улыбке, и он склоняет голову. Сердце принимается за работу с удвоенной скоростью, новый вдох кажется спасительным и свежим, будто я очутилась в горном лесу возле ручья и все-таки стала монахом, познав счастливый дзен. Это он, тот самый знак. Делаю крошечный шаг вперед и упираюсь лбом Елисею в грудь, приложив чуть больше усилий, чем следовало бы. В ответ мне прилетает порывистый толчок от его усмешки, а после звучит веселый голос:
– Ну и что это?
– Я тебя обнимаю.
– Правда? А похоже на то, что ты собиралась прописать мне хорошенько с головы, но плохо прицелилась.
– Это два в одном.
– Вот как? И чем же я такое заслужил?
– Тем, что мучаешь меня всю неделю.
– Я? А ты ничего не перепутала? Это ты запретила мне все на свете.
Закрываю глаза и вдыхаю легкий аромат туалетной воды, которым пропитана его рубашка. Свежий, чистый, умиротворяющий. Знакомый и приятный, как утро в лесу.
– А теперь разрешаю, – шепчу я.
Мои слова тонут в гуле голосов, но Елисей точно их слышит, потому что его ладони опускаются на спину и прижимают меня к теплой груди.
– Ну, наконец-то, – с облегчением и тонким уколом недовольства выдыхает он.
Поворачиваю голову, прижимаясь щекой к его плечу. Несмело поднимаю руки и крепко обнимаю Елисея в ответ. Сомнения тают, тонкие ручейки переживаний утекают и исчезают без следа. Я всю неделю с ума сходила, а нужно было всего лишь сделать шаг. И уже не важно, где мы, видят ли нас и что думают. Мне хорошо. Так хорошо, что хочется смеяться в голос. Катя в очередной раз оказалась права. Еще немного, и я должна буду поставить ей памятник.
– Я уже не верил, что дождусь.
– А если бы не дождался?
– Тебе не понравится мой ответ.
– Все равно скажи.
– Пришлось бы попросить рыжую придумать для меня план преследования.
Смеюсь, выпутываясь из объятий, и отступаю, поднимая голову.
– Сева хочет увидеться со мной сегодня, – говорю я. – Сказал, разговор очень важный и он касается тебя.
– И? – сухо спрашивает Елисей.
– Что «и»? Тебе все равно?
– Кто такое сказал?
Взмахиваю указательным пальцем у него перед носом:
– Твое каменное лицо!
Елисей перехватывает мою ладонь и медленно ее опускает. В его глаза заползает ночь, поглощая звездное сияние.
– Ты хочешь, чтобы я запретил тебе общаться с ним?
– Нет, я…
– А потом ты все равно пойдешь, но втихую, чтобы не узнал. Где логика?
– Я не об этом!
– Тогда о чем? Лана, мне офигеть как трудно понять тебя, поэтому будь добра, объясни, что у тебя в голове?
– С чего ты взял, что я пойду втихую?
– Ты слишком любопытная, чтобы отказаться.
– А ты… ты…
Елисей приподнимает брови и сверкает недобрым взглядом:
– Ну что? Говори.
Смотрю в потолок и прискорбно вздыхаю. И почему мы все время ссоримся? Может, мы несовместимы?
– Ты совсем меня не ревнуешь, да? – спрашиваю я с нескрываемой обидой.
– А эта информация откуда? Черт возьми, Лана, ну где ты все это берешь? Сама придумываешь или рыжая подкидывает, показывая примеры из романов?
Елисей отворачивается, и до меня вдруг отчетливо доходит, что сомнения, терзавшие меня последние дни, едва ли мои собственные. Хлопаю ресницами, словно выхожу из транса, Елисей кажется не на шутку взбешенным. Челюсть напряжена, глаза злющие, как у черта. Он такой же, как я, и чувствует то же самое. Беспомощность, непонимание и волнение из-за того, что все идет наперекосяк. Мы стоим в одном углу и мешаем друг другу выбраться.
– Прости, я просто… – бормочу растерянно, судорожно подбирая слова.
Елисей переплетает наши пальцы и притягивает меня ближе, заставляя запрокинуть голову, чтобы оказаться лицом к лицу.
– Если я скажу тебе не ходить, ты не пойдешь?
– Что Сева хочет мне рассказать?
– Видишь, – усмехается Елисей. – Я же говорил.
– Расскажи сам, и я не пойду.
– Откуда мне знать, что именно Сева собирается тебе рассказать?
– Там есть из чего выбирать?!
Елисей задумывается на мгновение, а после показывает мне ту самую сумасшедшую улыбку, которую я видела в «Золотой рыбке»:
– Я никого не убивал, все остальное правда.
– Это должно меня успокоить?!
– Не хочу тебе спойлерить свои темные стороны, будет неинтересно.
Да он смеется надо мной! Шутник чертов!
– А тебе, я смотрю, весело?
– Почему у тебя веки опухшие? Плакала или выпила на ночь слишком много воды?
– Не уходи от темы! – взвинченно вскрикиваю я. – Что мы будем делать с Севой и со всем остальным?!
– О-о-о… Так мы наконец-то команда?
– Да!
– Очевидно, что тебе придется пойти.
– Это может быть провокацией.
– Скорее всего, – кивает Елисей. – Он мог поговорить с тобой сразу после игры, но ждал неделю. Это подозрительно.
– И правда. Как ты это делаешь?
– Что именно? Разумно мыслю? Вряд ли ты поймешь, это врожденное.
Хлопаю его по плечу, но не чувствую злости. Кажется, у меня начинает вырабатываться иммунитет к его подколкам.
– Как ты заставляешь меня принимать быстрые решения и говорить необдуманную правду? – спрашиваю я, подобрав точную формулировку, к которой невозможно докопаться.
– Когда ты бесишься, то становишься предельно честной и с окружающими, и с собой.
– А рядом с тобой я всегда бешусь, – говорю я, закатывая глаза.
– Именно.
– Может, Буся права и манипулятор все-таки ты?
– Твоя бабушка так сказала? – удивляется Елисей.
– Подруга. Не волнуйся, она не местная и никого здесь не знает.
– Так ты шабаш устроила, чтобы меня обсудить? И какой вердикт?
– Решили, что ты тот еще засранец.
– Тогда почему ты подошла?
– Ты знаешь почему, – я смущенно отвожу взгляд.
– Нет, не знаю. Лана, у меня есть столько же подозрений насчет тебя, как у тебя насчет меня, но я не верю, что ты в этом замешана. Не хочу в это верить, хочу тебе доверять. Ты сказала, мы команда, но взаимно ли мое доверие, вот в чем вопрос?
Шепот нескольких голосов шумит в ушах. Буся, Катя, Сева, папа. Они все мне что-то говорят и советуют, объясняют и пытаются донести, но я выключаю звук в один щелчок и отвечаю своим голосом:
– Да.
Звонок на урок разлетается волнующей трелью. Слышится быстрый топот нескольких десятков ног, а я не могу оторвать взгляд от сияющих темных глаз, которых едва-едва касается челка. Елисей не врет мне. Я это знаю. Просто знаю.
– Встретимся после уроков, – говорит он, ослабляя хватку на моей руке.
Его пальцы соскальзывают с моей ладони, но я хватаюсь за них крепче, приподнимаясь на носочки. Порывисто целую Елисея в щеку и, пока не сгорела со стыда, убегаю на урок. Маленькая месть за все
