позади, скоро Новый год, а о снеге не может быть и речи. И это совсем меня не расстраивает. Лили любила снег.
– Сейчас я запущу в тебя невидимым снежком, Ви! Как тебе тут у нас, в чудесном краю? – дурачится Алекса, топчась на асфальте.
Для нас уже готов чай в огромных кружках из Ikea, пицца с креветками и свежая выпечка.
– Это вам, конечно, не пирожные от Мистера Икс, но тоже весьма неплохо.
В просторной комнате отдыха стоит множество кожаных диванчиков и кресел с кофейными столиками, мы устраиваемся рядышком с искусственным камином. Помимо нас в комнате находится не очень шумная компания женщин в возрасте.
Сначала мы предаемся сплетням, так сильно заскучав по ним за последнее время. Анджела уезжает с семьей на каникулы в Финляндию, ее младший брат настоял на том, что хочет увидеть северное сияние или, на худой конец, финского Деда Мороза.
– Вы только представьте, что у нас в семье всем заправляет десятилетний сопляк! Вот как можно жить в таких условиях?
– У нас с Ви младших нет, мы твою боль понять не можем, – отвечает за нас обеих Леся. – Мы просто едем к снегу – в Татры, скорее всего.
«А я никуда не еду, потому что уже наездилась. Правильное же слово?»
– Ага. А Артур? – девочки заговорщически переглядываются.
«А Роберт?» – парирую я с помощью телефонной подруги.
– Ладно-ладно. Давайте сегодня только о нас. Мы, кстати, очень рады, что ты решила стать переводчиком. Как по мне, это артистичная работа, тебе подходит.
– Вот-вот.
«Спасибо. У меня для вас кое-что есть!»
– У-у-у! Подарочки?
– Мы же договаривались чисто символически, да?
Когда Анджела видит тонкий красный браслет для шармов с подвешенным единорогом, у нее на глаза буквально наворачиваются слезы. Леся же, не открыв даже коробочки, одаривает меня удушающими объятиями. Я на самом деле не ожидала получить чего-то взамен, но девочки дарят мне подарочный сертификат в магазин для кондитеров. Если бы я могла говорить, то потеряла бы дар речи.
– Мы решили скинуться, чтобы ты набрала побольше барахла.
– Лесь, ну какого барахла? Тогда уж аксессуаров!
– Ну, я не это имела в виду. Вы же поняли! Я беру тайм-аут от красноречия.
Анджела все еще осматривает свой новый браслет, а потом просит меня расстегнуть ей сзади цепочку.
– Девочки… Можно раскрыть вам секрет?
– Если ты о том, что все твои 3D-модели делает за тебя мелкий, то мы в курсе, – отшучивается Алекса.
– Я серьезно. В общем… – Анджела медленно нанизывает на браслет второй шарм, подаренный Робертом. – В том году был сложный период. Я не прошла в последний тур конкурса по моделированию, да еще подоспели оценки за контрольные. У меня были жуткие мигрени, как назло, все в одно время. А мой старый браслет дарила мне бабушка на четырнадцать лет. Там была уже куча шармов, с каждым что-то связано… Когда я мылась, то, конечно, его снимала. И вот в один день пошла спать после душа и забыла его надеть. Утром просыпаюсь, а браслета нигде нет. Весь дом облазила. Спрашиваю маму, может, она видела. А она мне говорит вот так просто: «Анджела, я выбросила твой браслет». Я говорю: «В смысле, выбросила? Куда?» Думаю, может, она злая была, пойду в мусорке на крайняк пороюсь. А она отвечает: «Я была ночью в баре, там и выбросила». Я даже Леське об этом не сказала, слава богу, были выходные. Два дня ревела. Потому что знала, что она правда его выбросила. У нее всегда так. Целый месяц может быть все хорошо, а потом бац – что-нибудь да выкинет. В смысле, учудит. Пограничное расстройство личности, кажется, так это называется. Мы никому не говорим об этом, но я больше не могу молчать, меня это душит. Особенно то, что мелкий все видит. Недавно притащил ей коллекцию своих перерисовок Ван Гога, а она посмеялась и разорвала. Прощения просила так слезно. Еще бы, у него реально неплохо вышло для десятилетнего. Поэтому… Спасибо вам. Вы меня очень поддерживали эти месяцы, а этот браслет, Ви… Он правда как символ нового начала. Спасибо…
Мы с Лесей молча переглядываемся, смотрим на Анджелино запястье и киваем друг другу. Нам ничего не остается, как обнять растроганную подругу, чуть не сметя при этом со столика посуду. Я достаю фотоаппарат, и у нас получаются три совершенно разных забавных селфи для каждой. Ловлю себя на мысли, что, слушая о проблемах других, я забываю о своих бедах. Все мы люди, каждый из нас ежедневно борется с чем-то или кем-то и прячет свою борьбу за самодельным щитом из невиданной материи – собственного духа и смелости.
В самом тире нам выдают наушники и защитные очки. Инструктор, брутальный мужчина лет сорока в смешной шапке с помпоном, почти полчаса проводит настоящий урок. Мы с девочками стреляем сначала по неподвижным мишеням, вскоре они начинают двигаться, и я даже закрываю глаза, надеясь таким образом выпустить из себя больше ярости. Каждая вышедшая пуля заставляет сердце уходить в пятки, а меня содрогаться. Я уже не чувствую рук, но не хочу показывать слабости. Пара гильз попадает мне по щекам, но мне себя не жаль. Я получаю по заслугам.
И откуда во мне столько злобы?
Слышу, как нас хвалит инструктор, несмотря на то что мы с Анжелой не очень-то попадаем, и когда я вдруг вспоминаю, что так и не выпила таблетки, ко мне подбирается паническая атака. Вижу вместо мишени саму себя, как если бы я смотрелась в зеркало. То же худи, спортивные штаны, собранные в высокий хвост волосы… И хоть я и не нажимала на курок, мою грудную клетку пронзает пуля, оранжевая кофта украшена теперь постепенно растущим пятном крови.
Я убила себя или я убила Лили?
– У тебя закончились патроны? – слышится где-то вдалеке голос инструктора.
– Думаю, пора заканчивать. Пойдемте лучше чаю попьем, – как и подобает старосте, решает Анджела, заметив мое состояние. Я с трудом могу двинуться, но убеждаю себя, что мне полегчает сразу после того, как я приму таблетки.
– Мощно ты! Прямо как мой мелкий аскорбинки трескает, – вновь спасает ситуацию Анжела.
Я знаю, в скором времени мне придется признать то, что я не в порядке. Но пока рядом со мной есть такие люди, мне совсем не страшно.
В машине я скидываю Артуру фотографии нас в тире, ожидаю от него ответа типа «Пощадите!», смешных смайликов, но он до сих пор не заходил в Сеть и не отвечает на смс. Я прошу девочек позвонить ему – телефон оказывается отключен.
– Только не волнуйся! Скорее всего, он подрался с соседской собакой, и на выходные его наказали. Точно, так оно и было.
Стараюсь не волноваться, но воскресенье превращается для меня в самую настоящую пытку. Первый в жизни раз я радуюсь тому, что мы учимся тридцатого декабря.
Фотография из тира пополняет коллекцию на пробковой доске в моей комнате. Это хорошая коллекция. Я собираю самые настоящие воспоминания.
– Еще ведь рано. Почему ты уже собрана? – спрашивает меня Саша утром в понедельник.
Топлю кукурузные хлопья в молоке ложкой с ручкой в форме клубнички. Иногда очень хочется, чтобы люди понимали тебя без слов. Но Саша любит задавать вопросы, в любое время суток.
«Хм. А ты?»
– Что у тебя за дурная привычка отвечать вопросом на вопрос? У меня есть дела, недалеко от школы.
«В смысле, в школе?» – печатаю я, не глядя на друга, и продолжаю топить хлопья.
– Ви!
«Доем, и можем ехать» – завершаю я наш безрезультатный разговор. Я не хочу говорить, что волнуюсь за Артура, Саша не хочет говорить, что должен увидеться с Анастасией Дмитриевной.
«Вот бы все недомолвки остались в этом году» – думаю я и залпом выпиваю молоко с размякшими хлопьями.
Заранее прошу девочек подъехать пораньше, чтобы не выглядеть по-дурацки, когда придет Артур. В школе, несмотря на ранний час, много учеников пятых и шестых классов – они готовят новогодний концерт, до которого мне нет совершенно никакого дела. Спустя всего десять минут я слышу голоса Бэка и Давида совсем рядом со шкафчиками:
– Ну, ты нормальный вообще? Меня чуть инфаркт
