"Марья Сергеевна замужем не была. Всю жизнь отдала она братьям. В семье была образцом самоотвержения и любви. Брала на воспитание деревенскую девочку, потом выдала её замуж".
Хлопоты о братьях Марья Сергеевна предпринимала в конце 40-х - начале 50-х годов, но планомерно, не отступая, начала "осаду" монарха и графа Орлова с конца 1853 года. Подвигнуло её на это возвращение - по высочайшей воле - из Сибири М.А. Фонвизина, с которым она вскоре познакомилась, и поддержка Натальи Дмитриевны Фонвизиной. Любовь и сострадание к братьям обречет и её на многолетнюю пытку надеждой - будут прошения и многократные поездки в Петербург, хождения по присутствиям III отделения, долгие ожидания ответов и снова прошения, снова неизбывная надежда.
В письме в Тобольск Н.Д. Фонвизина уведомляет: "Мы с Марьею Сергеевной придумали, чтобы прошение к царю передать через наследника, и сочинили общими силами два письма - к тому и другому: оба дельные и написаны с чувством. В октябре или в начале ноября Михаилу Сергеевичу1 надо будет ехать в Петербург - и Марья Сергеевна с ним отправится"2. Видимо, позже было решено подать прошение на высочайшее имя и в III отделении графу Орлову (тексты их очень схожи).
"Августейший монарх, Всемилостивейший государь!
Повергаясь к священным стопам Вашего императорского величества, умоляю о милости двум родным братьям моим Николаю и Павлу Бобрищевым-Пушкиным; оба они в 1826 году заслужили справедливый гнев Вашего императорского величества и кару законов за свое за-блуждение и находятся теперь в г. Тобольске на поселении. Старший, осужденный на 20 лет на поселение, лишившись ума при самом начале своего изгнания, влачит горькую жизнь свою помощию и попечением младшего брата, который также от горя и труда потерял здоровье, сверх того, почти лишился зрения, требует теперь сам поддержки и попечения, но по отдалению и малому моему состоянию подавать им помощь отсюда не могу. Только такое безотрадное, сокрушенное положение их, без всяких средств к жизни, и полное убеждение в глубоком, постоянном раскаянии, подтверждаемом безукоризненным поведением в продолжение всего время изгнания, осмелили меня молить слезно Вас, Всемилостивейший государь, о великодушном дозволении возвратиться им на родину ко мне. Не отриньте сердечной моей просьбы, государь, доставьте нам отраду в болезненной старости поддержать друг друга и делить последний кусок хлеба, благословляя и моля Господа за августейшего благотворителя и весь царствующий дом.
С чувством глубочайшего благоговения осмеливаюсь именоваться
Вашего императорского величества
Верноподданнейшая дочь полковника девица Марья Сергеевна Бобрищева-Пушкина".
"22 февраля 1854 г." - написано в верхнем правом углу 1-го листа прошения, видимо рукой чиновника, принимавшего его.
"Господь милостив, я крепко надеюсь на успех", - как заклинание несколько раз повторяет в своем письме Н.Д. Фонвизина. На успех уповала вся декабристская семья. "Дай Бог успеха", - говорит и Павел Сергеевич в одном из писем И.И. Пущину, но, пожалуй, единственный провидит неудачу.
Канцелярские недра архива III отделения позволяют проследить путь и судьбу прошения М.С. Пушкиной.
Сверху на нем карандашом написано: "Высочайше повелено сделать справки и доложить".
Справки были составлены - отдельно на каждого из братьев. Их сопровождала "Записка" на высочайшее имя:
"О государственных преступниках Николае и Павле Бобрищевых-Пушкиных. Ваше императорское величество изволили передать мне всеподданнейшее прошение проживающей в Тульской губернии дочери полковника девицы Бобрищевой-Пушкиной, которая, представляя горестное положение сосланных в 1826 году в Сибирь двух родных братьев её Николая и Павла Бобрищевых-Пушкиных, из коих старший вскоре после ссылки его лишился рассудка, а второй, находясь в работах, потерял здоровье и зрение, просит всемилостивейшего Вашего императорского величества дозволения возвратиться к ней на родину, во внимание к настоящему положению её братьев, требующему особенного попечения.
Представляя Вашему императорскому величеству справки о сих преступниках, обязываюсь всеподданнейше доложить, что из лиц, осужденных по делу 14 декабря 1825 года Верховным уголовным судом, удостоились всемилостивейшего дозволения возвратиться из Сибири на родину Фонвизин и Александр Муравьев, осужденные в каторжную работу на 12 лет, и Тизенгаузен, приговоренный к работе на 2 года.
Подписал: генерал-адъютант граф Орлов.
Скрепил: генерал-лейтенант Дубельт.
24 февраля 1854 года".
На полях этой "Записки" состоялась любопытная "карандашная беседа".
Монарх Николай I начертал карандашом:
"Полагаешь ли возможным согласиться?"
Генерал-адъютант А.Ф. Орлов - карандашом же - отвечал:
"Не угодно ли будет дозволить до некоторого времени отложить?"
"Переговорим", - соглашался царь.
Л.В. Дубельт, тоже карандашом, резюмировал: "Оставить впредь до приказания. 1 марта 1854 года".
Так и не суждено было братьям Бобрищевым-Пушкиным отправиться на родину в том 1854 году.
Просил за братьев, указывая на бедственное их положение, и князь Андрей Михайлович Голицын. На его прошении сверху карандашом написано: "Еще рано". А официальный ответ Дубельта от 10 апреля князю А.М. Голицыну был таким: "Я докладывал г. генерал-адъютанту графу Орлову, но его сиятельство изволил отозваться, что признает неудобным в настоящее время утруждать государя императора докладом по означенному предмету".
А в начале осени этого года с прошением к Л.В. Дубельту обращался Я.Д. Казимирский:1
"Милостивый государь Леонтий Васильевич!
Приемлю честь почтеннейше представить благоусмотрению Вашего превосходительства в подлиннике полученное мною письмо от находящегося в Тобольске государственного преступника Павла Бобрищева-Пушкина. При сем обязанностию считаю доложить Вашему превосходительству, в бытность мою недавно в Тобольске, я лично удостоверился, что старший брат Бобрищева-Пушкина действительно находится в помешательстве ума и, находясь на попечении своего брата, тоже часто подвергающегося болезненным припадкам при преклонных летах его, ещё более усиливает тягость его положения, как получаемое ими от казны содержание, выдаваемое всегда по истечении года, не только не покрывает самых необходимых нужд их, но весьма часто доводит до нищеты; а потому, принимая в уважение отличительно-кроткую жизнь Бобрищевых-Пушкиных, засвидетельствованную мне местным начальством и самыми жителями города, осмеливаюсь всепокорнейше просить милостивого ходатайства Вашего превосходительства о облегчении участи их дозволением остаток жизни докончить под призрением родной сестры их...
8 сентября 1854 года".
Я.Д. Казимирский подключился к хлопотам о братьях Бобрищевых-Пушкиных, безусловно, по просьбе всей декабристской колонии. И Тобольск он навестил явно для того, чтобы согласовать действия и продумать, какой текст напишет на его имя П.С. Пушкин и каким будет его прошение к Дубельту. Убеждает в этом, помимо дружеских чувств Казимирского к декабристам, логическая и временная согласованность обоих посланий. Текст прошения П.С. Пушкина таков:
"Ваше превосходительство, милостивый государь Яков Дмитриевич!
Благосклонное внимание Ваше, с которым Вы лично изволили вникнуть в мое положение, дает мне повод вверить его и на письме ходатайству Вашему.
Вам небезызвестно, что больной брат мой в 1846 году, когда миновал двадцатилетний срок, ему назначенный, быть в Сибири на поселении, не воспользовался никаким изменением в своей участи. Я не смел и не должен был утруждать об этом начальство, потому что был ещё в силах на себе выносить всю тяготу его плачевной болезни. Но теперь собственная моя хворость, со всяким годом умножающаяся, вынуждает меня выставить положение наше перед Вами, как перед местным представителем заботливой попечительности Его сиятельства графа Александра Федоровича, о всех вверенных его исключительному покровительству. И я на это решаюсь в смелой уверенности, что доброта сердца его сиятельства, вследствие Вашего ходатайства, может низвести на нас и с высоты престола милосердного монарха высочайшую милость в дозволении окончить нам остальные дни нашей старости под попечением единственной родной сестры нашей, которая в Тульской губернии имеет небольшое поместье и готова разделить с нами последний кусок хлеба.
С глубоким почтением и совершенною преданностью честь имею быть
Вашего превосходительства нижайший слуга
Павел Бобрищев-Пушкин.
27 августа 1854 года, г. Тобольск".
Марья Сергеевна тоже не успокаивалась. Потерпев неудачу в марте, она снова приезжает в Петербург в июне 1854 года и подает прошение на имя генерал-лейтенанта Л.В. Дубельта.
На полях этого прошения начертано карандашом: "Оставить. Надобно повременить не менее года".
