в стену спиной, надеясь, что чудовище пробежит мимо, как уже было однажды. И пробежало, роняя с губ хлопья пены. Глаза у него были слепые, точнее — глаз не было вовсе, третий видел два пятна красной, как бы воспаленной, кожи на их месте. «Тому, кто ходит в темноте, не нужны глаза», — подумал он, роняя из рук лампу. Масло растеклось под ногами, но не вспыхнуло. Масла натекла большая лужа, и это было не масло. Это кровь, понял третий, медленно опускаясь на пол. Лабардан все-таки задел его шею своим рогом.
«Смерти нет, — услышал третий чей-то голос, очень знакомый, но неизвестно кому принадлежащий. — Смерти нет, поднимайся».
Третий стоял у стены, а лабардан, развернувшись в конце коридора, бежал на него. В левой руке третьего была лампа, а в правой нож — тот самый, который был оставлен в нише под надписью «АРАБ», но теперь он снова был у третьего. Третий мог поднырнуть под выставленные вперед рога и достать ножом человеческую плоть чудовища — место, где должно биться сердце. Иногда это почти удавалось третьему, но все равно лабардан пробегал мимо, оставляя его лежать в луже крови.
«Смерти нет, поднимайся», — говорил неизвестно чей голос раз за разом, пока, наконец, не сказал другое:
«Поднимайся и помни, у тебя осталась только одна жизнь».
Лабардан приближался. Третий метнул нож ему навстречу. Вытянутая вперед верблюжья морда закрывала мягкое горло, и третий целил ниже. Нож ударился о ребро и отскочил. Лабардан остановился и плюнул третьему в лицо тягучей верблюжьей слюной. Третий проснулся.
Эф третий проснулся. Человек Ю, в женской сущности которого в эту, условно говоря, ночь он снова смог убедиться, тоже не спал. Сидел на полу, скрестив ноги.
— Ты кричал во сне, — сказал человек.
— Снился кошмар, — сказал третий. — А у тебя бывают кошмары?
Человек кивнул.
— Я имею в виду не всякие кошмары, — уточнил третий.
— Бывают, — сказал человек.
— Такие, где за тобой гонится лабардан с рогами?
— Бывают, я же сказал, — сказал человек.
— Мне кажется, что если кто-нибудь сейчас пройдется по дальним коридорам, он сможет там где-нибудь увидеть мой труп.
— Игра, значит, была не в твою пользу.
— Дюжина раз и все не в мою. Нож у меня короткий, а я его еще и оставил в нише.
— Я думал, что у тебя с ножом должно получиться лучше, чем у меня. Даже и во сне.
— Так ты, значит, тоже? — удивился третий и с подозрением добавил: — Скажи, в том твоем кошмаре ты был — ты была одна?
— В каком кошмаре? Снов снится много, и говорят, что не все сны мы помним, когда просыпаемся.
— Не уходи от ответа, я хочу знать, было ли там рядом с тобой это второе Му?
— Было, не было — какая разница. Каждому варианту есть место.
— Я разбил бы все варианты, будь моя воля. — Третий скрипнул зубами и взял чашку, которая стояла у изголовья кровати. Он уже размахнулся, чтоб разбить чашку об стену, но задержал руку.
«Интересно, — подумал он, — сколько раз до сих пор я разбивал эту чашку?»
Это была красивая чашка с синим ободком по краю и узором из рыб и грибов.
— Надо бы мне забрать свой нож, если он еще там, — сказал Эф третий, и человек Ю согласился.
Ниша была на месте, и нож тоже. Его лезвие даже стало длиннее за прошедшее время.
Третий протянул за ножом руку, но человек остановил его.
— Подожди, по сравнению с рогом лабардана он все равно слишком короткий.
Что ж, если здесь на кого-то надо точить нож, то только на лабардана.
— Тогда навернем пару кругов и посмотрим, — сказал третий.
Двое пошли по первому, главному кругу. Его коридоры переходили из света в тень и обратно. Стены были покрыты глянцевой плиткой и разнообразно украшены — мозаики, узорные накладные решетки, ковры, картины в рамах. На перекрестках время от времени встречалась статуя со светильником в руке, или фонтан, или искусственная пальма. Дверей по сторонам коридоров было больше, чем в прошлый раз. Двое открывали двери. Комнаты за ними были светлые и убранные. В каждой стоял диван, большой или маленький. Приходила мысль, что зачем столько диванов, если не предвидится появления людей, которые могли бы на них разлечься. Но если уж возникла на поляне возможностей некая идея дивана, или стеклянного шара с рыбой внутри, то размножить первоначальный образец до любого числа, наверное, уже не вопрос.
Проголодавшись, они вошли в комнату, из которой вкусно пахло едой. В комнате всё было знакомо: фонтан, зеркало, стеклянный шар с рыбой, но комната была другая. Из шкафчика в стене третий достал блюдо с жареным мясом и овощами. Кувшин вина уже стоял на столе.
Ели молча, а когда оторвались от блюда, третий еще раз наведался в шкафчик.
Принес две больших чашки кофе и сладкий пирог.
Из ящика на стене вдруг заиграла музыка.
— Никогда не ел ничего вкуснее, — сказал третий.
— Слава лабардану, — улыбнулся человек Ю.
— Но становится не по себе, если представить, что все это роскошество, которого день ото дня все больше, может быть, уравновешивается чем-то равноценно ужасным, о чем мы только начинаем догадываться, — сказал третий.
Когда они вернулись к тому месту, из которого вышли, они увидели то, что и ожидали, — лезвие ножа стало еще длиннее.
Есть зеркала, и есть — зеркала.
Собственно, существует только два типа зеркал: зеркало-окно и зеркало-дверь.
Первые отражают участок мира — тот, который расположен прямо перед ними, или другой, находящийся в неопределенном отдалении. Среди них встречаются такие, которые могут показывать картины прошлого или будущего, или даже картины других миров, недоступных обычному зрению.
Вторые кроме того позволяют при определенных обстоятельствах войти в себя и оказаться по ту сторону стекла — с непредсказуемыми, чаще всего, последствиями.
Следует отличать настоящее зеркало от притворяющегося зеркалом предмета — будь то серебряный поднос с дном, отполированным до блеска, или кусок стекла, покрытый с обратной стороны амальгамой и вставленный в раму.
В зеркале не отражались ни фонтан, ни стеклянный шар
