Иди куда полетит галка,
А сам пути не спрашивай, а коль спросит кто, палкой на галку показывай: и пояс поклонись при встрече, в землю лбом ударь при разлуке, а речи иной окромя "подайте Христа ради" да "спаси Христос" тридцать три года не говори. Да и то говори не громко, а говори под самый нос:
"Спаси Христос"!..
А то чертей распугашь... Знай себе собирай
В сумку куски,
В спину пинки!
Царь Ахламон с земли поднялся, а Зазноба в озеро ушла...
Царь Ахламон лоб ногой потер, кулаком в носу поковырял, пятерней пробор расправил,
Ногу отставил,
Голову поднял,
Половину всего не понял,
И пошел в свое Ахламонство...
Пришел царь Ахламон в свое Ахламонство и подданным своим говорит:
- Пожелайте,- говорит,- мне семь-верст-не дорожки.
- Что ты,- говорит ему Ахламонный министр,- ахламел, что ли: одна королевна хочет за тебя замуж,
Или прикажешь жениться нам уж...
- Вали,- говорит Ахламон,- мне жена не нужна уж!..
Ну тут министры закалякали,
Орденами забрякали.
Повалились, как пустые кули,
Слюни потекли,
Значит заплакали:
- Не ходи,- вопят, - не покидай нас, при тебе рай, а уйдешь,- говорят: Будет чортов ад...
- Ну,- говорит Ахламон, всяк о себе старается,
Живет как ему полагается.
И мимо министров прошел. Пришел царь Ахламон в свой Ахламонный дворец,
Дороги камни положил в корец.
- Поди,- говорит Ахламон своему шуту Балбесу,
- Разбросай это дерьмо по лесу...
Шут побежал со всех ног,
Потому что лес был очень далек...
Собрал Ахламон без долгих проволочек
Золото свое в тысячу бочек,
Да и велел министрам катить в море:
- От золота,- говорит Ахламон министрам,- одно только горе!.. Покатили...
Стоит царь Ахламон руки-в-боки, ноги врозь,
Глядит как министрам тяжело довелось:
Катют бочки, потеют,
Золото жалеют,
Карманы из бочек набивают,
А золото не убывает...
- Скрылки! - думает царь Ахламон...
Идет пастух мимо Ахламонного дворца,
С земли не подымает лица,
Согласно приказу:
Итти, не подымать и глазу,
А гнать стадо,
Куда тебе надо...
Идет пастух, в землю глядит, Ахламон его кличет,
В зубы не тычет,
Руку тянет, как милостыню просит:
- Отдай мне, пастух, сумку... Отдай, Христа ради...
Пастух испугался, схватил себя сзади,
Сумку отдал, а сам на утек...
- Отдай - кличет его Ахламон,- подожек...
Отдай дядя
Христа ради...
Пастух Ахламона смерть испугался, палку ему сунул,
Со страху в землю клюнул,
Лежит ни жив, ни мертв...
- Бросай,- говорит ему Ахламон,- пастух свое стадо,
Получай мой дворец в награду.
И кинул на плечи пастуху,
Свою шубу на собольем меху...
Натянул царь-Ахламон сумку на плечи,
Раздавать уж было боле неча.
Взял он в руки палку, стукнул о камень,
Из камени пламень,
Из пламени галка...
Галка по небу летит, Ахламон по земле идет...
- Вот так палка! - говорит Ахламон,- вот так палка!
- За такую палку,- кричит ему с неба галка,
И дворца не жалко...
Галка по небу, Ахламон по земле...
К вечеру Ахламон притомился, сел у дороги на кочку и думает:
Проведу-ка у кочки,
Ночку...
Сел он на кочку, а галка над головой, как на ниточке висит...
Снял Ахламон свою сумку, развязал на суме поясок,
Глядит, в сумке баранины кусок,
Нож да вилка,
Рюмка да бутылка,
Хлеба коврига белого, коврига черного...
- Вот сумка,- думает Ахламон,- просторная:
Бери, что тебе надо,
Чему душа твоя рада...
Водку из бутылки вылил, воды из ручья чистой налил, баранину волку в поле забросил, галке белую ковригу в небо запулил, а черную сам с'ел.
Водички из рюмочки попил, бороду травой придорожной вытер, "спаси Христос" сказал да и спать залег.
Поутру встал Ахламон свежий:
- Никогда,- говорит галке,- я так и не жил!..
Галка по небу, Ахламон по земле...
Пришел Ахламон к вечеру в богатое село.
Хозяин выйдет, Ахламон поклонится,
С дороги посторонится,
А хозяин стоит да смеется:
- Не подаем Христа ради,
Иди к такому-то дяде...
- Спаси Христос...
- Здесь не валтрепные ворота,
Иди, спасихристосик, да работай.
- Спаси Христос,- Ахламон ему ответит.
И так кого не встретит
Бедного иль богатого,
Жадного иль тароватого...
Проходил так Ахламон по земле тридцать и три года.
Перевидел много всякого народа,
Возлюбил он человечью породу:
И умных, и глупых, и добрых, и злых...
- В лесу живет лисица да волчица.
А в поле,- смекает про себя Ахламон,- синица да зайчиха!..
Обошел он кругом всю землю одиннадцать раз, все пути смешал, все дороги спутал, дорогу к Зазнобе Прекрасной потерял.
- Износил, я - говорит себе Ахламон,- сумку,
Разбил бутылку и рюмку,
Избил о дороги палку,
Осталась теперь одна только галка...
Ну, да теперь мне ничего не жалко:
Притомились мои ахламонные ноги,
Не знаю, где найти к Зазнобе дороги?..
Только это Ахламон подумал, глядь: галка с неба ему на плечо.
- Не горюхтайся,- говорит, - Ахламон, не серчай,
А все получше примечай...
Оглянулся Ахламон: Зазноба ему руку подает,
К озеру синему ведет.
- Понял,- говорит Зазноба,- мою задачу?..
Отвечает ей Ахламон: - а как же иначе?
- Посмотрим, - говорит Зазноба, - отвечай: что ты потерял?
- Что иметь - отвечает Ахламон - не надо
Ни человеку, ни гаду.
- Та-ак,- говорит Зазноба,- а что ты нашел?
- Что надо иметь,- отвечает Ахламон,- чтобы в утробе матери не умереть!
- Верно,- говорит Зазноба, - погляди на себя в озеро, как ты постарел!
Испугался Ахламон,
Что очень постарел он,
В женихи не годится.
Подошел к озеру и глядится:
Стоит на берегу такой витязь,
Ну куда вы все к шуту, ребята, годитесь:
В кудрях шелк,
В речах толк,
Что стан, что рост,
А уж как про-ост!..
Идем,- говорит ему Зазноба,- идем
Простота-Витязь в мой терем,
Теперь мы с тобой в одного бога верим,
Одно и то же знаем,
Одного и того же желаем,
И себе, и людям,
И птицам, и зверям.
Так пойдем же в мой терем,
Да вместе жить и будем...
* * *
Сказка на то и по свету бежит, бежит по свету, людей ворожит, слепому с глаз смертную пелену снимет, глухому в ухо настежь дверь откроет, богача одарит, бедного озолотит, веселого рассмешит, печального утешит, сиротину приголубит, на погосте свечку родителям поставит, чорту хвост оторвет: за то-то ее и любит, за то-то ее и славит простой народ!..
- Хорошая рассказка,- сказал тихо Иван Палым,- как раз по нашему рылу... выходит, значит, что мы ни хлопочем, ни ищем, а всякий, промеж прочим, ходит нищим...
Пенкин набил заново трубку и ничего ему не ответил...
ГЛАВА ВТОРАЯ
МОКРЫЕ ОКОПЫ
АКУЛЬКИНА ДЫРКА
Покатилось наше окопное житье-бытье день-задень, как водичка с околицы. Сидели мы больше по блиндажам, где днем и ночью солдаты чаще всего спали, как после угарной бани, а кто не имел этой привычки, тот лежал, выпяливши глаза в потолок или в спину соседу. Что каждый в таком положении думал - одному Богу известно. Только за долгую бессонную ночь, когда начинаешь боков от пролежки не чувствовать, передумаешь все. Про всех вспомнишь, всех родных и знакомых переберешь, словно в гости ко всем сходишь. А уж по дому передумаешь все до самой последней тонкости: где что теперь надо бы починить да поправить; двор в мозгах новой дранкой покроешь и перемшишь, амбар подрубишь и перепаклишь, забор под окном новый, тесовый поставишь,- устанешь, думавши, хуже, чем, бывало, на работе в страду!
А уж когда придет твой черед, да Иван Палыч в наблюдалку нарядит возле акулькиной дырки стоять (окно в наблюдательном пункте так у нас прозывалось) да за немцем смотреть, просунувши в дырку винтовку, тогда совсем всю голову за ночь-ноченскую переломаешь. Стоишь, как дурак на погосте, сесть ни-ни, сидя хуже заснешь, да солдат хитрее начальства: он научился, как извозная лошадь, спать на ногах!
Стоишь так, бывало, упершись в окно, перед глазами Двина чешуится, за Двиной по крутому берегу у самых сосен и елей тянется, обрываясь в окне, с той и другой стороны глубокая песчаная складка, словно морщина, а за этой морщинкой, знаешь, немец также стоит, просунувши пулеметный хобот или винтовку в бойницу, и тоже на твой берег смотрит. И до того доглядишься за смену, что, кажется, немца-то этого увидишь. Стоит он всегда такой толстый, плотный, усы хвостом, борода клином, стоя пиво немецкое пьет, покрякивает и шоколадом закусывает:
- Что, дескать, взял: ты вот сухарики на манер белки грызешь, а я шоколад уписываю: оттого мы вашего брата, Исакия, и лупим...
- Ну, дескать,- ответишь ему,- наш брат, Исакий, бывает всякий: у нас народу в осударстве, что картошки у хорошего домохозяина в подполице - всех не перелупишь!
Разговор даже такой с ним, с пивным немцем, заведешь, и будто этот немец - как на картине нарисованный перед тобой, вот так-таки перед глазами и стоит, только куда сам захочешь, туда его и повернешь, что захочешь, то и скажет...