, что их стало больше. Ему подурнело.
Самое умное, что он мог сделать, – отвернуться от зеркала, одеться, выпить пару таблеток кодеина и откупорить бутылку вина. Однако, начав рассматривать свою кожу, он уже не мог остановиться. Руки, грудь, живот. Повернулся и заглянул через плечо, чтобы увидеть спину. Все равно что смотреть в чашку Петри в лаборатории: каждый сантиметр – новый ужас. Темно-коричневые родинки, веснушки, собравшиеся в шоколадные острова, прыщи, пустые или наполненные жидкостью. Его кожа превратилась в рассадник чуждых форм жизни, которые двигались и росли у него на глазах.
Надо идти к доктору Бархутяну. Нет, к другому, более опытному врачу! Джордж наивно думал, что болезнь можно победить прогулками и кроссвордами. И все это время она смеялась над ним, гуляла по организму, развиваясь и порождая новые очаги. Зрение затуманилось, колени подкосились, и Джордж, бессильно сползая на пол, оторвал взгляд от зеркала. В это мгновение вид собственного обнаженного тела трансформировался в его сознании в голые ягодицы мужчины, поднимающиеся и опускающиеся между ногами Джин, у них в спальне. Он вновь слышал животные звуки. Видел покачивание и дрожь морщинистой плоти. А то, чего не мог видеть, ясно воображал. Мужской орган, входящий и выходящий из Джин. Сосание и скольжение. Розовые складки. У него в доме. В его постели. Он даже чувствовал запах. Туалетный. Интимный и грязный. Он умирает, а всем плевать. Его жена занимается сексом с другим мужчиной. Да еще надо произносить речь на свадьбе дочери.
Как утопающий за соломинку, Джордж ухватился за нижнюю перекладину полотенцесушителя. Все как раньше, только гораздо хуже. Никакой почвы под ногами. Ванная, дом, городок, Питерборо – все улетучилось, остался лишь бесконечный космос, он и перекладина. Джордж словно вышел из космического корабля и понял, что Земля пропала. Вновь безумие, и на сей раз нет никакой надежды. Джордж думал, что излечился, но ничего не вышло. Спасения нет. Он останется таким до самой смерти.
Кодеин. Нужен кодеин. Невозможно ничего сделать ни с раком, ни с Джин, ни со свадьбой. Единственное, что остается, – немного приглушить боль. Джордж поднялся на ноги, держась за перекладину. Выпрямившись, вновь увидел свой обнаженный живот. Взял полотенце и обернул его вокруг талии. Схватился за край ванны и встал. Ничего страшного, уговаривал он себя, – я справлюсь. Нужно просто пить лекарство и ждать. Открыл шкафчик, достал таблетки. Запил четыре штуки водой из-под крана над ванной, чтобы не смотреть в зеркало над умывальником. Четыре – не слишком много? Какая разница!
Спотыкаясь, добрел до спальни, сбросил полотенце и кое-как оделся. Лег в кровать, накрылся с головой одеялом и читал детские стихи, пока не вспомнил, что это произошло здесь, прямо на их супружеском ложе. К горлу подступила тошнота. Надо что-то делать, чем-то заниматься, пока не начнут действовать лекарства. Сбросив одеяло, Джордж сделал несколько глубоких вдохов и пошел вниз, надеясь раздобыть бутылку вина и улизнуть в студию. Если кодеин не подействует, он просто напьется. Его больше не волновало, что подумает жена. Но не тут-то было. Джин перехватила его на лестнице с трубкой в руках.
– Вот ты где! С тобой хочет поговорить Рэй.
Джордж замер, как зверек, замеченный хищной птицей: если не двигаться, сольешься с фоном, и тебя оставят в покое.
– Ты возьмешь трубку? – закричала Джин.
Сделав несколько шагов, Джордж протянул руку, как в замедленной съемке. Джин была в резиновых перчатках и держала в другой руке кухонное полотенце. Передав ему трубку, она покачала головой и скрылась в кухне.
Джордж приставил телефон к уху. Перед глазами мелькали ужасные картины: лицо бродяги на вокзальной платформе, голые бедра Джин, собственная кожа, покрытая болячками. В трубке послышался голос:
– Джордж, это Рэй. Кэти сказала, что вы хотели со мной поговорить.
Джорджа как будто разбудили среди ночи: он не понимал, что происходит и о чем собирался говорить с Рэем. Может, ничего этого нет и он все еще лежит на кровати в спальне?
– Джордж, вы там? – допытывался Рэй.
Он хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь нечленораздельный писк. Из маленьких дырочек в трубке все еще звучал голос Рэя. Джордж больше не мог этого выносить. Он нажал отбой и пошел на кухню. Джин загружала стиральную машину. Если взять сейчас бутылку вина, непременно начнется ссора.
– Так быстро? – удивилась Джин.
– Ошиблись номером, – ответил Джордж.
Пройдя босиком полдороги до студии, он понял, что его гениальная отговорка могла показаться Джин немного странной.
92
Джейми налил чашку чаю и сел за стол, вооружившись своей лучшей ручкой и писчей бумагой, которую нашел на дне ящика. Классная бумага, между прочим. В детстве он писал на такой благодарственные письма родственникам.
«Дорогой Тони! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты пошел со мной на свадьбу. На прошлой неделе я ездил в Питерборо. У папы был нервный срыв, и он попал в больницу, отрезав кусок своей ноги ножницами (объясню позже). В больнице я столкнулся с мужчиной, с которым встречается моя мама (объясню позже). Кэти с мамой жутко поссорились из-за свадьбы. Ее отменили, но она все-таки состоится (объясню позже)…»
Джейми разорвал лист и взял другой. У Тони со своей семьей проблем хватает, зачем морочить ему голову собственными неприятностями?
«Дорогой Тони! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты пошел со мной на свадьбу. На прошлой неделе я ездил в Питерборо и понял, что ты – мой самый…»
Нет, слишком сентиментально.
«Дорогой Тони! Я тебя люблю. Свадьбу отменили. Но теперь она состоится. Не знаю, что там будет, но хочу, чтобы ты пошел на нее со мной…»
Черт, какой-то трейлер к мелодраме. Почему так трудно? Джейми взял чашку и вышел покурить. В соседнем саду играли дети – лет семи-восьми. Детство. Надувные бассейны, турниры на бамбуковых палках. Гонки на велосипедах и прыжки с дерева. Через пару лет они начнут курить или интересоваться канистрами с бензином. А сейчас просто играют. Приятный шум. Как гудение газонокосилки или стук теннисного мячика.
Дьявольски трудно писать письмо. Когда говоришь с человеком вживую, видно, как он реагирует на твои слова, и можешь изменить направление. Похоже на продажу дома («Это очень разнообразный район». «Да уж, мы заметили». «Извините, это риелтор. Боюсь, что клиенты не в восторге…»).
К тому же после разговора с Беки Джейми смотрел на Тони другими глазами. Он представлялся ему менее самоуверенным, более уязвимым, похожим на него. Джейми и сам изменился. Господи, как в шахматы играешь. Нет, это
