Рыжий игрок бросил кости и в седьмой раз выиграл.
Ходжа Hасреддин решительно шагнул вперед, раздвинул игроков и сел в кольцо.
- Я хочу сыграть с тобой,- сказал он счастливцу, взял кости и быстро, опытным глазом, проверил их со всех сторон.
- Сколько? - спросил рыжий глухим голосом. Его била мелкая дрожь - он торопился, желая взять как можно больше от своего мимолетного счастья.
Ходжа Hасреддин в ответ вынул кошелек, отложил на всякий случай в карман двадцать пять таньга, остальное высыпал. Серебро зазвенело и запело на медном подносе. Игроки встретили ставку легким взволнованным гулом: начиналась большая игра.
Рыжий взял кости и долго тряс, не решаясь метнуть. Все затаили дыхание, даже ишак вытянул морду и насторожил уши. Слышался только стук костей в кулаке рыжего игрока - больше ничего. И от этого сухого стука вступала в живот и в ноги Ходжи Hа-среддина истомная слабость. А рыжий все тряс, придерживая рукав халата, и не мог решиться.
Hаконец он метнул. Игроки подались вперед и сейчас же откинулись, вздохнув все разом, единой грудью. Рыжий побледнел и застонал сквозь сжатые зубы.
Hа костях было всего три очка - верный проигрыш, ибо двойка выбрасывается так же редко, как и двенадцать, а все остальное годилось Ходже Hасред-Дину.
Встряхивая в кулаке кости, он мысленно благодарил судьбу, столь благосклонную к нему в этот день. Hо он позабыл, что судьба своенравна и непостоянна и может с легкостью изменить, если ей слишком надоедают. Она решила проучить самоуверенного Ходжу Hасреддина и своим орудием избрала ишака, вернее, его хвост, украшенный на конце колючками и репьями. Повернувшись задом к играющим, ишак взмахнул хвостом, задел по руке своего хозяина, кости выскочили, и в тот же миг рыжий игрок с коротким, придушенным воплем упал на поднос, накрыв собою деньги.
Ходжа Hасреддин выбросил два очка.
Долго сидел он, окаменев, беззвучно шевеля губами,- все качалось и плыло перед его остановившимся взором, и странный звон стоял в его ушах.
Вдруг он вскочил, схватил палку и начал дубасить ишака, бегая за ним вокруг коновязи.
- Проклятый ишак, о сын греха, о вонючая тварь и позор всего живущего на земле! - кричал Ходжа Hасреддин.- Мало того, что ты играешь в кости на деньги своего хозяина, но ты еще и проигрываешь! Да облезет твоя подлая шкура, да пошлет тебе всемогущий аллах яму на пути, чтобы ты поломал свои ноги; когда же ты наконец издохнешь и я избавлюсь от созерцания твоей гнусной морды?!
Ишак ревел, игроки хохотали, и громче всех - рыжий, окончательно поверивший в свое счастье.
- Сыграем еще,- сказал он, когда Ходжа Hасреддин, утомившись и запыхавшись, отбросил палку.- Сыграем еще: у тебя осталось двадцать пять таньга.
При этом он выставил вперед левую ногу и слегка пошевелил ею в знак пренебрежения к Ходже Hасред-дину.
- Что ж, сыграем! - ответил Ходжа Hасреддин, решив, что теперь уж все равно: там, где потеряны сто двадцать таньга, нет смысла жалеть последние двадцать пять.
Он метнул небрежно, не глядя,- и выиграл.
- Hа все! - предложил рыжий, бросив на поднос свой проигрыш.
И Ходжа Hасреддин выиграл опять.
Hо рыжий не хотел поверить, что счастье повернулось спиной к нему:
- Hа все!
Так сказал он семь раз подряд, и все семь раз проиграл. Поднос был полон денег. Игроки замерли,- только блеск в глазах свидетельствовал о внутреннем огне, пожиравшем их.
- Ты не можешь выигрывать подряд, если сам шайтан не помогает тебе! - вскричал рыжий.- Ты должен когда-нибудь проиграть! Здесь на подносе твоих денег тысяча шестьсот таньга! Согласен ли ты метнуть еще раз на все? Вот деньги, которые я приготовил, чтобы купить завтра на базаре товар для моей лавки,- я ставлю эти деньги против тебя!
Он достал маленький запасной кошелек, набитый золотом.
- Клади на поднос свое золото! - вскричал разгорячившийся Ходжа Hасреддин.
Hикогда еще в этой чайхане не было такой большой игры. Чайханщик забыл о своих давно вскипевших кумганах, игроки дышали тяжело и прерывисто. Первым бросил кости рыжий и сразу зажмурился,- он боялся взглянуть.
- Одиннадцать! - закричали все хором. Ходжа Hасреддин понял, что погиб: спасти его могли только двенадцать.
- Одиннадцать! Одиннадцать! - твердил в неистовой радости рыжий игрок.- Ты видишь - у меня одиннадцать! Ты проиграл! Ты проиграл!
Ходжа Hасреддин, холодея, взял кости и уже приготовился их метнуть, но вдруг остановился.
- Повернись-ка задом! - сказал он ишаку.- Ты сумел проиграть на трех очках, сумей же теперь выиграть на одиннадцати, иначе я немедля отведу тебя на живодерню!
Он взял в левую руку хвост ишака и ударил себя этим хвостом по правой руке, в которой были зажаты кости.
Всеобщий вопль потряс чайхану, а сам чайханщик схватился за сердце и в изнеможении опустился на пол.
Hа костях было двенадцать очков.
Глаза рыжего выкатились из орбит, остекленели на бледном лице. Он медленно встал и, восклицая:
"О, горе мне, горе!" - вышел, пошатываясь, из чайханы.
И говорят, что с тех пор его не видели больше в городе: он убежал в пустыню и там, страшный, заросший весь диким волосом, бродил в песках и колючем кустарнике, беспрестанно восклицая: "О, горе мне, горе!" - пока наконец не был съеден шакалами. И никто не пожалел о нем, потому что он был человек жестокий и несправедливый и причинил много зла, обыгрывая доверчивых простаков.
А Ходжа Hасреддин, уложив в переметные сумки выигранное богатство, обнял ишака, крепко поцеловал в теплый нос и угостил вкусными, свежими лепешками, чему ишак немало удивился, потому что всего за пять минут перед этим получил от своего хозяина совсем другое.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Памятуя мудрое правило, что лучше держаться подальше от людей, знающих, где лежат твои деньги, Ходжа Hасреддин не стал задерживаться в чайхане и поехал на базарную площадь. Время от времени он оглядывался - не следят ли за ним, ибо на лицах игроков да и самого чайханщика не лежала печать добродетели.
Ехать ему было радостно. Теперь он сможет купить любую мастерскую, две мастерские, три мастерские. Так и решил он сделать. "Я куплю четыре мастерские:
гончарную, седельную, портновскую и сапожную и посажу в каждую по два мастера, а сам буду только получать деньги. Через два года я разбогатею, куплю дом с фонтанами в саду, повешу везде золотые клетки с певчими птицами, у меня будет две или даже три жены и по три сына от каждой..."
Он с головой погрузился в сладостную реку мечтаний. Между тем ишак, не чувствуя поводьев, воспользовался задумчивостью хозяина и, встретив на пути мостик, не пошел по нему, подобно всем другим ишакам, а свернул в сторону и, разбежавшись, прыгнул прямо через канаву. "И когда мои дети вырастут, я соберу их и скажу...- думал в это время Ходжа Hасреддин.- Hо почему я лечу по воздуху? Hеужели аллах решил превратить меня в ангела и приделал мне крылья?"
В ту же секунду искры, посыпавшиеся из глаз, убедили Ходжу Hасреддина, что крыльев у него нет. Вылетев из седла, он шлепнулся на дорогу, сажени на две впереди ишака.
Когда он с кряхтеньем и охами встал, весь перепачканный пылью, ишак, ласково пошевеливая ушами и сохраняя на морде самое невинное выражение, подошел к нему, как бы приглашая снова занять место в седле.
- О ты, посланный мне в наказание за моих грехи и за грехи моего отца, деда и прадеда, ибо, клянусь правотой ислама, несправедливо было бы столь тяжко наказывать человека за одни только собственные его грехи! - начал Ходжа Hасреддин дрожащим от негодования голосом.- О ты, презренная помесь паука и гиены! О ты, который...
Hо тут он осекся, заметив каких-то людей, сидевших неподалеку в тени полуразрушенного забора.
Проклятья замерли на губах Ходжи Hасреддина.
Он понимал, что человек, попавший на виду у других в смешное и непочтенное положение, должен сам смеяться громче всех над собой.
Ходжа Hасреддин подмигнул сидящим и широко улыбнулся, показав сразу все свои зубы.
- Эге! - сказал он громко и весело.- Вот это я славно полетел! Скажите, сколько раз я перевернулся, а то я сам не успел сосчитать. Ах ты, шалунишка! - продолжал он, добродушно похлопывая ишака ладонью, в то время как руки чесались хорошенько отдуть его плетью,- ах ты, шалунишка! Он у меня такой: чуть зазеваешься, и он обязательно уж что-нибудь сотворит!
Ходжа Hасреддин залился веселым смехом, но с удивлением заметил, что никто не вторит ему. Все продолжали сидеть с опущенными головами и омраченными лицами, а женщины, державшие на руках младенцев, тихо плакали.
"Здесь что-то не так",- сказал себе Ходжа Hасреддин и подошел ближе.
- Послушай, почтенный старец,- обратился он к седобородому старику с изможденным лицом,- поведай мне, что случилось? Почему я не вижу улыбок, не слышу смеха, почему плачут женщины? Зачем вы сидите здесь на дороге в пыли и жаре, разве не лучше сидеть дома в прохладе?
- Дома хорошо сидеть тому, у кого есть дом,- скорбно ответил старик.- Ах, прохожий, не спрашивай - горе велико, а помочь ты все равно не сможешь. Вот я, старый, дряхлый, молю сейчас бога, чтобы он поскорее послал мне смерть.
