там нет никого, кроме меня. Она как капсула времени. Безжизненна, одинока, но полна воспоминаний. И это невыносимо. Если же в ней слышен чей-то ещё голос, время снова начинает идти, а все стены и двери вдруг оживают.
Если Ева снова уйдёт, я больше не переживу этой давящей тишины. А бежать некуда. Поэтому приходится слушать Еву. К тому же, она последняя частичка родителей.
В магазине никого не было. Только работники сновали вокруг, расставляя продукты. Я почувствовала себя не в своей тарелке, поэтому быстро направилась к полкам с мясом. Только вот его там не оказалось. И когда они успели сделать перестановку? Я заволновалась. Мало того, что я здесь одна как перст, из-за чего чувствую себя глупо, так ещё и в магазине заблудилась!
Обойдя зал несколько раз, я накидала каких-то продуктов в корзину, не глядя. Курица нашлась, и я тут же пошла на кассу, желая поскорее вернуться домой. Эти походы так утомляют.
Выйдя на улицу, я быстрым шагом направилась к нужной многоэтажке. Улицы были уже не так пусты – мимо время от времени проходили люди, торопясь на работу, вальяжно прогуливаясь с собаками или пошатываясь, видно, после весёлой ночи. Были слышны и машины, но что-то ещё доносилось до моих ушей. Я остановилась и прислушалась. Это же птицы! Щебечут, поют, воркуют. Да и на улице вдруг потеплело. И как же я могла забыть, что на дворе весна, когда-то любимое, а теперь самое ненавистное время года. Я сжала кулаки, впившись ногтями в мягкие ладони, бросила гневный взгляд на скачущих по деревьям птиц и ещё быстрее пошла к нужному подъезду.
Ева лежала на кровати, разговаривая с кем-то. Увидев меня, она шикнула и захлопнула дверь в мою комнату. Фыркнув, я скрылась на кухне. Назло ей, да и чтобы хоть кто-то страдал, я со всей силы била по куриному филе, наслаждаясь этим. Удар – потому что Еве весело, удар – потому что больно, удар – потому что мама уже больше никогда не приготовил это блюдо по фирменному рецепту.
Вскоре гречка и куриные отбивные оказались на столе. Я позвала Еву, которая уже просто листала ленту Инстаграма. Закатив глаза, она поднялась и села со мной за стол.
Она быстро опустошила тарелку, я же съела лишь кусочек отбивной. Еда застревала в горле, так что я быстро забросила это дело.
– Может поговорим? – предложила я, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. она повторила мой жест.
– О чём? – Ева приподняла бровь.
– Тем много. О будущем и о прошлом.
– Ох, Иветта, я не хочу обо всём этом что-то говорить. – она откинула голову и уставилась в потолок.
– Я просто хочу понять тебя.
– Слушай, я же тебя не донимаю! – недовольно воскликнула Ева. – Ну что ещё рассказывать? Я же уже говорила тебе про Москву.
Возражать было нечего, и я перестала давить на неё.
– Лано, не буду задавать вопросы, хотя их у меня много, – я многозначительно посмотрела на неё. – Только один. А ты… скучала по родителям?
– Немного, – она сморщила нос. – Времени не было, а я бы не сказала, что они сделали много полезного для меня.
– Неправда! – закричала я, стукнув ладонями по столу. – Они любили нас, всё для нас делали!
– Ой, да ну, ни одну дочь воспитать не смогли, да и наследства никакого особо не оставили.
– Неправда, мы жили лучше многих! И они позаботились о нашем буущем! А твои нападки на воспитание – чушь! В том, что ты выросла такой никчёмной, виновата только ты! – вспылила я.
Ева резко подскочила со стула и, быстро преодолев расстояние до моего стула, с силой ударила меня по виску. Я не успела среагировать и застыла на мгновение. Посмотрела на неё полными ужаса глазами, не до конца осознавая, что сейчас произошло.
– А ты-то прям цветочек, идеальная дочь, да? – продолжала она, угрожающе возвышаясь надо мной.
Её лицо исказила гримаса гнева: уголки губ опустились вниз, натянутые словно нитка, брови нависли на глаза, которые уже сложно было назвать глазами, скорее, это были две чёрные щёлки. Лоб прорезала тонкая неровная морщина. Я впервые видела её такой. Мои руки вдруг задрожали, а сердце забилось быстрее.
– Успокойся! – спокойно ответила я, поднимаясь со стула, облокотившись руками на стол.
– Ну уж нет! Ты первая начала! – она толкнула меня в плечо.
Я и не знала, что в такой миниатюрной девчушке скрывается такая сила, достойная бойца.
– Я сказала, хватит! – не уступала я.
Но это разозлило её ещё больше. Она неожиданно накинулась на меня, повалив на пол и вцепилась в волосы. Я сделала тоже самое, а другой рукой начала отталкивать её.
– Отпусти! – кричала я.
– Нет, ты! – вторила она, начав сильнее тянуть за волосы. Я взвыла от боли и начала царапать её ногтями, продолжая держать за волосы. Она тут же начала ловить мою руку, но я не давалась ей. Тогда она снова ударила меня, теперь по руке. Я не уступала. Теперь я поймала её руку, и, пытаясь удержать, смотрела ей в глаза.
– Отпусти! Давай прекратим!
– Сначала ты!
Так мы и лежали. Она надо мной, я под ней. И смотрели друг другу в глаза с настоящей ненавистью. В итоге, я осторожна отпустила её руку и волосы, готовая в любой момент вновь защищаться. С силой откинув мою голову на пол, она опустила мои волосы. Теперь в её руках был клок запутавшихся волос, а у меня всё потемнело в глазах от удара.
Она быстро встала. Я услышала громкий хлопок входной двери. Я осталась лежать на полу, тяжело дыша. Ну вот, хотели подружиться, а в итоге, всё повторялось, а я только испортила отношения снова. Мне действительно стоило говорить не так резко, осторожнее. Но и ей не надо было сразу бросаться в драку.
Я не заметила, как снова по моей щеке побежала горячая слезы. Я перевернулась набок и взвыла. Слёзы шли безостановочно. Родители погибли, сестра стала абсолютно чужим человеком. Почему жизнь так несправедлива! Почему так жестока? Ведь когда-то мы были так дружны. Вместе играли и защищались от мальчишек. А что теперь?
Когда тело перестало вздыматься, а слёзы высохли, я чувствовала себя ещё хуже: жутко разболелась голова, а глаза опухли. Я безучастно, бессмысленно встала и подобралась к одному из шкафов. Встав на стул, я быстро извлекла бутылку вина. Редко у нас дома было нечто подобное, но в этот раз что-то завалялось. Еле как откупорив пробку, я налила вино в первый попавшийся стакан и