Сыроежкина. А потом каждый месяц платил за то, чтобы Электроник спал с телефоном в руках и всегда, в любое время суток сразу отвечал на звонки Стального. А также за то, что Электроник очень быстро научился быть Сыроежкиным: имитировать манеру речи, походку, мимику и даже лёгкую хрипоту, которая всегда была слышна в голосе Стального, но напрочь отсутствовала у него самого.
Конечно, полностью заменить Стального он бы не смог. Даже близнецов можно различить, если привыкнуть к ним и как следует всмотреться. Поэтому Стальной больше полагался на помощь профессиональных гримёров, которые умели работать с пластическим гримом. Два года назад Стальному помог гримёр, который делал грим для всех советских сказок на "Мосфильме". А когда он вышел на пенсию, его заменил Одуванчик.
И сейчас Электроник — точная копия Стального — непринуждённо ел, пил улыбался, беседовал с уважаемыми бизнесменами. И если кто-то захочет обвинить Стального в убийстве Аль-Ваффы, то ничего не сможет доказать. Потому что у него железное алиби.
У пластического грима был только один недостаток: он был недолговечным. Начинал течь и отслаиваться от яркого электрического света и влажности в течение двух часов осенью и зимой, и часа летом. Теплая итальянская осень больше походила на российское лето. Поэтому Стальному нужно было всё провернуть максимум за полтора часа. Он опоздал на шестнадцать минут. И Электронику, который почувствовал, что силиконовые накладки на лице начинают отслаиваться, пришлось выйти в туалет и там закрыться, чтобы никто ничего не заметил.
— Так, всё, вытаскиваем страдальца, — Ёптафер зажал в лапищах телефон и набрал номер. — Электроник, давай до дому, до хаты, только осторожнее на заборе. Там, под плющом, колючая проволока. Портки не порви, когда будешь перелазить. А то Стальной ослепит бизнес-партнеров голой задницей.
Стальной приоткрыл дверь фургона. Через несколько минут он увидел Электроника, который спрыгнул с забора вниз и помчался к фургону.
— Мать моя! Как же чешется! — он влетел в фургон и схватился за лицо, пытаясь оторвать силиконовые накладки.
— Не смей! — вскрикнул Одуванчик. — Сейчас вместе с кожей снимешь. Дай я. У меня специальный крем есть, — он выжал жирный белый крем из флакона на бумажный платок и подошёл к нему. — Вот так, осторожненько, плавненько, — приговаривал он, снимая слои силиконовых накладок. — Ну вот скажи мне: почему нельзя за лицом поухаживать? Посмотри на меня! Кожа, как у младенца попка. А у тебя что, жлобина? Как задница макаки! А потому что я яишенку когда жарю — желточек на лицо мажу. Потом салатик режу — огурчик на щечки. Ну это же нетрудно совсем! Если мать-природа не дала, как мне, быть сразу умным и красивым, так нужно же ей помочь!
— Да снимай уже, — простонал Электроник. — Молча снимай! Ты что это всё клеем "Момент" присобачиваешь?
— Хам! — возмутился Одуванчик. — Это же тончайший грим! Поэтому на твою жлобскую морду и не ложится. А если ложится, то потом жжется. Природу не обманешь!
— Давай помогу раздеться, — Стальной начал расстегивать на Электронике рубашку и брюки.
— Ух, мальчики, ну вы и жжёте! — выдохнул Одуванчик. — Можно я между вами полежу, когда вы раздеваетесь? Ух, жара!
— Ты у меня сейчас ляжешь навсегда, — пригрозил ему Ёптафер.
— Да ты всё обещаешь, милая, когда я давно уже готовая, — пропел Одуванчик, снимая последнюю накладку с лица Электроника. — Всё! Сейчас освежающую и заживляющую масочку сделаю, чтобы морда от красноты отошла.
Стальной быстро оделся и собрался уже выйти из фургона.
— Куда? — вдруг басом рявкнул Одуванчик, лопаточкой накладывая цветную глину на покрасневшее лицо Электроника. — А волосы? А одеколон? — он схватил щетку для волос и причесал Стального.
— Забыл про одеколон, — смущенно пробормотал Стальной. — Ты прав.
— И чему вас только учат в этой вашей конторе? — Одуванчик вытащил из серебристого чемоданчика одеколон и опрыскал Стального. — Все Штирлицы валятся на мелочах! Вот одеколон и есть такая мелочь, — он оглядел Стального, поправил на нем пиджак и удовлетворено кивнул: — Иди уже. Пока я за тебя замуж не вышел!
Стальной выпрыгнул из фургона, добежал до бетонного забора, вскарабкался на него и спрыгнул в сад. Вот теперь можно выдохнуть. Всё! Он быстрым шагом направился к дому.
17 глава. Высшее проявление любви
Аня
В Москву я прилетела одна. Рухама проводила меня в аэропорт, но сама осталась в Италии. Ей необходимо было закончить дела.
— С тобой свяжутся в Москве, девочка, — прошептала она, крепко обняв меня напоследок. — Не волнуйся. Просто отдыхай.
— А Стальной не летит? — поинтересовалась я.
— Летит, но другим рейсом. Всё сложно пока. Ну, долгие проводы — лишние слезы. Не прощаюсь, — Рухама шутливо хлопнула меня по попе и быстро пошла к выходу.
— Милая моя, я так волновалась! — бабушка крепко обняла меня и всхлипнула. — Что ж ты не предупредила? Я бы тесто на пирожки поставила бы. Твои любимые, с капустой. Здесь были люди из…
— Я знаю откуда они, бабушка. Давай не будем об этом, — я прижалась лицом к морщинистой, тёплой, родной щеке и мне стало так хорошо, как в детстве.
— Ладно, об этом не будем, — согласилась бабушка. — Я о другом. Как твой этот Железный Феликс?
— Он не мой, ба. И вообще ничей.
Я оглядела нашу маленькую квартирку. Несколько дней назад я уезжала отсюда, полная надежд на счастье. На байке, за спиной любимого мужчины. И на ветру громко хлопали мои крылья. А теперь ничего этого нет. И мужчины нет. И надежды нет. После полета начались будни.
— Чаю? — спросила бабушка.
Я молча кивнула и пошла в свою комнату. Меня встретили учебники, разложенные на столе. Мой маленький мир, который вдруг оказался таким кукольным и ненастоящим. Мои проблемы, обычные для каждой студентки: экзамены, курсовые, зачёты. Черт! Завтра же зачёт. А я совсем забыла. Еще тема скользкая: права человека в международных отношениях. Ага. Видели мы уже и права человека, и международные отношения. Своими глазами видели. Кто вообще пишет эти учебники? Люди, полностью оторванные от темы? Достало их вранье. Но врать на зачёте придется. Повторять эту ерунду, что там написана. Я открыла учебник. Меня душили слезы. Нет, я не буду плакать. Буду продолжать жить, как раньше. До того, как познакомилась со Стальным.
Бабушка вошла в комнату с подносом и поставила его прямо на учебник. Достала из кармана домашнего платья платок и вытерла мне слезы.
— А ну-ка рассказывай! — потребовала она.
— Ба, я не могу.
— Понимаю, что всё рассказать нельзя. Да и меня не интересуют интриги и секреты. Хочу знать, что здесь, — она прикоснулась к моей груди. — Ты
