Метрдотель перехватил прямо на входе и, почему-то обращаясь к семнадцатилетнему парню исключительно Роман Александрович, провёл через полный зал и усадил за лучший и единственно свободный столик, прямо у небольшой сцены. Надо ли говорить, что их сопровождало множество удивлённых взглядов.
Цыган не было, а была скрипка. Причём скрипка виртуозная, скрипка феноменальная. Скрипка металась раненым зверем в худых руках седенького тщедушного маэстро, издавая невероятной силы и чистоты звук. Она окончила музыкальную школу по классу фортепьяно и была потрясена небывалым исполнением. Ромка совершенно не разбирался в музыке, но и он был заворожён пронзительным, проникающим прямо в душу звучанием, даже забыв поблагодарить важного метрдотеля. Впрочем, тот не обиделся. Вчера этот юнец появился здесь по рекомендации его уважаемого коллеги и отвалил всем таких чаевых, что они готовы были встречать его в любое время и в любом виде. Видя привычную реакцию на необыкновенное исполнение, он нагнулся к уху занявшего своё место клиента и прошептал с гадливой улыбочкой:
– Маэстро! Величина! Знаменитость! Был. Спился…
Ромка рассеянно кивнул, но информация отложилась.
Дальше был церемонный обед. Поначалу она чувствовала себя чрезвычайно скованно. Он же был на удивление спокоен и раскован. Они будто поменялись местами – обычно он смущался в её присутствии, несмотря на то что их отношения продолжались уже какое-то время и они даже целовались. Её неуверенность ещё усилилась, когда важный официант принёс пузатую бутылку шампанского. Она хотела категорически отказаться, но было очень неловко сказать об этом усатому дядьке, годившемуся ей в отцы, когда он, шумно сопя, открывал бутылку, а потом старательно наполнял её бокал.
Затем Ромка как ни в чём не бывало поднял свой и, дрожа длиннющими ресницами и глядя ей прямо в глаза, негромко произнёс:
– За тебя. За твой праздник. Я хочу, чтобы он был с тобой всегда, а не только раз в году!
Они чокнулись, продолжая глядеть в глаза друг другу, и она машинально отпила прохладный, терпко-шипучий напиток. Ничего страшного не произошло. Всё было очень вкусно, шампанское приятно оттеняло вкус замечательных закусок. Напряжение постепенно отпускало, и вообще обед протекал замечательно. Кто же он, чёрт возьми, этот её парень? И как получилось, что он стал её парнем? Такой скромный, застенчивый, неискушённый в столичной жизни и в то же время такой дерзкий, уверенный в себе, по-хозяйски распоряжающийся этой самой московской жизнью.
Они знакомы три месяца, месяц встречаются, а кажется, что она ничего о нём не знает. Нет, знает всё, всю короткую биографию – как рос, какие книги читал, любимые стихи и любимых поэтов. Они много времени проговорили. Порой он кажется очень понятным и открытым – дурашливым ровесником, с похожими желаниями и заботами, но иногда словно щёлкает тумблер – и… Нет, он не закрывается, лишь во взгляде появляется какая-то твёрдость, что ли, и он будто переносится мысленно в другой, непонятный мир, где он тоже свой, а ей пока нет места. Интуитивно она чувствует, что это мир взрослых поступков и решений. Он пугает и завораживает. А сейчас они вместе оказались в этом мире. И здесь прикольно. А что, она тоже взрослая. Уже студентка, уже сдала первую сессию и уже побывала за границей. И нет ничего страшного в этих ресторанах. Наоборот, просто замечательно. И у неё взрослый парень – просто красавчик, с ним нестрашно и здорово.
Как-то незаметно обед подошёл к концу – уже и десерт позади. Она вроде наелась, но хочется какого-то продолжения. Они вышли на улицу, провожаемые восклицаниями, что их ждут здесь снова и снова. Конечно, они обязательно вернутся, ведь было так хорошо. Прямо перед входом оказалось такси, горел оранжевый огонёк, означающий, что оно занято, но Ромка уверенно подошёл, открыл заднюю дверь и предложил ей садиться, ни о чём не спрашивая таксиста. Это было удивительно. Впрочем, сегодня было много удивительного – наверное, день такой – Восьмое марта! Она села, он – рядом и взял её руку в свою. Машина тронулась. Было ещё светло, и мимо проносились улицы в круговерти хмельной весны. Голова приятно кружилась, и она остро почувствовала, что не хочет домой, не хочет, чтобы всё вот так закончилось и она не узнала настоящего чудесного завершения этого волшебного дня.
– А куда мы едем?
– Домой. В смысле, к тебе домой. Ну, то есть я тебя провожаю. Ты же говорила, что у тебя мало времени, разве нет?
– Я не хочу домой. Давай погуляем. А лучше покажи мне свою общагу. Как ты живёшь. Я никогда не была в общаге. А ведь в МГУ тоже есть общежитие, у нас в группе есть ребята, которые живут в общежитии. Вот здорово, наверное, сам себе голова, и никаких родителей. Ни перед кем отчитываться не надо – во сколько пришёл, что поел, сделал ли уроки.
Ромка с удивлением посмотрел на неё. Он давно жил в таком режиме и уже не задумывался, хорошо это или нет, – просто данность, и что в этом здоровского по сравнению с жизнью дома? Где пришёл – мама накормила, тепло, уютно, всё своё, родное. Странно, дом есть дом, и как общага может быть лучше?
– Вряд ли тебе понравится.
– А я всё равно хочу, – и капризно надула губки.
– Хорошо, хорошо! – сказал он поспешно, в душе надеясь, что в комнате не окажется какой-нибудь полураздетой Олеговой подружки. Впрочем, в этом случае их туда просто не пустят. И что Катя подумает?
– Валера, давай ко мне, – попросил он своего уже постоянного водителя-помощника. Что тоже выглядело немного странно, потому что Валера, тридцатилетний вальяжный таксист, гораздо больше походил на хозяина жизни, нежели на помощника.
И приехали. И поднялись. И даже без приключений, если не считать удивлённых взглядов девчонок, что оказались в коридоре в тот момент, дошли до его комнаты, которая, к счастью, оказалась свободна.
– А почему здесь одни девочки и такие симпатичные? Мальчиков что, совсем нет?
– Потому что продавец – преимущественно женская профессия, – философски ответил он запомнившейся фразой, которой когда-то напутствовала его начальник отдела кадров, отправляя в этот самый заповедник фемин. Помнится, он тоже тогда, мягко говоря, удивился. – Но не только девочки. Вот смотри, я, например, живу с парнем. Его зовут Олег, – сказал он, обводя рукой комнату, и в ту же секунду у него похолодело в груди – на спинке кровати невинно висел чей-то лифчик размера этак пятого.
Он стремительно рванулся вперёд, загораживая ей обзор спиной, и, сорвав с себя куртку, набросил её на ни в чём не повинный, но
