моего возраста, боясь посмотреть в нашу сторону, пока мы проезжаем мимо.
— Покажем кое-что твоей ма.
— Что?
— Как мы отлично справляемся втроем. Что я хороший отец. — Свободной рукой он проводит по пустующему креслу трехместного переднего сиденья нашего пикапа.
— А ты знал, что ма собирается выйти за Дидье?
— Если бы знал, то и тебе уже давно рассказал бы.
Моя мать вышла замуж, а я даже ничего не знал. Может, я в тот момент сидел на какой-то заправке в машине, ждал и пытался поймать какую-нибудь волну по радио. А может, она произнесла «да», пока я ехал на велосипеде домой из школы. Или прыгал в ручей. Или читал комиксы.
Я кручу ручку с моей стороны двери, открывая окно, от чего раздается скрип резины.
— Да ведь? — спрашивает па, перекрикивая врывающийся в машину ветер.
— Да! — кричу я в ответ, хоть и не услышал, о чем он спрашивал.
Костяшки его пальцев врезаются мне в левое плечо.
— Брай?
Еще удар. Он так же колошматит по автоматам с газировкой, пока оттуда не вывалится бесплатная банка, и он продолжит меня колотить, пока не выбьет ответ из меня.
— Правда же?
Еще удар.
— А то! — кричу я.
— А то, — повторяет за мной па. Он несколько раз кивнул и еще что-то сказал, но что — я уже не могу разобрать, потому что высунул голову в окно.
Правый ботинок у меня просит каши, оторванная подошва каждый раз зачерпывает горсть песка. Па высадил меня из машины, чтобы я пешком дошел домой и пожарил яйца. Сам он поехал купить картошки фри. В кустах я замечаю какое-то копошение и останавливаюсь. Это серый воробей пытается продраться сквозь листву. Под кустами лежит мусор, из которого торчат осколки плитки для ванной и куча упаковок с рекламными листовками. На колючих ветках болтаются синие лоскуты мусорного мешка, содержимое которого разлетелось. Мне осталось только пересечь небольшой ручей и подняться между кустами терновника. Оттуда я уже чувствую запах бака для сбора стеклотары. Он стоит на повороте с главной дороги на грунтовку, ведущую к нам.
Перед ржавыми воротами стоит какая-то незнакомая машина. Мужчина за рулем посмотрел на меня, отвернулся и уставился себе на колени. Когда я прохожу мимо, он открывает дверь автомобиля и выходит.
— Извини, — обращается он ко мне, — я ищу Мориса.
— Он уехал.
Белая рубашка в голубую клетку, брюки поддерживает плетеный кожаный пояс. Острый нос, редкие темные волосы с проседью. Такие люди редко сюда захаживают.
— Но он ведь тут живет?
— Возможно.
— В каком смысле?
— Зависит от того, зачем он вам.
— Кажется, здесь можно что-то арендовать, — он показывает объявление, которое мы повесили на доске в супермаркете.
— Вы не должны были срывать его.
— О, прости, — он посмотрел на бумажку так, будто только сейчас заметил, что держит ее в руке. — Мне нужно было что-то, на чем можно писать. Я повешу его обратно.
— Но если вы арендуете трейлер, то можете не вешать.
— Если только на какое-то время.
— На какое-то время… — повторяю я вслед за ним. Пауза важнее слов, которые ты произносишь. Это па меня научил. На пассажирском сиденье я замечаю две коробки для переезда. Из-под сидений выглядывает черный экран телевизора. Дяденька в беде. Наверняка может заплатить по полной стоимости.
— На какое время?
— Зависит от того, что здесь есть.
Я пожал плечами и притворно зевнул, чтобы потянуть паузу.
— Думаю, на пару дней… — он бросает на меня косой взгляд. — Думаю, этого будет достаточно.
— На пару дней?
— Но лучше подольше. На пару недель, если возможно. Все это очень неожиданно.
— На пару недель, если возможно…
Я поднимаю вверх брови. Па говорит, повторять — это важно. Тогда кажется, что ты отвечаешь, и твой собеседник думает, что снова его очередь говорить. «В школе тебя ничему не научат. Слушай меня, тогда узнаешь, как с людьми договариваться. А это самое важное. Когда у тебя мало денег, надо чтобы вещи стоили подешевле. Тогда ты сможешь удержаться на плаву, если я вдруг коньки отброшу». Па часто задает вопросы только для того, чтобы самому на них ответить. «Всегда помни: ты бы приехал сюда жить ради вида из окна? Нет, конечно. Те, кто сюда приезжают, не могут позволить себе ничего лучше». Все это я уже знаю наизусть. «У этих людей проблемы, у них нет дома, они не хотят ехать в отель…» У па есть стратегия, как обходиться со съемщиками: делать длинные паузы, думать долго, давая понять, что все не так просто. Озираться по сторонам, тянуть время. «Терпение, только терпение, — повторяет он каждый раз, будто это единственное, чего мне не хватает. — Чем быстрее ты разговариваешь, тем меньше получишь».
Мы прошли несколько метров.
— Может, на месяц.
— На целый месяц?
Я окидываю взглядом окрестности: сараи, трейлеры, транспортные контейнеры и ангары Черного Генри и Жана. Стены с железными заклепками практически целиком скрылись за дровницами, прикрытыми гофрированными листами железа, на которые сверху взгромоздились булыжники, призванные не дать ветру разворотить всю конструкцию. Когда мы только переехали сюда, Жан периодически ездил тоже на каком-то куске железа, но вот уже вторую зиму его скутер «Пьяджо» стоит на сдутых шинах в зарослях крапивы.
— Это непросто, непросто, — тяну я. Мы сдаем только один трейлер, но я веду себя так, словно перебираю в голове все возможные варианты размещения, и медленно отрицательно качаю головой. — Очень непросто.
Мужчина посмотрел на собачью клетку рядом с нашим трейлером. Рико и Рита лают так, словно сейчас легкие наружу выплюнут. Они подпрыгивают и по очереди пытаются схватить зубами прутья решетки сверху. Гости у них не в почете.
Мужчина складывает руки на груди. Он смотрит на меня, но не выпускает собачью клетку из поля зрения.
— А что Морис?
— А что он?
— Мне его подождать? Может быть, он знает, есть ли места?
— Морис — это мой па.
— Как ты думаешь, во сколько примерно он вернется?
Я смотрю на часы у него на запястье, тонюсенькая золотая стрелка плавно скользит сквозь секунды.
— Еще не скоро.
— Может, я тогда в машине подожду? Или ты думаешь, что все равно ничего не выйдет?
— Вам на месяц, так?
— Если возможно.
— Пойдемте со мной. Как вас зовут?
— Эмиль, — отвечает он, явно чувствуя себя немного не в своей тарелке.
В ангаре завизжала болгарка. Генри не видно, только искры летят в темноте во все стороны.
— Я Брайан.
— Ясно. А здесь есть еще дети?
— Не очень много. А что?
— Да так, просто спросил.
— Мне только
