или двусмысленных моментов, которые не были бы в мою пользу.
Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
– Если вы подпишете это сейчас, у вас будет палочка-выручалочка на случай, если кто-то потом попытается вас уволить.
Но разве не была она здесь единственной, кто мог меня турнуть? А раз так, зачем ей увольнять меня после предложения договора?
Я хотела спросить об этом, но ее ответ меня опередил:
– Вы отличный педагог, и Миллстонской академии очень повезет, если вы у нас останетесь. Я не намерена позволять кому-то диктовать мне, какие решения я могу и не могу принимать, нанимая на работу учителей. У вас хорошие рекомендации, и я вижу, что причин сомневаться в вас нет.
Моя мать… Это она пыталась принудить ее меня уволить. Так вот как она собиралась заставить меня пожалеть о моем непослушании! Просто отнять у меня работу, которую я любила и с которой справлялась. Чисто в наказание!
Я схватила ручку со стола мисс Глэдвелл и подписала контракт. Даже окажись в нем секретный пункт о продаже дьяволу моей души, мне было все равно. Было приятно осознавать, что директриса на моей стороне и что теперь я буду защищена от любых посягательств матери.
А кто еще это мог быть? Кто, кроме нее, мог этим заниматься? Мои родители не были спонсорами этой школы, а мисс Глэдвелл не любила, когда ей говорили, что делать, – вот два решающих обстоятельства, которые стоило иметь в виду.
Я вернула договор мисс Глэдвелл, которая тоже подписала его, встав затем и пожав мне руку.
– Поздравляю вас с официальным вступлением в должность преподавателя в Миллстонской академии, мисс Хантингтон.
Я с трудом удержалась, чтобы не стиснуть ей руку изо всех сил от нахлынувшей благодарности.
Вернувшись в спортзал, я увидела Шей и Делию. Но в тот же миг поняла, что первым человеком, с которым я поделюсь своим счастьем, должен быть Тайлер. Я поспешила к нему, и его улыбка при виде меня была подобна первым лучам поднимающегося на рассвете солнца.
– Что же там стряслось у директрисы? – спросил он.
– Она окончила мой испытательный срок и предложила мне контракт на два года!
– Мэдисон! Это же фантастика! – он обнял меня за талию и с радостным воплем крутанул в воздухе.
Я хохотала, когда он поставил меня на ноги. Струнный квартет начал медленно играть мелодию «Я вернусь к Рождеству» [7], и Тайлер, не размыкая объятий, промолвил:
– Похоже, это наша неделя, а? Мы с тобой оба получили повышения!
Как-то случайно наши губы встретились; мы неподвижно стояли посреди школьного спортзала, и он крепко обнимал меня… Да, ничто пока еще не омрачало мое счастье. И я была готова согласиться с ним:
– Это так!
Он кивнул музыкантам квартета.
– Кажется, ты все еще должна мне танец. Разрешено же у вас новоиспеченным учителям танцевать?
– Это когда как. А соседок по комнате разрешено приглашать?
– Конечно, да.
Мы долгое время плавно покачивались в такт музыке. Я чувствовала, что на меня косятся почти все, кто был в зале: мероприятие еще не началось, и мы были единственными, кто вдруг надумал потанцевать. Но мне не было дела до чужих глаз. Может быть, и хорошо, что он решил станцевать со мной здесь, на публике, а не в уединении нашей квартиры, где я (кто знает?) могла бы решиться на что-нибудь неподобающее, например признаться в своей бессмертной любви и зацеловать его.
Я проникалась музыкой, пыталась унять бешеный бой сердца и холодок, щекотавший кожу. Я думала о тексте песни и о том, что это Рождество я точно встречу не дома.
Но, может, так и должно быть? Может, я уже нашла себе новый дом?
Спустя несколько дней мы отправились ужинать в турецкий ресторан. Семестр в школе подошел к концу, наступали зимние каникулы. До Рождества оставалось всего несколько дней. Мы хотели обсудить наши планы на отпуск, но вдруг обнаружили, что ни у него, ни у меня их толком и нет. По признанию Тайлера, его мать даже не пригласила его домой на Рождество. Я рассказала ему, что у меня похожая ситуация.
Официант принес счет, и Тайлер, вопреки моим протестам, оплатил мою часть. Хотя, по правде, не так уж сильно я и протестовала. Протянув официантке свою кредитную карточку, он сказал:
– Итак, насчет планов – я предлагаю хорошенько оттянуться в эти дни: есть только вредную пищу и смотреть все подряд реалити-шоу. Ну а затем, когда отпуск закончится, мы вернемся к культурной жизни. Что ты на это скажешь?
– Я однозначно за.
Он по-приятельски хлопнул меня по плечу. В этом было что-то унизительное: в конце концов, я-то ведь считала его больше чем приятелем.
Когда мы вернулись вечером к нему домой, Пиджин не встретила нас в прихожей, и это было совсем не похоже на нее.
– Ты это слышишь? – спросила я. До нас доносилось какое-то жалобное подвывание.
Тайлер кивнул, и мы пошли на звуки. Пиджин лежала, скорчившись, в ванной. Тайлер позвал ее, но она не откликнулась. Даже не подняла голову.
Переглянувшись, мы оба бросились к ней и присели возле нее на корточки.
– В чем дело, девочка? – спросил Тайлер, приглядываясь к Пиджин. Когда он положил руку ей на спину, она громко взвизгнула.
Ее глаза были полны страха и отчаяния. Я никогда не видела Пиджин в таком состоянии, и Тайлер тоже.
– Нам надо отвезти ее в ветеринарную клинику, – сказал он. – Ты можешь вести машину?
Я кивнула. Он с величайшей осторожностью просунул руки под живот Пиджин и поднял ее. Она снова взвизгнула, но никак иначе помочь ей мы не могли. Я пыталась успокоить ее, но она хныкала и скулила все громче. Подбежав к машине, я открыла пассажирскую дверь, чтобы Тайлер мог сесть и держать на коленях Пиджин по дороге в больницу.
Тайлер показал мне путь до клиники, и я высадила его с Пиджин перед входом, чтобы не тратить время в поисках парковки. Припарковав машину, я бросилась в больницу, моля Бога, чтобы все закончилось хорошо. Я не знала, как Тайлер отреагирует, если с Пиджин что-то случится.
Я не знала, как отреагирую я.
Я нашла Тайлера и Пиджин в одном из смотровых кабинетов. Она лежала на хирургическом столе, все еще хныча и дрожа. Он пытался успокоить ее, но не гладил, потому что любые прикосновения причиняли ей жуткую боль.
В кабинет вошла медсестра и спросила, что случилось. Мы стали, перебивая друг друга, описывать состояние и поведение Пиджин, когда мы нашли ее в ванной. Медсестра выслушала нас, кивнула. Она нежно коснулась спины Пиджин, чем вызвала новый отчаянный визг.
– Подождите, я схожу за доктором.
Она вернулась через пару минут, приведя с собой ветеринара.
Он начал осматривать Пиджин и остановился, когда она вновь завизжала.
– У нее острые боли, – сказал
