Не будь он так взволнован, он заметил бы смущение Анохова, но теперь только мысль о свидании с Анной занимала его ум.
Анохов сделал попытку скрыться, потом с фамильярной развязностью воскликнул:
– А, Николай Петрович, куда стремитесь?
– Здравствуйте! По делу! – не замедляя шагу, ответил Николай.
Он не шел, а бежал, пока не увидел собора, а за ним кривую Покровской улицы. Здесь он вдруг приостановился. Что он будет говорить с нею? Как? Если действительно это ее письмо, ее желанье, тогда что? Он ни разу не коснулся прошлого, и, как знать, может, он ей противен?
Краска залила его лицо, но вдруг он увидел каменный домик с зеленою крышей, и самообладание покинуло его. В несколько шагов он очутился у крыльца и позвонил. Иван отворил ему дверь и, взглянув на него, сурово усмехнулся.
– Барыня дома? – спросил Николай.
– Дома – с! На веранде! – ответил Иван. «Очевидно, прислуге ничего неизвестно», – подумал Николай, но если бы он обернулся и увидел недоброе лицо Ивана, смотрящего ему вслед, он бы изменил свое мнение. Он быстро прошел пустой холодный зал, столовую и остановился в гостиной, замирая от волнения.
Через раскрытое окно он увидел ее, буквально в пяти шагах от него сидящей на дачном кресле. С книгой на коленях она устремила вдаль мечтательный взор. Нежный профиль ее лица казался нарисованным, золотые волосы короной венчали ее голову; светлое платье плотно облегало ее фигуру подростка, и если бы ее сейчас увидел художник, он нарисовал бы картину под заглавием» Мечта». Кругом было тихо, из глубины сада доносился голосок Лизы.
Николай стоял как прикованный к месту. Нет, не» Мечтой» художник назвал бы картину, а» Грустью». Действительно, пристально всматриваясь в лицо молодой женщины, Николай заметил горькую складку подле губ; увидел, как дрогнули ее ресницы и слеза тихо скатилась по щеке.
Он порывисто толкнул дверь на веранду.
Анна Ивановна выпрямилась в кресле; глаза ее устремились на него со страхом. Лицо побледнело, но через мгновение его залил румянец.
– Вы?! – произнесла она растерянно.
Николай, взволнованный, подошел к ней; лицо его пылало, голос дрожал; он судорожно мял в руках шляпу.
– Я! – ответил он. – Я сейчас получил от вас письмо и хочу знать, по своей воле вы написали его или нет?
Она не произнесла ни звука. Он подошел ближе и продолжал торопливо, сбивчиво свою речь:
– И все равно, если даже сами! Я пришел проститься, потому что не могу же я так уехать и не повидать вас! Не сказать ни слова. Нет, если так… я хочу все сказать, что еще не вылилось у меня с пера. Вы ведь читали меня? Вы знаете, вы одна знаете, чем болит моя душа… и вот…
Анна Ивановна встала и взялась рукою за свою грудь.
– Остановитесь! – сказала она умоляюще. – Я не должна, я не смею слушать. Бога ради!..
В голосе ее послышались слезы. Сердце Николая защемило. Ах, он бы хотел теперь упасть к ее ногам и плакать!
Она оправилась, но голос ее дрожал, когда она заговорила.
– Вы были так добры, когда мы снова с вами встретились, что я успокоилась. Я боялась встречи с вами, но потом оценила вашу деликатность, и мне дорого было ваше общество. Мне казалось, вы понимаете меня и помогаете мне нести мой крест, и мне было легко с вами. Но… люди злы… нашлись, которые вспомнили старое, и мы должны расстаться… Не мучайте же меня! Помогите мне до конца исполнить мой долг!
Кровь кинулась в голову Николая. Он резко топнул и заговорил с горечью:
– Долг! Глупое слово, жупел, придуманный для трусливых людей! Почему это долг? А то, что диктует сердце, – чуть не подлость? Почему вы, я должны страдать, а какой‑нибудь желчный пузырь, моща Кащея, наслаждаться? Вы – подчиняться, он – властвовать? Он?! Которого надо по – настоящему раздавить, как гадину!
Она протянула, словно защищаясь, руку, он же порывисто продолжал:
– Долг! Почему это долг? Кто предписал эти законы? Их выдумали господа для рабов, чтобы те легче переносили свист бича. Но все равно! Я хоть скажу теперь вам все, чем болит мое сердце…
– Николай! – произнесла она умоляюще.
Лицо его вдруг осветилось. Он приблизился к ней.
– Николай! – повторил он. – Как говорила ты это раньше… Я мог отвечать тогда: Аня! Ах, для чего прошло это время! Но я люблю тебя; через всю жизнь одну тебя. Никого, кроме тебя! Увлечения туманили мою голову, я падал, но едва вспоминал тебя, поднимался, и силы росли во мне. Нет, мой гений, мое счастье, скажи, ты думала обо мне? – он уже взял ее руки, отнял их от ее лица и всматривался в ее синие, полные слез глаза.
Она замерла и слушала его как в полусне, и по лицу ее струились неудержимые слезы.
– Зачем ты плачешь? – шептал Николай, приближая к ней свое лицо. – Скажи мне, ты не забыла меня? Любишь? Как могла ты выйти за него?
Они соприкоснулись лицами.
– Милый, всегда, всегда…
Он порывисто обнял ее, но в эту минуту раздался крик девочки.
– Мамочка! Милая!
Николай отпрянул. Анна Ивановна вдруг словно опомнилась и гневно взглянула на него, словно обвиняя его в своей слабости.
– Мамочка! – кричала Лиза. – Там жук! Большой! Поди сюда! – она вбежала на веранду и, увидев Николая, на миг смутилась. Анна Ивановна нагнулась и страстно обняла девочку. Потом, выпрямившись, она взяла ее за ручку и сказала:
– Ну, где жук? Пойдем! Покажи мне его!
Сходя с веранды, она обернулась к Николаю.
– Прощайте! – сказала она ему сухо. Николай стоял как пораженный громом.
Вон она, вся облитая светом, движется по дорожке сада, а подле нее вприпрыжку бежит ее дочь. Вот она скрылась за поворотом и ни разу, ни разу не обернулась.
После всего, что было только минуту назад, и – «прощайте!».
Он вдруг засмеялся и бросился прочь из дома.
Лицо Ивана озарилось мрачной усмешкой, когда он увидел бегущего через комнаты Николая. Он предупредительно распахнул дверь и проводил Николая взглядом, который шел по самому солнцепеку со шляпою в руке, неистово махая руками.
– Вы это откуда? – окликнул его хриплый голос. Николай остановился и увидел Дерунова.
– Вам что за дело? – резко ответил он, еле сдерживаясь. – И как вы смеете заговаривать со мной, вы, который…
Дерунов невольно отшатнулся от него.
– О, о, о, – смог только произнести он и поспешно отошел от Николая. Тот в безумии потряс ему вслед кулаком.
Иван не успел еще затворить дверей и впустил своего барина. Дерунов, торопясь, сбросил с себя пальто, шляпу и прошел в комнаты, а оттуда в сад. Встреча с Николаем не испортила его хорошего настроения.
Он застал в саду жену и дочь, рассматривающих жука, и весело поздоровался с ними.
– Кто был? – спросил он.
Анна Ивановна опустила голову.
– Николай Петрович!
– А! – Дерунов засмеялся скрипучим смехом. – За словесным подтверждением? Ну и отлично, отлично! – Немного помолчав, он добавил: – Завтра едешь и я тоже. Ты покуда в сад, а потом собирайся!
Он повернулся и прошел прямо в кабинет, где присел к письменному столу.
Через несколько мгновений он вызвал лакея и протянул ему конверт.
– Отнесешь Елизавете Борисовне Можаевой. Лично в руки! Понял?
Дерунов закурил сигару и прилег на диван. Мечты создавали ему сладострастные образы…
Николай шел не разбирая дороги, весь отдавшийся вихрю беспорядочных мыслей. То ему казалось необходимым немедленно уехать, то снова увидеться с Анной, объясниться с ней и убедить ее бежать; мысль, что она его любит, вдруг заставляла его счастливо улыбаться, а затем лицо его искажалось злобою, и он сжимал кулаки, вспоминая встречу с Деруновым.
– Куда летишь? – остановил его вдруг на дороге Силин, брат Анны Ивановны, товарищ Николая по гимназии. Он был в чесучовом костюме и широкой соломенной шляпе.
Николай на мгновенье очнулся.
– А, это ты! – сказал он рассеянно. – Здравствуй!
– Да что с тобою? – удивился Силин. – Словно не в своем уме. Ты послушай, что я скажу тебе. Катю Морозову знаешь?
– Пусти! – рванулся от него Николай.
– Вот чудак! – сказал Силин. – Ну, беги. Зайди вечером к сестре. Она уезжает, – крикнул он вслед.
Николай быстро повернул назад и в свою очередь взял Силина за рукав.
– Куда? – спросил он.
– В сад! – беспечно ответил Силин. – Ирод ее приказал ей завтра же ехать. Немедля! Мне велел прийти проводить ее. Самому, вишь, некогда. В Петербург едет! А знаем мы, что это за поездка!
Николая словно закружил вихрь.
– Что знаешь?
Силин засмеялся.
– Захарова, бухгалтера, знаешь? – спросил он.
Николай кивнул.
– Ну, так с его женой едет. Вертлявая бабенка, ну, а он любит…
– Мерзавец! – крикнул Николай. – Я бы убил его! – И, оставив в недоумении Силина, он быстро пошел к реке. Но на пути ему попался Захаров. Терзаемый ревнивыми подозрениями, он раньше срока возвратился со службы.
