по слогам, произнес:
— Я тебе не нужен. Тебе нужен мальчик-ровесник с такими же интересами, с жизнью, которая впереди.
— Да откуда ты знаешь, что мне нужно? — закричала она. — Почему ты считаешь, что знаешь всё лучше меня? Почему ты всё и всегда решаешь за меня? — она уперлась руками в его грудь.
Лучше бы она этого не делала! Эти тонкие пальцы обожгли его сквозь рубашку. И он почувствовал, как трескается скорлупа покоя и равнодушия, которую он с таким трудом нарастил на сердце. Он схватил ее руки, оторвал от груди и крепко сжал.
— Да потому что я — диктатор! — закричал он. — Деспот! Тиран! Мне начхать на всю эту розовую белиберду об отношениях! Назад дороги не будет. Тебе нужно будет всё делать, как я велю. Всегда! Для вопросов и сомнений не будет места. Покоя тоже не будет. Мы не будем гулять в парках. Мы не будем отмечать праздники вместе, потому что меня, скорее всего, не будет рядом. Ты будешь жить между странами и городами. И если приготовишь ужин, а я позвоню, что еду домой, то могу не доехать до дома, а оказаться в другой стране.
— Я выдержу, — прошептала она. — Я к этому готова.
— Глупая девочка, — разозлился Стальной, — тебе так только кажется. Ни одна женщина не выдержала. Меня проклинали, потому что меня нельзя фотографировать для вашего этого Стограмма. И показывать подругам тоже нельзя.
— А мне плевать на всё. Просто будь со мной! — закричала она в ответ. — Может быть, я хочу в тюрьму к невыносимому диктатору? Ну захвати же меня, сволочь! Я знаю, что ты за меня боролся и рисковал. Почему же ты сейчас уступаешь? Не смей за меня не бороться! Не смей уступать! — она громко зарыдала и начала бить его кулаками в грудь. — Не смей играть со мной! Не смей! Не смей! Ненавижу твою эту чертову сталь! Ненавижу твою скорлупу. Ненавижу тебя и себя!
Умница! Продолжай ненавидеть. А ты, Стальной, будешь любить за двоих. Молча. Тихо. Когда никто не видит. Только не уступай, чебурашка! Просто не уступай!
— Не смей! — ее голос прервался, потому что пересохло в горле.
Она подошла к столику, схватила стакан, отпила пару глотков, поставила его на столик, но промахнулась. Стакан упал и разбился. Плача, она села на колени и принялась собирать осколки. Ее руки дрожали. Она взяла крупный осколок, он выскользнул из ее пальцев и порезал запястье. Алая кровь заструилась по руке Ани. Она вскрикнула и прижала запястье к губам, слизывая кровь.
Стальной бросился к ней, опустился на колени, осторожно взял ее кровоточащую руку. Нет, ей не должно быть больнее, чем ему! Потому что забрать чужую боль можно только одним способом: сделать самому себе больнее.
Стальной подобрал с пола осколок и полоснул по своей руке. Аня закричала:
— Что ты делаешь, псих? Зачем?
— Мне должно быть больнее, чем тебе, — прошептал он, целуя ее руку.
Он вбирал губами эти алые капли на персиковой коже. Он слизывал их. Он готов был принять от нее всё. Его кровь смешивалась с ее кровью. Он поцеловал Аню и на ее губах остался кровавый след. Он сгрёб осколки в сторону. Схватил лежащий на диване пиджак, бросил его на пол и опрокинул Аню на спину. Он взял ее тонкие руки и соединил их наверху, держа одной рукой. Второй рукой он поднял белую футболку, запачканную алой кровью. Он целовал ее всю: мягкие губы, трогательную маленькую грудь, родинки на бедре, плоский впалый живот. Скользя рукой вниз, он прикоснулся к главному. Аня протяжно вздохнула. Стальной поднялся над ней руках, впиваясь взглядом в ее лицо. Он хотел спросить: можно ли? И передумал. Даже если она внезапно скажет: "Нет!", он не послушает. Они давно прошли порог согласия.
Она только что сказала, что готова стать игрушкой тирана. Она не знала, что тиран будет лежать у ее ног, как верный пёс. Следить за ней ежечасно и ежеминутно, как голодный волк. Мучить и любить до беспамятства. Ругаться и мириться. Не уступать ей ни в чем и успокоенным зверем замирать у неё на коленях. Он боялся сделать ей больно. Боялся истоптать эту нежность, которую пока не видел ни один мужчина. Он никогда в жизни не был так осторожен.
И вдруг она попросила:
— Не жалей меня, Стальной!
И он не пожалел. Его девочка всегда будет получать то, что хочет. Она хочет Стального, она его получит! Он ворвался в нее так же стремительно, как она ворвалась в его жизнь. Он слушал её стоны, ловил каждый вздох и думал, что там, наверху, кто-то очень его любит, если после стольких лет горя послал ее. Бог снова захотел услышать свое имя. Не от Стального. От Ани.
— Боже! — шептала она.
И Стальной любил ее без устали. Он забыл про время и пространство. Он забыл про боль и потери. Он впервые за много лет забыл себя самого, растворившись в ней. И где-то там, далеко на радуге, умиротворенно и успокоено улыбнулась его Янка, зная, что вручила Стального в маленькие, но надёжные женские руки.
Аня
Стальной так меня вымотал, что я незаметно задремала и увидела сон. На мокром асфальте лежала женщина. Ее тело было очерчено мелом, а лицо прикрыто свадебной фатой. Я думала, что она мертва. Но она вдруг подняла руку, сорвала с себя фату и бросила в меня.
— Кто вы? — спросила я, поймав фату.
— Меня зовут Яна, — ответила она. — Я его первая настоящая любовь, а ты — последняя. Сбереги его ты, если я не смогла, — прошептала она и исчезла.
Лишь очерченный мелом силуэт начал бледнеть на мокром асфальте.
Я проснулась, еще ощущая тонкий материал фаты в своих руках. Рядом, на кровати, повернувшись ко мне спиной, спал Стальной. Я погладила его широкую и мускулистую спину. Тихонечко, чтобы не разбудить, поцеловала три следа от пуль. Смешной. Он думает, что диктатор это он. Потому что не знает главного: это я — диктатор. Обниму его руками и ногами и никуда не отпущу. Никому не отдам! Потому что он мой любимый шпион. Не Джеймс Бонд, нет. Он — лучше. Седой. Стальной. Мой!
Конец
