Звонкий надрывался лаем возле одинокого кедра, издали похожего на огромный стог зеленого сена, стоявшего на небольшой покосной елани.
"Ну, конечно, глухаря облаивает, - подумал Семен. - Глухари-то обычно садятся на такие одинокие деревья, с которых, как с каланчи, открывается широкий кругозор. Попробуй подойди к нему, возьми!"
Напрягая зрение, Семен тщательно осмотрел вольно разросшийся кедр. Однако никого на нем не разглядел. А ведь такая крупная птица, как глухарь, не затаится на дереве подобно рябчику. Да рябчика собака и не удержит. Эта птица как заметит собаку, сразу "фр-р", только ее и видели. Тетерев - этот поменьше глухаря, он может не улететь от собаки, она на него будет лаять, а он на нее поглядывать сверху: дескать, что от меня зверюге надо? Но ведь тетерева зимой в одиночку не держатся, они табунятся, собираются большими стаями.
"Так на кого же лает Звонкий?"
В полном неведении, но держа наготове ружье, юный охотник шел на лай, маскируясь за сосенками на всякий случай.
До кедра оставалось каких-нибудь метров сто. И все-таки Семен ничего не мог разглядеть. А Звонкий стоял у дерева, яростно скреб лапами ствол и беспрерывно трубил: гав-гав-гав!
"Да уж не на белку ли он?" - подумал Семен.
Но вот сосняк кончился, прятаться было уже негде. И Семен пошел прямо к одинокому кедру. Не успел он сделать и несколько шагов по открытому месту, как с дерева сорвался, махнул в сторону, вытянувшись в струнку, темно-коричневый зверек. Чуть коснувшись снега, он, взвинчивая хвостом, как пропеллером, стрелой помчался к ближайшему лесу. Звонкий бросился за ним с визгом.
Ружье у парня чуть не выпало из рук, а ноги подкосились. Он долго стоял с раскрытым ртом, потом с яростью сорвал с головы шапку, ударил себя ладонью по лбу:
- Эх ты, разиня!
Придя в себя, парень подошел к кедру. Откуда же все-таки пришла сюда куница? Следы были от сосняка. Надо было вернуться, проверить, почему же он не замечал следов, когда шел к кедру? Однако почти на середине елани следы вдруг пропали, словно зверек появился из-под земли. Не под снегом же он пробирался? Метрах в десяти стояла густая сосеночка. Семен подошел к ней. Снег с ветвей был сбит с двух сторон. Отсюда куница сделала огромный прыжок, а потом побежала к кедру. Осмотрев другие сосенки, Семен понял, что хитрый зверек шел верхом, от сосны к сосне, не оставляя за собой на снегу следов.
Нелегкая штука - добыть такого зверя!
Увлекшись охотой, парень и не заметил, как со стороны горного хребта постепенно надвинулась иссиня-черная туча и стали падать липкие лапчатые снежинки. Потом снежинки посыпались чаще и чаще, и наконец начался настоящий снегопад. Наступали сумерки. Оглядевшись вокруг, Семен сразу затосковал. У него сжалось сердце. В этом глухом лесу, который он видел словно через тюлевую занавеску, он почувствовал себя одиноким, заброшенным. Захотелось скорей домой, в тепло. Он уже хотел повернуть лыжи обратно, кричать, звать где-то замолкшего пса. Однако ему словно кто-то тут подсказал: "Погоди. Ну, пойдешь домой. А что скажет отец, какую рожу скорчит Гошка, когда увидит вместо куницы одну-единственную белку, убитую в живот? Не в голову, а в живот".
Нет, нет! Куда угодно, только не домой. Лучше ночевать в лесу и вернуться потом с добычей, чем возвращаться с пустыми руками.
Это решение немного успокоило Семена. Он все же не один здесь, с ним Звонкий, лучший друг, верный товарищ. Но где же пес? Парень прислушался. Слушал долго, напряженно. Кругом стояла вечерняя тишина, в которой еле уловимо шелестел густой падающий снег. Наконец до слуха Семена донесся лай. Он насторожился. Пес лаял где-то далеко-далеко, в той стороне, где уже наступили сумерки, откуда надвигается ночь.
Ни минуты не медля, юноша побежал на зов собаки, с силой толкая лыжи вперед, обходя густые ельники, выбирая просветы в лесу. С наступлением сумерек, казалось, все деревья плотнее придвинулись друг к другу, обнялись, образовали непроходимую стену, защищаясь от страшной, огромной, наползающей темноты.
Лай собаки становился все ближе и ближе, а ночь - темнее и темнее. Уже в потемках Семен нашел своего пса. Он сидел на снегу, не спуская глаз с высокой сухой березы, и нехотя, с большими паузами, лаял, будто говорил: "Мне уж надоело за нею гоняться".
Семен огляделся. Толстая береза стояла на опушке ельника, чуть выступив на старую лесосеку, поросшую осинником. В развилке двух ее вершин виднелось черное пятно.
"Конечно, тут дупло, - подумал Семен. - Куница, видимо, решила в нем переночевать. Но как ее взять? Говорят, надо бить по стволу дерева тараном: зверя это обеспокоит, и он выскочит из своего укрытия. Но что сделаешь один? Тут надо действовать вдвоем: один таранит, другой ружье держит наготове. Иначе куница улизнет..."
Припав на колено рядом с собакой, которая уже перестала лаять и лишь поглядывала вверх на дупло, Семен спросил:
- И как нам теперь быть, Звонкий?
Собака пошевелила хвостом, чуть повела ушами.
Парень смахнул рукавицей со спины Звонкого белую бахрому. Встал, зябко передернул плечами, снял шапку, сбил с себя снег. Потом начал собирать сучья, валежник, стаскивая все это в кучу на перешеек между ельником и березой. Когда все было подготовлено, он потянулся было за берестой, но тут же отдернул руку от березы. Какое безумство! А вдруг куница услышит, что кто-то шебаршит по стволу дерева, подумает, что лезут за ней, и выпрыгнет. Нет, пусть уж сидит спокойно в дупле до утра. А утром видно будет, что делать. В таких случаях отец говорит: утро вечера мудренее.
Когда вспыхнул костер и розовым неровным светом озарил березу, снег, ельник, сразу вокруг стало веселее. И тут же пришла мысль о еде. Только сейчас вспомнил Семен, что целый день ходил голодный, с сожалением подумал и о том, что не взял с собою хотя бы какой-нибудь тоненькой книжечки из библиотеки "Огонек". Ведь целую ночь придется не спать, караулить пушнину. А у костра можно бы и почитать.
Раскрыв кожаную сумку, он достал из нее мясо, хлеб, грибной пирог, алюминиевую фляжку с молоком. Большой кусок ржанины был предназначен Звонкому. Тот не спеша подошел к хозяину, деликатно из рук взял подачку, вернулся на свое место и принялся за еду, то и дело поглядывая вверх на березу.
За всю ночь Семен, как и Звонкий, не сомкнул глаз. Он сидел у жаркого костра и прислушивался, не зашумит ли зверек на березе. Но кругом стояла совершенная тишина, медленно падали снежные хлопья, кружились над костром и таяли.
Все мысли паренька были сосредоточены на том, как взять зверя, не отпустить. Ведь если кунице удастся выбраться отсюда невредимой, то она снова начнет метаться по лесу, дурачить охотника. А если куница заберется в нору, то оттуда ее уже не достанешь, не выкуришь. Сейчас не лето.
Рассвет наступал медленно и незаметно. Не было ни зари, ни солнца, ни пения птиц. Из серого безрадостного неба беспрерывно валил снег, наращивая шапки на пнях, воротники на шубах елей, опутывая белыми веревками голые осинки. Возле Звонкого, где он лежал, свернувшись клубком и навострив уши, образовалась глубокая снеговая чаша.
По свежему глубокому снегу Семен прошел к собаке и стал наблюдать за дуплом. Стоял долго, не шевелясь, держа ружье наготове. Однако никаких признаков, что зверь находится тут, не было. Молчал и Звонкий, снова присевший на задние лапы, заняв свой боевой пост. Но вот в черной дыре показались короткие маленькие ушки, широкий коричневый лоб и острые хищные глазки.
Звонкий прорычал и начал гавкать. Зверек снова затаился в своем логове. Семен нашел в ельнике тонкую длинную сухару, обломал сучья и ее вершинкой стал бить по березе возле дупла.
Куница как стрела вылетела из дупла, сделала гигантский прыжок на ель, но сорвалась и вместе с лавиной снежных комьев полетела вниз. Звонкий кинулся к ней, подхватил ее на лету, впился зубами в загривок и лапой прижал к земле. Куница пронзительно завизжала.
- Вот она, вот, есть! - вне себя от радости закричал Семен, потрясая зверьком над головой. - Звонкий, ну и молодец! Доконали все-таки. Теперь она наша, наша ведь...
Сняв с тушки шкурку, Семен долго мял ее в руках, мехом прикладывал к щеке, радовался. Ведь это первая в жизни добытая им куница. И пусть теперь Гошка не задирает нос! А мы еще сравним, посмотрим, чья куница больше и бархатистее. Вот эта, моя куница! А у него что? У него не куница, а так, третий сорт.
Потом он повесил шкурку на дерево хвостом вниз, отошел в сторону, взвел курок, нацелился в ушки и выстрелил. Недоумевающий пес вертелся у него под ногами, поглядывая то на шкурку, то на хозяина.
Но парень теперь не обращал никакого внимания на собаку. Он был всецело поглощен своими мыслями.
Спрятав добытую пушнину в сумку, Семен встал на лыжи и молодцевато сказал Звонкому:
- Ну, пес, двинемся домой. Нам тут делать больше нечего. Что было стало наше. Пошли!
По вчерашней заснеженной лыжне идти не было смысла. Наметив направление к дому, Семен пошел снежной целиной. И не прямиком, а обходя густые ельники, крутые ложки. Вначале шел весело, бодро, заломив шапку набекрень, и даже пел, пел о том, что приходило на ум. И не пел, а кричал от переполнивших его чувств. Кричал о том, что в сумке у него лежит дорогая шкурка, она придает ему силы, энергию, толкает лыжи вперед, как мотор на голубом почтовом катере. Брат Гошка позеленеет от злости, когда увидит, что и Семен тоже принес куницу. Теперь в колхозе в большом стойбище станут считать, что на Векшинском стане живут три настоящих охотника. При сдаче шкурок отец непременно скажет: это добыча старшего сына, Семена, а это младшего, Георгия.
