испуганно оглядываясь, направился за ним следом.
— Я боюсь, я очень боюсь. Очень боюсь, — быстро заговорил Кестер. — Очень.
Сафонов разозлился. Глубоко вдохнул через сжатые зубы, резко выдохнул, снова достал спичку, поджег, закурил. Посмотрел в глаза Кестеру.
— Клаус, — медленно сказал он. — Вы сейчас же объясните мне, что случилось. Внятно и доходчиво.
— Да, да, конечно… — Кестер с трудом подбирал русские слова. — Я, как это… Чувствую колпак. Мой поезд уедет рано утром. Я боюсь не дожить.
— Что вы такое несете? Так. Успокойтесь. Сейчас мы поднимемся в квартиру. Я налью вам чаю. Вы подробно расскажете мне все. Если вам так будет удобнее, можете на немецком.
— Да, да. Хорошо. На немецком, так лучше, намного лучше.
Сафонов с досадой бросил недокуренную папиросу, затоптал ее и открыл дверь. Они поднялись по лестнице на третий этаж и вошли в квартиру. Сафонов включил свет.
— Плащ можете повесить здесь, — он кивнул в сторону вешалки.
Через минуту Кестер сидел на кухне за небольшим деревянным столом, а Сафонов подогревал чайник на электрической плитке.
— Итак, — поставив чайник, Сафонов заговорил по-немецки. — Повторяю вопрос: что случилось? Вы пришли к моему дому, это очень глупый, необдуманный и опасный поступок. Чего вы так испугались?
— Понимаете, Гельмут… Я чувствую, что за мной следят. — Кестер тоже перешел на немецкий.
— И пришли ко мне! — Сафонов чуть было не повысил голос от неожиданности. — Отличное решение! Гениальная мысль!
— Нет-нет… Я проверял, сейчас за мной точно нет хвоста, я шел к вам дворами, я специально надел этот плащ и шляпу.
«Только этого не хватало, — подумал Сафонов. — Проверял он, конечно».
— Ладно, — сказал он. — С чего вы взяли, что за вами следят?
— Вы знаете майора Орловского?
— Очень распространенная фамилия. В России наверняка много майоров по фамилии Орловский.
— Этот человек — сущее зло.
— Подробнее.
— Знайте: если вы услышите или увидите где-то его фамилию или, не дай бог, его самого — будьте крайне бдительны и осторожны. Это очень опасный человек.
— Кто это?
Немного успокоившийся было Кестер вновь сильно занервничал, заговорив об Орловском.
— Он похож на свою фамилию… Настоящий орел. Он парит над жертвой кругами, пока она его не видит, а когда видит, становится поздно. Он хватает ее в свои руки и никогда больше не отпустит.
— Только что вы сказали: «если увидите, будьте осторожны». Вы противоречите себе. Как же я буду осторожен, если будет уже поздно?
— Это не важно! — Кестер вдруг сорвался на крик.
— Но-но, успокойтесь. Возьмите себя в руки.
Сафонова раздражала эта паника. Кестер был выше его по иерархии, но сейчас он чувствовал себя в полном праве приказывать.
— Да, да… — Кестер вновь понизил голос. — Сегодня после разговора с вами я увидел запись с фамилией Орловского в книге посещений посольства. Он приходил сегодня. Он приходил вчера. И позавчера. Каждый раз — приходил на пять минут и снова уходил.
— Вы не сказали, кто это.
— Я слышал о нем ужасные вещи.
— Какие? Конкретнее.
— Он демон, настоящий демон. Он следит за мной и будет следить за вами. Он поймает меня, он поймает вас. Поймает меня… — Кестер запустил руку в свои седые волосы. — Гельмут, я старый. У меня дочь в Берлине. Гельмут, я очень боюсь насилия. Если они будут бить меня, я сдам всех, понимаете?
Волна злобы захлестнула Сафонова, но он не подал виду. Он сглотнул слюну, подошел вплотную к столу и четко, медленно проговорил, глядя прямо в глаза:
— Клаус. Знаете, что сделал бы на моем месте другой разведчик после ваших последних слов? Знаете? Да, знаете. Он убил бы вас. Прямым выстрелом в лоб. Прямо здесь, за этим столом. А затем покинул бы эту квартиру.
Глаза Кестера расширились от ужаса, но Сафонов быстро продолжил:
— Но я не сделаю этого. Я очень хорошо знаю вас. Я помогу вам. Более того: когда все закончится, я никому не расскажу об этом эпизоде. Но для этого, снова прошу вас, очень прошу: возьмите себя в руки. Немедленно. Возьмите. Себя. В руки. В конце концов, вы же дипломат.
Кестер опустил голову и на некоторое время замолчал. Затем ответил совсем тихо:
— Я не дипломат, Гельмут. Я шпион. Как и вы. А вы знаете, что они делают с немецкими шпионами.
— В первую очередь вы солдат невидимой армии фюрера, — отчеканил Сафонов. — Так и ведите себя как солдат. Не время распускать нюни: вы этим ничем не поможете.
Вода закипела. Сафонов наполнил заварочный чайник, поставил на стол два фарфоровых блюдца и чашки. Кестер молчал.
В полной тишине Сафонов разлил чай, поставил на стол сахарницу с щипцами, уселся на стул напротив Кестера и заговорил спокойно и мягко:
— Я понимаю, Клаус, что я сейчас не добьюсь от вас подробной информации. Я не буду ее добиваться. Для меня и для вас сейчас самое главное, чтобы вы успокоились и не делали глупостей. Вижу, вы очень напуганы и боитесь за свою жизнь. Что уж поделать, такая у нас работа. Поэтому мы поступим следующим образом. — Он сделал глоток горячего чая. — У меня есть здесь хорошие знакомые.
Проверенные люди. Они заведуют гостиницей неподалеку отсюда — пятнадцать минут ходьбы. Они могут помочь в случае проблем. Сейчас я отведу вас в эту гостиницу и поселю в номер, представив вас как своего друга. Никаких вопросов они не будут задавать. Более того: я попрошу их, чтобы они вызвали вам такси в… Во сколько у вас завтра поезд?
— В полдень, — глухо отозвался Кестер.
— Чтобы они вызвали вам такси к одиннадцати утра. Они доедут до вокзала вместе с вами и проследят, чтобы вы сели на поезд. И я удостоверюсь завтра, что вы так и сделали. Вы поняли меня?
— Да. Да, да, — закивал Кестер, дрожащими руками поднося к губам чашку. — Спасибо вам.
Сафонов понял, что его гость успокоился. Он не наврал: его знакомые действительно заведовали гостиницей на Фрунзенской набережной. К ним можно было обратиться в случае проблем, чтобы переночевать в номере. Однажды Сафонову пришлось воспользоваться их гостеприимством, поэтому он знал, о чем говорил. Вопросов они действительно не задавали. Они знали его как Виталия Воронова.
— Допивайте чай, дружище. Если хотите, могу налить еще. И пойдем, время уже позднее. Все будет хорошо, Клаус. Обязательно.
«Все будет хорошо», — думал он.
* * *
Москва, 13 июня 1941 года, 01:40
Сафонов вернулся домой далеко за полночь — невероятно уставший и злой. Состояние Кестера беспокоило его;
впрочем, он оставил его с надежными людьми. Они точно проследят, чтобы с ним ничего не случилось. А
