они пропускают их через себя, впускают прямо в души, которые постепенно угасают, как светлячки, хотя все еще живы. Некоторые Обреченные подпевают нам, и я уверен, что, если бы здесь можно было пользоваться зажигалками, все бы их сейчас достали. Кто-то плачет, кто-то улыбается с закрытыми глазами, и я надеюсь, что в этот момент все они вспоминают только самое лучшее.
Целых восемь минут мы с Руфусом поем о терновом венце, распитии виски, о потерянном в космосе поколении, о заклинании Сатаны, девушке, которая пела блюз, о дне, когда умерла музыка, и о многом-многом другом. Песня заканчивается, я перевожу дух и вдыхаю гром аплодисментов, вдыхаю любовь публики, которая дает мне силы схватить за руку Руфуса, пока тот отвешивает поклоны. За руку же я увожу его со сцены и, когда мы оказываемся за кулисами, смотрю ему в глаза, а он улыбается, как будто знает, что сейчас произойдет. И он совершенно прав.
Я целую парня, который подарил мне жизнь в день, когда мы оба должны умереть.
– Наконец-то! – говорит Руфус, когда я позволяю ему перевести дыхание, и теперь уже он целует меня. – Чего ты так долго ждал?
– Я знаю, знаю. Прости. Я знаю, что времени терять нельзя, но я должен был убедиться, что ты именно такой, каким мне показался. Твоя дружба – это лучшее, что принесла мне смерть. – Никогда бы не подумал, что найду того, кому смогу сказать такие слова. Они общие – и в то же время очень личные, словно тайна, которой хочется поделиться со всем светом, и, по-моему, именно это чувство мы все ищем. – И даже если бы я так и не поцеловал тебя, ты уже подарил мне жизнь, о которой я всегда мечтал.
– Ты тоже мне помог, – говорит Руфус. – Блин, в последние месяцы я ходил такой потерянный… Особенно вчера ночью. Я ненавидел свои сомнения и свою озлобленность. Но ты подставил мне самое крепкое в мире плечо и помог снова найти себя. Эй, ты сделал меня лучше.
Я хочу снова поцеловать его, но его взгляд вдруг ускользает куда-то за пределы сцены, в толпу посетителей. Руфус сжимает мою руку.
Его улыбка становится шире.
– А вот и плутонцы.
Хоуи Мальдонадо
17:23
Хоуи Мальдонадо позвонили из Отдела Смерти в 2:37, чтобы сказать, что сегодня он умрет.
Тяжелее всего эту новость восприняли 2,3 миллиона его подписчиков в твиттере.
Большую часть дня Хоуи провел в своем гостиничном номере, за дверью которого дежурила команда вооруженных охранников. Слава подарила ему эту жизнь, но сохранить ее она не сможет. Единственными людьми, которых впустили в номер, были его адвокаты (им нужно было составлять завещание) и его литературный агент (чтобы подписать контракт на следующую книгу прежде, чем Хоуи сыграет в ящик). Забавно, что у книги, которую он не писал, будущего даже больше, чем у него самого. Хоуи отвечал на телефонные звонки коллег по сценической площадке, поговорил со своей двоюродной сестричкой, чья популярность в школе напрямую связана с его успехами, с другими адвокатами и своими родителями.
Родители Хоуи живут в Пуэрто-Рико, куда они вернулись после того, как карьера Хоуи стремительно пошла в гору. Хоуи отчаянно хотел, чтобы они остались в Лос-Анджелесе, где он теперь живет, предлагал им оплачивать все счета до одного, разрешал транжирить деньги на покупки, но любовь его родителей к Сан-Хуану, где они познакомились, оказалась сильнее. Хоуи не может равнодушно думать о том, что его родители, хотя и будут разбиты горем, все же спокойно без него проживут. Они уже привыкли жить без него, следить за его жизнью издалека – как фанаты.
Как незнакомцы.
Сейчас Хоуи находится в салоне автомобиля еще с двумя незнакомками. Это журналистки из газеты «Инфинит Уикли», которые берут у него последнее интервью. Он делает это только ради поклонников. Хоуи знает, что, даже проживи он еще десять лет и выверни он душу наизнанку, всего, что он может о себе рассказать, никогда не будет достаточно поклонникам. Фанаты жаждут «контента», как выражаются его пиарщики и менеджеры. Каждую новую прическу. Каждую новую обложку журнала. Каждый твит, и неважно, сколько в нем опечаток.
Ночью Хоуи запостил твит с фотографией своего ужина.
И последний твит он тоже уже разместил: «Спасибо за эту жизнь». И прикрепил селфи, на котором улыбается.
– А с кем вы сейчас собираетесь встретиться? – спрашивает женщина постарше. Кажется, Сэнди. Да, Сэнди. Не Сэлли, как самый первый его агент.
– Это вопрос из интервью? – спрашивает Хоуи. Каждый раз, когда он разговаривает с журналистами, его ответы не требуют никакой концентрации, поэтому обычно он копается в телефоне и листает ленту в твиттере или инстаграме. Но сегодня справляться с обрушившимся на него потоком любви, включая несколько сообщений от автора книг про Скорпиуса Готорна, в десять раз сложнее, чем обычно.
– Возможно, – говорит Сэнди и поднимает диктофон. – Как сами решите.
Хоуи хочет, чтобы его агент была сейчас рядом и сама отбивалась от подобных вопросов, но он собственноручно выписал ей большой чек, отправил ей в гостиничный номер и посоветовал держаться от него подальше, как будто его поразил какой-нибудь заразный зомби-вирус.
– Я пас, – говорит Хоуи. Никого не касается, что он едет к лучшей подружке детства и своей первой возлюбленной, Лине, которая специально прилетела из Арканзаса, чтобы повидаться с ним в последний раз. К девушке, которая могла бы быть ему больше, чем просто подругой, если бы он не жил в свете прожекторов. К девушке, по которой он когда-то так сильно скучал, что писал ее имя по всему городу, на платных таксофонах и журнальных столиках, но никогда не подписывался. К девушке, которая выбрала спокойную жизнь с любимым мужем.
– Очень хорошо, – говорит Сэнди. – Каким достижением вы больше всего гордитесь?
– Моим творчеством, – говорит Хоуи, еле сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Вторая журналистка, Делайла, смотрит на него так пристально, будто видит его насквозь. Хоуи, возможно, почувствовал бы неловкость, если бы его не отвлекали красивые волосы девушки, напоминающие северное сияние, и свежая повязка на голове, прикрывающая рану, как у Скорпиуса Готорна.
– Где бы вы сейчас были, если бы не роль в «Болоте драконов»? – спрашивает Сэнди.
– В буквальном смысле? В Сан-Хуане рядом с моими родителями. В профессиональном… Кто знает.
– Вопрос получше, – встревает Делайла. Сэнди зла, и Делайла перекрикивает
